Огненный крест - Н. Денисов

Дальнейшее – как у всех бывших мальчиков-кадет. Некоторые, кто оказался в советской зоне оккупации, «загремели» в гулаговские лагеря. Большинство же стремились в американскую или английскую зоны. Отсюда – уже известные читателю пути в страны «русского рассеянья». Домерщиков прибыл в Венесуэлу вместе с молодой женой Марией Александровной Хитрово, представительницей уже известного читателю старинного дворянского русского рода. Постепенно в Каракасе собралась вся многочисленная родня Домерщиковых.

...Неумолим жизненный рок, о котором говорил Николай Николаевич, и десятки других кадетских поэтов понимали эту неизбежность. Да, как писала об этом Нонна Белавина: «Придет пора и оборвется нить... Смирись, душа, и не моли о чуде. Умей лишь лучше каждый миг ценить, Умей дышать глубоко полной грудью...»

Дни нашей жизни

Гаснет луч, жизнь катится к закату,Зенит давно остался позади,И больно, больно чувствовать утратуПрошедших лет, прошедшего пути.

Встречаешь тех, с кем юность протекала,Припомнишь дни без горя, без забот,И кажется, что шутку жизнь сыграла,И что еще возможен поворот.

Но тщетно всё! Дорога вьется в гору.Прошедший путь и время не вернуть.Вот впереди уже открылся взоруПоследний перевал, где оборвётся путь.

* * *

Если бы Ты, Всесильный Боже,Желаньем свыше указал,Чтобы никто на смертном ложеПро жизнь свою не вспоминал.

В последний час земного света,Переселяясь в мир иной,Зачем страдать, ища ответа:Что было сделано тобой?

Зло сделанное – не поправишь,Добро – не надо награждать,А память по себе ль оставишь,В предсмертный час – неважно знать.

Первую подборку стихотворений Владимира Петрушевского я опубликовал в № 9 «Тюмени литературной» в декабре 1991 года, возвратясь из поездки в Венесуэлу. В аннотации к стихам было сказано о том, что Владимир Петрушевский был офицером Царской армии, потом воевал с большевиками в Белой армии. После крушения Белого движения попал сначала в Китай, потом на Яву, затем поселился в Австралии...

В кадетском кругу В.А. Петрушевский «последний из могикан», поскольку в 90-х годах он, живя далеко от Америк и Европ, в австралийском Сиднее, был самым старейшим из кадет, окончившим еще в 1908 году Сибирский графа Муравьёва-Амурского кадетский корпус в Хабаровске.

В ответ на запрос моих друзей-кадет, русских венесуэльцев, вице-унтер-офицер 4-го выпуска, сибиряк Петрушевский прислал подробные, очень живые и трогательные воспоминания о тех своих далеких детских годах, об учебе в корпусе.

Привожу отдельные фрагменты этих воспоминаний.

«...В Хабаровске, военно-административном центре Приамурского края, к началу 20-го века, кроме кадетского корпуса, была женская гимназия, реальное училище – наш «враг», железнодорожное – наш «союзник» (вероятно, потому, что им заведовал офицер), городское училище – «союзник» реалистов. Конечно, мы, кадеты, хотели быть «первыми» и разделение на «врагов» и «союзников» приводило к довольно частым «битвам»...

Нас любили командующие войсками Приамурского Военного округа генерал от инфантерии Гродеков и «папаша» Линевич. Они делали корпусу подарки. Например, «китайские змейки». «Змейки» были громадной величины, при ветре их мог удержать только кто-нибудь из старших, но не малышня начальных классов.

Сибирь есть Сибирь. Потому зимой мы носили меховые папахи «наша гордость». Остальное обмундирование было, как у всех. И при морозах, а они доходили до сорока градусов (по Реомюру), бегать приходилось рысью, все время оттирать уши, щеки, нос. Обуваясь, поверх носок мы оборачивали ноги газетной бумагой, смазывали перед обуванием жиром.

Проказничанья, игр, порой очень жестких, было у нас, как и у всякой малышни, множество...

Кажется, в 1903 году (возможно, в 1904-м) мы перешли в новое «громадное» здание корпуса. Тогда, вернувшись с каникул (в здании корпуса шла еще приборка после строителей), мы вместо занятий совершили на речном колесном пароходе «прогулку» в Новониколаевск-на-Амуре. Весь личный состав корпуса, а это 180-200 воспитанников во главе с воспитателями и директором, участвовал в плавании. Дошли до устья Амура. Он здесь шириной до 35 верст. Любовались природой. Смотрели, как рыбаки ловят рыбу, как коптят её в коптильнях. Накушавшись балыков, вернулись в Хабаровск...

