Всё о Манюне (сборник) - Наринэ Абгарян

– Бердский ишак!

– Носовой волос!

«Бах-бабах!» – и каждый, в сердцах хлопнув дверью, закрывался в разных комнатах квартиры.

Вот и весь разговор.

– Тетя Роза, ну что он за человек такой, – жаловалась как-то зимним вечером мама, – ни тебе комплиментов, ни полета фантазии. Говорю я ему – скажи мне что-нибудь хорошее. Он мне в ответ – хорошая моя. Говорю – нежное скажи. Он мне в ответ – нежная моя!

– Хахахааа!!! – покатилась Ба. – Надя, ты много требуешь от мужчин! Поберегла бы их единственную извилину!

– Доброе слово и кошке приятно! – не унималась мама.

– Добрая моя! – перешла на ультразвук Ба.

Мама какое-то время хмурилась, но потом махнула рукой и тоже рассмеялась – ну очень сложно держать строгое лицо, когда рядом, всплескивая руками, шумно выдыхая и срываясь в тоненький визг, корчится в приступе смеха Роза Иосифовна.

– Если это для тебя так важно, – отсмеявшись, выдохнула Ба, – то, так и быть, я Юрику дипломатично намекну. Меня-то он точно послушается!

У мамы вытянулось лицо. Уж что-что, а дипломатично намекать Ба умела, это дааа! Она дипломатично намекнет, а потом весь город обсуждает ее громоподобные дипломатичные намеки.

Угрозу свою Ба привела в действие буквально через неделю, когда мы с Каринкой пошли после школы проведать Маньку. Она немного приболела и с понедельника пропускала уроки. По дороге заглянули на базар, хотелось купить каких-нибудь гостинцев нашей хворающей подруге. За пятнадцать бешеных копеек, которые мы наскребли в карманах, можно было разжиться полутора стаканами жареных семечек. Или одним большим пирожком с картошкой. Или пучком ранней петрушки, и тогда остались бы целых пять копеек сдачи.

– Если брать пучок петрушки, то на сдачу можно взять полстаканчика семечек, – деловито шмыгнула носом Каринка.

Я замялась. Ну где это видано – приходить к больному с пучком зелени?

– Может, все-таки пирожок взять?

– И полстаканчика семечек! – рубанула воздух рукой сестра.

– Дались тебе эти полстаканчика семечек! Ба потом ругаться будет, что мы снова всякую дрянь покупаем!

И мы, сдержанно переругиваясь, пошли вдоль ряда зеленщиков. Ка– ринка говорила, что наше дело принести семечки, а Ба пусть их выкидывает, если они ей не нравятся, а я ей возражала, что лучше взять что-то толковое, а не семечки, за которые Ба будет ругаться. Что-то толковое обнаружилось в самом конце ряда. Среди больших пучков буйнопахнущего зеленого лука стояла красная эмалированная миска. Из-за невысокого ее бортика робко выглядывали голубовато-белые букетики подснежников.

– Вот, – одними губами выдохнула я.

Каринка какое-то время недоверчиво разглядывала цветы. Потом кивнула:

– Вообще-то можно. И Мане понравится. Только, чур, покупать буду я!

– Да пожалуйста, мне не жалко, – пожала я плечом.

– Щаз торговаться пойду, – шепнула уголком рта сестра, пригладила всклокоченную шапку, одернула куртку, зачем-то встряхнула портфель. Портфель не остался в долгу и издал скрежет внезапно проснувшегося от доисторического сна трактора «Коммунар».

– А чего это у тебя там? – покрылась мурашками я.

– Так, по мелочи. В актовом зале затеяли ремонт, завезли три ящика гвоздей. Вот мы с Изольдой и стырили по чуть-чуть. Там в ящиках много осталось, ты не волнуйся.

– Зачем тебе гвозди?

– Ну мало ли! И вообще не мешай мне, – рассердилась сестра и, подвинув меня рукой, пошла вразвалочку к прилавку. – Здрасссьти, почем букет?

– Двадцать копеек, – словоохотливо откликнулась пучеглазая и круглощекая торговка. – Подснежники совсем свежие, стоять будут долго, а пахнут как! – И, выбрав самый пышный букетик, она ткнула им в нос сестры.

Каринка чихнула и поморщилась.

– Луком пахнут!

– Ну да, но ты не волнуйся, девочка, на воздухе запах лука быстро выветрится.

Сестра порылась в карманах куртки, достала три монетки по пять копеек и положила на прилавок:

– Берем за пятнадцать копеек один букет. Больше у нас все равно денег нет, – и, чуть подумав, добавила: – и не будет.

– Это почему не будет? – всплеснула руками торговка.

– Ну, – вздохнула Каринка, – мы экономить не умеем. Это раз.

– Да, – пискнула я, – сегодня из последних сил пятнадцать копеек сэкономили, и это потому, что Маня болеет.

