Мой талисман - Татьяна Романова

Сейчас Сикорская хотела поговорить с Ресовским. Женщина посмотрела по сторонам и увидела, что молодой человек опять стоит рядом с князем Голицыным. Нарушить их разговор она не могла, поэтому решила подойти поближе и, как только представится возможность, отозвать Ресовского в сторону. Она прошла вдоль стены к тому месту, где беседовали интересующие ее мужчины. Сикорская стала за колонной и вся превратилась в слух, стараясь понять, о чем идет разговор. Но ничего интересного она не услышала, это был обычный торг двух помещиков:

– Продай мне твоего Тимоху, Жан, – предлагал Голицын, – и тогда проси, что хочешь.

– Пока не могу, Александр Николаевич, погодите хоть годок, – возражал Ресовский.

– Через год я другого, еще лучше, найду, – не соглашался Голицын, – а ты многие возможности упустишь.

– Надеюсь, что ваше высокопревосходительство довольны моей работой на ниве просвещения? Пока от вас никаких нареканий не было.

– Доволен, – буркнул Голицын, и камер-фрейлина услышала стук каблуков, а потом увидела, как обер-прокурор направляется к выходу из зала.

Женщина замерла, нужно было чуть-чуть подождать, а потом показаться из-за колонны. Она начала про себя молиться, чтобы Ресовский не отправился вслед за своим начальником, но он стоял на месте. Похоже, что мысли у него были невеселые, потому что женщина услышала тихий вздох. Наконец, она решила, что уже можно подойти к молодому человеку, и, выступив из-за колонны, сказала:

– Ваша светлость, вы опечалены на таком прекрасном балу?

Ресовский поднял голову, нетерпеливо посмотрел на женщину, посмевшую нарушить его уединение, но, увидев, что это камер-фрейлина, улыбнулся.

– Я не опечален, а озабочен, – ответил он, – мой начальник, похоже, не очень доволен моей работой. Мне следует внести некоторое изменение в свое поведение.

Сикорская четко слышала, что начальник сказал ему прямо противоположное, но не показала виду, поскольку пришла сюда не за этим. Она хотела стать княгиней, а значит, нужно было додавить свою жертву.

– Князь, мне кажется, что в последнее время мы с вами подружились, – заметила она.

– Я тоже так считаю, сударыня, – подтвердил Ресовский.

– Поэтому я хотела бы поделиться с вами, как с другом, своими мыслями, – сказала Наталья, следя из-под опущенных ресниц за реакцией Ресовского.

– Рад буду выслушать, и если смогу, то помочь, – галантно отозвался Ресовский.

– Вы, может быть, не знаете, что я – кузина Алексея Андреевича Аракчеева. Это он предоставил мне место камер-фрейлины. А его матушка, что приходится мне родной теткой, очень любит меня, и хотела бы выдать замуж. Приданое у меня не очень большое, пятнадцать тысяч, но наши семейные связи стоят не меньше, как говорит тетя. Помогите мне выбрать достойного человека. Моя должность позволяет служить при дворе и после замужества, это не только доход, но и влияние.

– Ну, какое влияние может быть рядом с императрицей, ведь муж открыто игнорирует ее, – скептически ответил князь, и Наталья с радостью отметила, что он не отверг ее предложение сразу, а как будто взвешивал его.

– Вы не правы, ваша светлость, буквально на днях произошел перелом в их отношениях. Императрица послала Софи Нарышкиной свой портрет и благословение, государь был так растроган, что теперь очень любезен с женой и каждое утро приходит поздороваться с ней. Вы видели, как он был нежен с ней на балу?

– Да, это все заметили, но не знали, в чем причина перемены, – протянул Ресовский, – а дело вот в чем… Мудрый шаг. Я и не знал, что императрица так умна.

Камер-фрейлина подумала, что эта дурочка Елизавета Алексеевна сделала этот жест, вовсе не думая, а просто по доброте своего сердца, но говорить об этом не стала, сейчас она хотела получить ответ на свое предложение. Женщина внимательно посмотрела на собеседника и спросила:

– Ну, как, князь, поможете мне с выбором?

– Я подумаю и сообщу вам свое мнение через несколько дней, – ответил Ресовский. – Я думаю, мы найдем подходящий для вас вариант. А сейчас позвольте откланяться. Я вижу, что мой министр собирается уезжать, пойду, попрощаюсь.

Молодой человек поклонился и отправился вслед за Голицыным, а камер-фрейлина, выйдя через боковые двери, пошла к себе в комнату. Сикорская была очень довольна. Как удачно все сложилось! Князь понял ее совершенно однозначно и не отказался обсуждать предложение. Конечно, они не ровня по знатности происхождения, но Ресовского гонит к ней приворот, да и родственные связи с Аракчеевым молодого человека явно впечатлили. А что касается цифры в пятнадцать тысяч, то через полгода у нее будет такая сумма. Сикорская вспомнила, что она уже давно не ездила к мадам Клариссе, а вещей собралось достаточно. Нужно будет завтра же отпроситься у гофмейстерины и поехать к старой француженке. Спросить у той, почему княжна Черкасская, которой старуха обещала скорую болезнь, а потом смерть, выглядит такой цветущей. Нужно забрать у француженки двести рублей, раз она не справилась с заговором на девчонку.

Задумавшись, женщина свернула в коридор антресольного этажа и в изумлении остановилась. Дверь ее комнаты была распахнута настежь, а сама комната ярко освещена. У стола стояла императрица со своей мерзкой комнатной собачкой Розой на руках, рядом с ней, сильно жестикулируя, что-то быстро объясняла гофмейстерина, а около шкафа, где Наталья прятала украденные вещи, стоял начальник караула дворца полковник Ольховский. Сикорская застыла в оцепенении, боясь выдать свое присутствие. Она услышала, как полковник громко сказал императрице:

– Ваше императорское величество, дело совершенно ясное: ключи от кладовой были только у двух дам, замки не взломаны, тем не менее, из кладовой давно пропадают вещи – ее превосходительство гофмейстерина советовалась со мной, что делать. Когда обнаружили серебряный флакон на полке буфета, я начал расследование, установил слежку за кладовой и выяснил, что в этом месяце ее посещала только камер-фрейлина Сикорская. Сегодня, когда из-за собачки мне пришлось вскрыть дверь в эту комнату, я даже не надеялся, что мы найдем доказательства моей правоты, но умное животное помогло нам.

– Самое ужасное, что в шкатулке лежат драгоценности, которые я отправляла ювелиру, подозрение специально наводили на достойного человека, – воскликнула Елизавета Алексеевна, – это невозможно простить! Эта женщина должна немедленно покинуть дворец. Мне все равно, что скажет Аракчеев, я сама поговорю с государем.

Животный ужас, накрывший Сикорскую при одном упоминании имени грозного кузена, зажег огнем ее внутренности. Нужно было немедленно бежать! Она сделала шаг назад, надеясь уйти незамеченной, но ее легкое движение привлекло внимание собачки. Роза повернула головку в сторону коридора и залаяла. Наталья с отчаянием подумала, что ее светлое шелковое платье хорошо видно в темноте коридора, и осталась на месте, поняв, что экзекуции не избежать. Полковник Ольховский стремительно двинулся ей навстречу и, взяв за руку, потащил за собой в освещенное пространство комнаты.