Корпусной наш праздник, 11 октября, отмечался богослужением, обедом, на котором «кормили фазанами». Их в окрестностях было множество, заготавливались они связками, стоили дешевле курицы: местные женщины продавали фазанов по 20-25 копеек за штуку, уже зажаренными.

Когда я учился в третьем классе, 27 января 1904 года громом поразило известие – японцы напали на Порт-Артур. Вскоре мы узнали о героическом бое «Варяга» и «Корейца». Многие из нас, в том числе и я, собирались бежать на войну, где были наши отцы офицеры. В апреле 1905 года я списался с отцом, который был в рядах Уссурийского Казачьего полка, он обещал мне достать разрешение, чтоб проехать в Действующую армию. Такое разрешение пришло от генерала Благовещенского, которое позволяло мне «свидание с отцом». В мае я поехал в Харбин, явился к коменданту. Потом начальник станции указал мне место в теплушке поезда, идущего на фронт. Солдаты в вагоне меня спрашивали: «А какой же ты, мальчонка, части будешь?» Я отвечал: «Хабаровского корпуса!» Солдаты с иронией кивали друг другу: «Ишь ты! Новый корпус подошел на позиции!»

В полку меня назначили ординарцем при штабе, предложили жить с офицерами, но я напросился жить вместе со штаб-трубачом. Настроение у казаков на войну было хорошее, но они говорили, что в тылу ведется сильная пропаганда против войны. Вот и это, думаю, помешало нам победить японцев.

Полк был в резерве. И, находясь среди простых казаков, я узнал, что они у офицеров ценят и любят: справедливость, храбрость и заботу о подчиненных...

Уезжая из полка в конце июля, я жалел, что не застрелил ни одного японца. Но командир полка полковник Абадзиев сказал мне при офицерах: «Ну вот кончится война, получишь медаль на память!» На это я ответил: «Когда я буду большой, господин полковник, то буду лучше воевать. А медали пока не надо». Офицеры дружно рассмеялись...

В период революционного брожения, которое породило царский манифест от 17-го октября 1905 года, в период «первых свобод» в корпус однажды пришло письмо с приглашением присоединиться к какой-нибудь революционной группе. Мы были возмущены: нас, будущих воинов, верных сынов Царя и Отечества, приглашают в свою компанию какие-то вольнодумцы! Но, нарисовав на листке кукиш, послали ответ на до востребования, как значилось на пришедшем к нам конверте. Рассказали отделенному воспитателю, а тот предупредил полицию.

За ответом на почту пришла девочка из приготовительного класса гимназии. Её задержали, вызвали в полицию отца. Девчушке пришлось рассказать, что поручение ей дала гимназистка пятого класса, интернатка (дочь пастора). Перепуганный отец малышки, скромный чиновник, попросил здесь же, в полиции, выпороть дочь. Пятиклассницу же не наказали, отговорилась тем, что, мол, это «всего лишь шутка». Но кадеты наши её достойно наказали объявили бойкот, больше она в стенах корпуса, как другие гимназистки, не появлялась...

В эти годы (1904–1906) у меня вдруг появилось желание написать в стихах свою корпусную «Звериаду», каковые традиционно существовали во всех кадетских корпусах России. (А потом и за границей.) К окончанию корпуса у меня было уже сочинено 120 куплетов, но молодежь последующих выпусков потом меня уверяла, что в Хабаровской «Звериаде», хранящейся в Америке, якобы до 600 куплетов. Помню, во всяком случае, то, что сочинял я, было «цензурно», и это можно было прочитать при дамах.

При посещении корпуса в 1911 году, когда я молодым хорунжим возник перед кадетами, они с гордостью показали мне сочиненную мной «Звериаду». Под серебряным переплетом, на первой странице значилось, что «родоначальник этой «Звериады» вице-унтер-офицер 4-го выпуска Владимир Петрушевский», чем я был польщен. А кадеты попросили меня расписаться на первой странице, что молодой хорунжий и сделал.

Во время революции эту книгу кадеты утопили в Амуре...

Вспоминаются балы в корпусе, когда было много гостей: генералов, офицеров с женами, бывших воспитанников, юных гимназисток. Корпус украшался коврами из офицерских квартир, цветами, даже пальмами, привозимыми откуда-то. Играл оркестр одного из стрелковых полков, расквартированный в Хабаровске.