– И потом, у нас семья большая. Четыре девочки, мама и папа. И все кушать хотят. А зарплата сами знаете какая, – продолжила Каринка.

– Какая? – полюбопытствовала торговка.

– Ну не очень. Маленькая она. И у папы, и у мамы. Вон, папа вообще говорит, что скоро с ума сойдет от нас. Потому что все деньги уходят в унитаз. И больше ни-ку-да!

Торговка хрюкнула, сдернула с головы платок, зарылась в него лицом и задергалась плечами.

– Плачет, что ли? – встрепенулась я.

– А то! – нахмурилась сестра.

Видели бы вы выражение лица Ба, когда мы явились в гости с букетиком подснежников и пучком разнотравья наперевес! Сердобольная торговка собрала из петрушки, укропа и кинзы большой пучок и, не обращая внимания на наше отчаянное сопротивление, вручила нам его со словами: «Пусть папа сегодня меньше переживает».

– Ба, забери себе зелень, а подснежники мы Маньке отнесем, – деловито инструктировала я, доставая с кухонной полки маленькую синюю вазочку.

– Не надо мне вашей зелени, у меня вон в парнике первая зелень пошла, так что отнесите лучше маме. – Ба налила в вазочку воды и вернула ее мне. – Вы идите к Мане, а я вам картошечки пожарю.

Маньке цветы очень понравились. Она периодически зарывалась носом в букет, а потом, откинувшись на подушку, старательно закатывала глаза. Наша подруга уже вполне поправилась и даже выглядела совсем здоровой. Ну, может, чуточку покашливала, но это так, чисто по инерции. Так что нам с Каринкой ничего не оставалось, как сидеть напротив и активно завидовать ей, потому что все дети ходят в школу, а Манюня лежит дома и в ус не дует.

Правда, Манька сказала, что завидовать особо нечему, потому что ей приходится под присмотром Ба два часа играть на скрипке, а потом еще и все уроки делать.

– Зато ты хотя бы высыпаешься, – вздохнули мы.

– Ага, сегодня я вообще в десять проснулась. Представляете, как долго спала?

– Счастливая!

Потом Каринка вспомнила про гвозди, сбегала вниз и вычерпнула из портфеля целую горсть. Пронести добычу наверх не удалось – сестру выдал напускной елейный экстерьер. Ба мигом вычислила ее преступные намерения и прямо-таки обезгвоздила нарушителя спокойствия! Атак мы бы развлекали Маню, аккуратно прибивая ее по кромке пижамы к шкафу, например. Или процарапали бы на кожаной, пупырчатой спинке нотной папки какие-нибудь слова. «Миру-мир», или «Нарка-дур– ка». А чуть пониже – «Сами такие!»

Когда за нами заехал папа, Ба встретила его сурово.

– Поговорить надо, – обрадовала она его. – С глазу на глаз.

Ну а далее весь Манин квартал под раскаты дипломатичных намеков Ба узнал, что наш папа бесчувственный чурбан, и если он не сделает для своей жены это восьмое марта незабываемым, то тогда Ба сделает незабываемой всю его оставшуюся жизнь. И точка.

Восьмое марта – тяжелый для мужчин праздник. Согласитесь, ходить целый день с прилизанной прической, вести себя как джентльмен, наваривать каши и супы и бесконечно сыпать комплиментами по плечу не каждому представителю сильного пола. А на папу с дядей Мишей в этот день вообще было жалко смотреть. Потому что когда женщин и девочек в хозяйстве какое-то немыслимое количество – аж целых семь штук, то это не праздник, а пытка какая-то.

Под суровой внешностью наших мужчин бились рыцарские сердца. После недвусмысленных угроз Ба эти рыцарские сердца подсказали им следующий сценарий проведения праздника: с утра они забирают детей на прогулку, чтобы дамы могли расслабиться и привести себя в порядок, а потом отводят всех в ресторан.

Праздничное утро заполнило просторы нашего городка леденящими душу звуками баталии – бряцая сковородами и чайниками, сильный пол готовил для своих сонных жертв парадный завтрак. И, пока дамы, ошеломленные таким галантным отношением, давились подгоревшей яичницей и чаем, мужчины подсчитывали потери – десяток ожогов, одна незначительная контузия и сотня пустяковых порезов. Всего-то!

Первым делом мы завалили маму стихами собственного сочинения. Особенно ее поразили Каринкины «Твои большие волосы и глаза сводят всех с ума!». А папа вручил ей невероятной красоты шелковый платочек и пластинку ее любимого Джо Дассена. Мама тут же поставила пластинку, накинула на плечи платок и ходила по дому, цепляя свое отражение в зеркалах довольным взглядом. Нам с Каринкой достались футболки, а Гаянэ – набор карандашей и раскраски. Часов в одиннадцать, оставив маму с Сонечкой дома (Сонечку она нам не доверила и, как показали дальнейшие события, очень даже правильно сделала), мы заехали за Маней и дядей Мишей.