Август Хромер - Сергей Жилин

Каждые пять лет эта странная, на мой взгляд, традиция повторяется и повторяется. Для кого-то она является реально полезным делом, настоящей возможностью повлиять на дела в стране, изменить что-то к лучшему… Я же вижу в этой предвыборной возне лишь очередное мероприятие по стягиванию голосов, причём, это выгодно и тем, кто намеревается остаться и тем, кто жаждет пробиться в Парламент. Показать себя во всей красе рядом с конкурентами и на глазах у большого числа людей – это мощно.

Но лучше бы они с этим бредом завязали: Башенный мост вечно оказывается перекрыт, и экипажам приходится искать соседние переправы, которые, как очевидно, находятся неблизко.

Дальше в газете я натолкнулся на сущий бред, вроде забастовки лесорубов на западе страны. Также газетёнка освещает события крупного благотворительного вечера в Дементе. Одним словом, читать дальше просто нечего.

Сложив обратно желтоватую прессу, я предался ленивому ничегонеделанию. Истериан решил, что в тишине оно будет не так приятно:

– Так что будем делать с расследованием?

– Салли чётко сказала, чтобы мы без неё ничего не творили, – лениво повторил я слова детектива, – Сказала сидеть и изучать разные документы, если захочется.

– Ооо, увольте! – категорично отмахнулся полукровка, – Пусть этим занимаются сантибы, а нам скажут лишь самое главное…

– Так много нужно изучать?

Глаза моего друга просто округлились от мыслей о макулатуре, связанной с делом:

– Это же сотни отчётов с мест преступления, записи сотен допросов, десятки досье на каждого арестанта, каждого подозреваемого, сопутствующие документы по бутафории, стилю, почерку сектантов, десятки записей экзорцистов по аронакесам, сотни архивов по схожим делам! – Истериан устал от одного только перечисления, – Когда нет зацепок, сантибы хватаются за всё, но полезной информации из всей этой горы документов – чуть…

– Но ты часть из них читал?

– Да, отчёт по обыску квартиры Гроула, например…

– Что-нибудь нашли? – спросил я, повернув голову к камину.

Истериан презрительно скривил лицо, выдавая стоящую оценку качеству обыска.

– Обыск проводили восемь лет назад, – вспоминал он текст документа – В однокомнатной квартире нашли только стол и стул. Больше ничего.

– Скромно он живёт…

Истериан согласно кивнул.

– Так чем тогда займёмся сегодня? – не способный спокойно усидеть на одном месте вертится на диване Истериан.

Я, в общем-то, уже определился, чем убью время до полудня. А вот друга взять не могу.

– Отдохни сегодня, – глухо посоветовал я, – Сходи в бар к друзьям.

– У меня там не друзья, а знакомые, – звонко усмехнулся полукровка, откинувшись на спинку, – А я могу взять Дикобраза, чтоб похвастаться?

Вот ведь… он притворяется или на самом деле такой кретин?

– Нет, – не терпящим возражения тоном отсёк я просьбу друга.

– А когда ты уйдёшь, я его всё равно тайком стяну! – шутливо пригрозился Истер.

– Дикобраз в сейфе.

– Я сломаю дверцу!

– На дверце руны, – невзначай проронил я, чем сильно опечалил товарища. Да, он силён почти так же, как и я, и способен разворотить металлический ящичек, но усиленную рунами сталь… пожалуй, паровая пушка не возьмёт.

– Я отгадаю пароль! – нашёлся никогда не унывающий, но жутко упёртый Истер.

Я уже так давно свыкся со многими его причудами, что возводить очи к небу и бессильно мычать от нечеловеческого раздражения я перестал около года назад. Да, он по-прежнему продолжает нередко меня злить, но иммунитет к его безумству крепнет с каждым днём.

Так что, будучи уверенным, что у полукровки ничего не выйдет, я безэмоционально ответил:

– Бог в помощь.

К десяти уже добрался до площади Мятежа и присмотрел место на скамейке в её центре. Настало время вглядываться в нечёткие силуэты людей, бродящих по туману. Народу довольно мало, что самым прямым образом связано с неказистой погодой и случаями вчера ночью. Сейчас люди не прогуливаются даже, а спешно двигаются по своим делам, подозрительно огибая друг друга.

Падшему Падре удалось раздобыть самое эффективное оружие в этой маленькой, необъявленной войне – страх и ужас. Внушив их людям, он теперь на коне…

Дав людям панику и страх, он отобрал у них волю.

На этой площади я был всего один раз, да и то пробежал тогда, не заметив, о чём только сейчас начал немного жалеть, потому как площадь Мятежа оказалась на удивление красивой.

