Торжество на час - Маргарет Барнс

А затем гости отправились спать. Маргарэт из соображений приличия не предложила Анне переночевать с ней в одной комнате. Арабелла помогла ей раздеться, причесала ее длинные волосы и тоже ушла к себе.

Оставшись одна, Анна осмотрела выделенную ей спальню и убедилась, что в ней была одна дверь. Спальня представляла собой круглую комнату, построенную в неприступной башне, возведенной в старые времена. Анна медленно обошла вдоль круглых грубых каменных стен, тщательно прощупала их поверхность под недавно повешенными гобеленами, но потайного хода не обнаружила: в комнате действительно была только одна дверь, через которую только что, прыская от смеха, вышла эта негодница Арабелла; окно тоже было одно, оно выходило на скалы и пенящееся море.

До слуха ее донеслись удары волн, и Анна прикрыла старинные деревянные ставни, чтобы лучше слышать, что творится за дверью. Но дверь она не стала закрывать на засов.

Анна подошла к кровати, чтобы получше рассмотреть ее. На высокой железной подставке стояла одна свечка, и в полумраке комнаты на фоне черной рубашки отчетливо выделялась молочная белизна ее тела, такого желанного для любого мужчины.

Через некоторое время, как она и предполагала, тихо открылась дверь и появился Генрих Тюдор. На какое-то мгновение он задержался у двери, дыхание его было частым, Анна с облегчением заметила, что он задвинул засов.

Генрих выглядел элегантным и помолодевшим, совсем как бывало на теннисном корте. На нем были темные бархатные панталоны, ворот шелковой рубашки небрежно расстегнут. Новая стрижка на французский манер очень шла ему, выгодно подчеркивая его медно-огненные волосы.

Он подошел к Анне, не торопясь оглядел ее всю: с ореола, который отбрасывало пламя свечи вокруг ее темных волос, до белизны ее обнаженных изящных ножек. Теперь его взгляд не имел ничего общего с тем первым похотливым взглядом, которым он одарил ее в Хевере.

— Ты самая желанная женщина на земле, — с хрипотцой в голосе проговорил он.

Генрих снял черную ночную рубашку с ее белых плеч и бросил на кресло у камина.

Анна не сопротивлялась, стояла неподвижно, окутанная черными волосами, словно плащом, совсем как много лет назад, когда узнала, что пришла ее пора ехать ко двору. Даже тогда она сознавала, что обнаженной выглядит гораздо красивее, чем в какой-либо украшенной драгоценностями одежде. Но на этот раз она не ловила стыдливо свое отражение в простеньком зеркальце, она видела его в сиянии глаз своего царственного возлюбленного.

— Я как любая деревенская плутовка околдована чарами чужого города и силой незнакомого мужчины! — мягко уклонялась она, цепляясь за остатки изысканных манер.

Но было уже поздно — она безвозвратно находилась в объятиях Генриха.

— Едва ли незнакомый! — рассмеялся он, заставляя ее замолчать жадным жарким поцелуем.

Он знал еще тогда, когда ласкал ее, сидя на лошади: она будет принадлежать ему. И сейчас, к великой радости, почувствовал, как в ответ на его страсть нарастает ее так долго и тщательно подавляемое желание. Она протянула навстречу ему белые руки, ее теплые, чуть раскосые глаза манили и обещали блаженство.

В эту минуту наконец она поняла, что ее оставил в покое призрачный любовник: она была одна с Генрихом на этой старой королевской кровати в Кале.

Анна всегда верила и ждала одного единственного человека. Она ожесточила душу, когда мстила за него. И теперь, когда тот, которого она знала, исчез, вместе с ним исчезли и преграды, не позволявшие ей отдаваться наслаждениям.

Рим и Англия оказались простыми понятиями, существовавшими в другом мире. Амбиции, холодный расчет, предостережения Мэри — все растаяло в горячем потоке ее крови. Не сдерживая себя, отбросив всякий благоговейный страх, Анна в эту ночь в Кале отдала себя полностью и безраздельно, и не потому, что ее любовником был король, а потому, что это был Генрих Тюдор — мужественный, рыжеволосый, единственный, кто был способен утолить требования ее истосковавшегося тела.

Глава 31

Наступил день святого Павла в январе.

Совсем иные чувства испытывала Анна, находясь в доме недавно усопшего кардинала, в доме, где теперь никто не жил и который оставил за собой король, переименовав его в Уайтхолл. Она поднялась на верхний этаж, огляделась: косые лучи солнца отражались от белых стен, и ей показалось, что она очутилась в нереальном мире. В этих комнатах когда-то спали слуги, а теперь было пусто — мебель вынесли; в глубине, почти у самого потолка, виднелось небольшое окошко, отсутствовал в комнате и камин. Вероятно, в холодную зимнюю стужу сюда приносили жаровню, и все грелись возле нее.

Под наклонной крышей поспешно соорудили алтарь, перед зажженными свечами переступали с ноги на ногу священники, в глазах которых читалась тревога. Рядом раздавал последние приказания новоиспеченный архиепископ Кранмер, доктор Ли о чем-то спорил, а незнакомый монах в трясущихся руках держал чадящий вощеный фитиль.

Да, это был день свадьбы Анны. Ее тайное венчание, совсем как у Мэри Саффолк, которой еще девчонкой она страшно завидовала. Но как этот день мало походил на тот! Анна мысленно перенеслась в прошлое. Париж, раннее весеннее утро, Мэри вся светилась от радости и любви, счастье переполняло молодых влюбленных, правда с годами любовь почему-то угасла…

В небольшой невзрачной комнате толпился народ. Кругом знакомые лица, только монаха-францисканца Анна видела впервые. Она оглядела присутствующих: все непохожи на самих себя — глаза заспанные, одежда наспех натянута — видно, на рассвете их подняли из теплых постелей.

У противоположной стены, прямо напротив алтаря и перешептывающихся священников, стояли члены ее семьи. У них был хоть и слегка встревоженный, но победоносный взгляд. У всех, кроме Джокунды: она плакала, украдкой вытирала глаза платочком, от которого исходил до боли знакомый запах лаванды, запах родного дома, он струился к Анне через всю эту уродливую комнату. Чуть впереди всех стоял герцог Норфолк, который изо всех сил старался показать всем, что даже в такой необычной ситуации может сохранять непринужденный вид. Отец и брат держались подтянуто, готовые в любую минуту поддержать Анну.

Позади нее поспешно расправляла воздушный шлейф ее простого белого платья Арабелла Савайл. Она была взволнована до глубины души торжественностью момента и не могла прийти в себя от радости, что именно ее выбрали прислуживать Анне.

Через минуту-две ключ в замке повернулся, и в комнату вошел Генрих в сопровождении Норриса и Хениджа. Король не поражал пышностью наряда. Поспешно поцеловав руку Анне, он присоединился к перепуганной группе у алтаря. Даже сейчас он не мог, подобно другим мужчинам, остаться подле невесты. Анна слышала, как Генрих пытался успокоить совесть священников, божился, что, хотя его бывшая жена и жива, у него есть разрешение на второй брак. Правда он не упомянул, откуда он получил это разрешение.