Без иллюзий - Андрей Мартьянов

Я подошел к окну, слегка отодвинул штору. Точно — на улице, в рассветных сумерках, за воротами поместья стоит бронемашина, солдаты. Много, не меньше трех взводов. Два черных «Опеля».

— …По радио передают только военные марши и Вагнера, — полушепотом продолжала Маргарет. — Я хотела послушать новости, но диктор сказал, что через два часа будут передавать сообщение чрезвычайной важности и обращение верховного главнокомандующего вермахта к нации.

— Как? — я резко развернулся. — Не «фюрера и верховного главнокомандующего», а просто «главнокомандующего»? Ты точно запомнила?

— Да… Альберт, я боюсь за детей. Что происходит?

— Успокойся и возьми себя в руки. Если… Если случится что-нибудь непредвиденное, забирай малышей и немедленно отправляйся к родителям в Гейдельберг. Я пока ничего не знаю… Пойдем вниз, звонок. Повторяю: будь абсолютно спокойна!

Это арест, почти наверняка. Дело провалено.

Доигрались в вершителей судеб!

Домоправительница Дагмар Кох с перепуганным видом стояла у распахнутой двери.

— Капитан Штельцер, адъютант начальника гарнизона Берлина генерала фон Корцфляйша, — представился молодой военный.

За его спиной стояли четверо: лейтенант и два ефрейтора, вооруженные автоматами. С ними офицер СД в звании гауптштурмфюрера.

— Это вы Бертольд Конрад Герман Альберт Шпеер?

— Да, это я, господин капитан. Чем обязан визитом?

— Могу я попросить ваши документы, удостоверяющие личность?

— Вы спятили, капитан?! Я министр правительства! Фотографий в газетах не видели? В чем…

— Документы, пожалуйста, — вежливо, но непреклонно потребовал Штельцер. — Я обязан знать в точности.

— Маргарет, удостоверение рейхсминистерства у меня во френче, будь добра принести. Госпожа Кох, найдите в кабинете мой общегражданский паспорт, он в верхнем ящике стола слева, там не заперто… Возмутительно! Капитан, вы понимаете, что я вынужден буду сообщить о ваших действиях в Управление имперской безопасности? Вы позволите позвонить?

— Через пять минут вы сможете звонить куда угодно.

Удостоверение и паспорт перекочевали в руки Штельцера. Изучил. Вернул с коротким кивком.

— Господин Шпеер, — чеканя каждое слово, произнес капитан, — я обязан доставить вас на Вильгельмштрассе для представления его превосходительству рейхспрезиденту Германской империи генерал-фельдмаршалу Иобу-Вильгельму фон Вицлебену. Я же отвечаю за вашу личную безопасность.

— О, господи… — только и выдавила Маргарет.

Я потерял дар речи. Итак, невозможное стало возможным. Они это сделали.

Но при чем тут фон Вицлебен? Рейхспрезидент? Что за вздор?

— Вы позволите одеться, капитан?

— Разумеется. Убедительно прошу вас поторопиться. Обстановка в столице сложная.

— Э-э… Понимаете ли капитан, у меня семья… Маленькие дети.

— Это предусмотрено приказом коменданта. Ваш дом останется под охраной двух взводов и жандармерии, в случае необходимости госпожу Шпеер и детей перевезут в рейхсканцелярию.

— Полагаю, для… для предстоящей встречи с господином Вицлебеном больше подойдет штатский костюм, — от потрясения, неожиданности и постепенно охватывающего чувства смятения я не сумел сказать ничего, кроме сказочной по своему размаху глупости. — Как думаете?

— Не вправе советовать, — нейтрально ответил капитан.

— Я могу спросить?

— Умоляю, господин Шпеер, без лишних слов, время коротко, — отрубил Штельцер.

— Как адъютант коменданта столицы вы обязаны знать. Осуществляется план «Валькирия»?

— Так точно, — опередил капитана впервые заговоривший незнакомый гауптштурмфюрер. Козырнул. — Мой непосредственный начальник обегруппенфюрер Гейдрих приказал передать вам следующее, дословно: «День W». Вы должны знать.