В отличии от всех прочих плоских, как ледовая корочка на луже, площадей эта каскадами понижается к центру. Каждый такой каскад отделяется высоким бордюром с пустыми горшками, цветы в которых давно завяли из-за приближения зимы, и множество лестниц соединяют разные уровни через каждые десять ярдов. Каждый каскад в ширину не более пятидесяти пяти ярдов, а самих каскадов ровно семь, угловатой воронкой спускающихся к просторной площадке в центре. Я как раз нахожусь в самом нижней части площади, где сижу на массивной светло-коричневой лавочке между двумя витыми спиралью газовыми фонарями.

Далеко впереди в вышине торчит тонюсенький шпиль часовой башни, расположенной на посольстве Гурсии [33]. Тёмно-серое строение устремляется в небо, красуясь с высоты ярко-красной новенькой черепицей. Куда уж тут нашим домам, на которых черепица не только выцвела, но и чуть ли не гнить начала. Мох-то уж точно где-то да растёт. Сколько показывают в густом молочном тумане стрелки часов, разглядеть решительно невозможно.

На помощь приходят мои собственные карманные часы. Толстые серебряные стрелки указывают со всей ответственностью на десять часов, четыре минуты и двадцать три, двадцать четыре, двадцать пять секунд. Кто бы меня ни позвал на встречу, опаздывает он пока незначительно. Настоятель Франц говорил когда-то, что у пунктуального человека всегда есть право опоздать на семь минут и сорок секунд. Откуда вдруг такая цифра, понять не могу, а спросить у Франца в своё время не успел.

Наверно, хитрец просто слукавил и назвал своё самое сильное опоздание. Что ж, если это так, то настоятель сразу становится в моих глазах одним из самых пунктуальных людей. За почти три с половиной сотни лет жизни опоздать самое большее на немногим меньше, чем восемь минут – это достойный показатель.

Из тумана выплыла стройная дама, которая с настороженным любопытством окинула меня взглядом и процокала каблучками в неизвестном направлении. Кем бы она ни была, но явно ей нужен был не я.

Я, кстати, только добравшись до площади понял, что не имею никакого понятия, как мне вычислить из десятков людей именно того, кто мне нужен, где он может меня дожидаться, знает ли он меня в лицо.

Остаётся самое банальное: сидеть в центре и ждать, пока ждущий встречи со мной параноик сам меня найдёт. Не очень эффективно, но это не моя проблема, что господин оказался таким непредусмотрительным. Пусть побегает по уровням, позаглядывает в лица прохожим…

Я откровенно мёрзну, дожидаясь столь безразличной мне встречи. Простудиться-то я, конечно, не могу, но стучать зубами и тереть в попытке согреться ладони от этого не становится приятнее. Из всех неудобств, терпимых людьми, иоаннитам осталась чувствительность к температурам. Лучше бы нам приходилось возиться с отрастающими ногтями, чем мучиться от холода и жары.

Придираюсь я к судьбе, в которую ещё и не верю.

Под ногами внезапно появилось немало воробьёв и воронов, ждущих от меня угощения. Смекалистые птицы знают, что на этой площади их ждёт всеобщая любовь и вкусные хлебные крошки. Именно здесь, на площади Мятежа, праздные гуляки любят просто посидеть бесцельно и пошвырять хлеба пернатым. Место со временем стало весьма популярным для птиц. Право слово, их просто тучи.

К птицам я вообще никак не отношусь, я их просто не замечаю большую часть времени.

Ещё один торопыга пошёл, вроде бы, прямо на меня, но в последнее мгновение свернул и двинулся в совершенно ином направлении. Снова не ко мне. А может, наоборот, узнал и испугался: стараниями некоторых, на меня стали косо смотреть.

Закончились уже давно и положенные по негласному этикету семь минут и сорок секунд, а моего неизвестного собеседника всё нет и нет. Думаю, ради него или неё (случаи, когда я путал пол пишущего уже бывали) я долго мёрзнуть не буду. Жду самое большое до двадцати минут одиннадцатого и иду отогреваться мерзким кофе здесь на углу. Раз некто знает мой адрес и умеет писать, то напишет ещё, коли так нуждается во встрече.

Очередной раз оглядывая окружающее пространство, я, от нечего делать, остановился взглядом на крупной статуе мятежникам. На гигантском каменном постаменте стоит на груде бронзовых оков бравый мужчина с глуповатым, но донельзя гордым выражением лица и огромным стягом нашего государства. Свободная левая лежит на сердце, словно тот даёт клятву. Распахнутый камзол рьяного борца за справедливость развевается на несуществующем ветру, который ещё и всклокочил статуе волосы. Правая нога бронзового гиганта оказалась без сапога, а её хищным захватом обвило кольцо кандалов, но цепь перебита древком стяга. Развевающееся не так сильно, как волосы и камзол, тёмная бронзовая тряпица не может передать цветов и рисунка флага Альбиона, поэтому скажу, что он выглядит следующим образом: на красном фоне выделяется синий крест с белыми краями.