— «День W», — как сомнамбула повторил я. — Но… Где фюрер?

— Вчера, примерно в полдень по берлинскому времени, вылетевший из Смоленска самолет фюрера исчез, его до сих пор не нашли. Скорее всего, авиакатастрофа. Войска гарнизона Большого Берлина подняты по тревоге, введены в действие все директивы плана «Валькирия». Пожалуйста, не задерживайте, доктор Шпеер. Вас ждут…

Завершение тома первого

IHRE EVE

3 ноября 1942 года.

Белоруссия

В партизанском отряде «Сталинское знамя» с комиссара Шмулевича сильно удивлялись и относились к нему странно: каждый понимал, что обойтись без Шмулевича напрочь невозможно, человек он дельный и полезнейший, но слишком удивительный. Решительно не такой, как все. Достаточно упомянуть, что обращались к нему всегда по имени и отчеству; не «товарищ комиссар» и не «товарищ Шмулевич», а непременно «Семен Эфраимович». Он сам настоял, мягко, однако непреклонно, еще летом 1941 года, когда в едва сбившемся отряде, вынужденном остаться далеко за линией фронта, состояло всего-навсего одиннадцать человек списочного состава.

Обитал единоличник Шмулевич в собственном блиндаже, пускай и маленьком, одевался всегда чисто и аккуратно, трофейными немецкими шмотками брезговал, иногда предпочитал гражданское (вообразите только — в лесу он вполне мог надеть пиджак с галстуком и светлой рубашкой!), но чаще носил повыцветшую форму лейтенанта НКВД, каковым некогда и являлся в действительности.

Разговаривал тихо и вежливо, никто ни разу не слышал, чтобы комиссар повышал голос. К каждому обращался на «вы». В блиндаже содержал массу книг, от классиков марксизма (должность обязывала) до старорежимных изданий Льва Толстого с «ятями» и «ерами».

Роста Семен Эфраимович был среднего, возрастом чуть за сорок, всегда носил очки в тонкой золотой оправе. Маленькие «гитлеровские» (ну или почти как у врага народа Генриха Ягоды) усики под носом были устоявшейся частью облика, прочей растительности на лице не имелось: комиссар аккуратно брился два раза в день и непременно с горячей водой. Все это делало Шмулевича белой вороной и объектом тихих (в основном доброжелательных) насмешек, причем только за глаза — все знали, что с комиссаром шутки плохи.

Тихий-то он тихий, но человек абсолютно безжалостный, невероятно умный и не склонный к буржуазным предрассудкам в виде слюнявого гуманизма.

Командовал «Сталинским знаменем» бывший учитель арифметики из 3-й средней школы Молодечно Петр Заславский — парень молодой, не военный, до войны лишь дважды бывавший на сборах, но внезапно открывший в себе немалый талант тактика. Война частенько обнаруживает в людях доселе скрытые дарования.

За без малого полтора года действий в глубоком тылу немцев, невзирая на карательные рейды и вдумчивую охоту за партизанами, развернутую противником минувшим летом в Белоруссии, отряд уцелел, значительно пополнился и активно бесчинствовал на коммуникациях в треугольнике Глубокое — Поставы — Докшицы, доставляя немало головной боли немецкому коменданту Молодечно, ответственному за этот район северной Белоруссии.

Основную базу (опять же по выбору успевшего хорошо ознакомиться с округой Шмулевича) создали в Свенцянских грядах, на островах почти непроходимого болота, откуда берут исток Березина и Сервечь. Впрочем, болото оказалось «непроходимым» исключительно для непосвященных, то есть для немцев — добры молодцы товарища Заславского по нынешней осени даже ухитрились притащить сюда угнанное у немцев самоходное артиллерийское орудие «Мардер» с почти полным боекомплектом, каковое торжественно доставили в расположение отряда. Для этого пришлось попотеть и положить через топь километровую гать (ее затем сразу же разобрали), зато теперь у «Знамени» имелась собственная артиллерия.

Комиссар оценил машину, молча развернулся и ушел к себе — писать представления на награждение отчаянных сорвиголов, тем же вечером отправленные по рации в Москву.

Свенцянские гряды — укрытие надежное, другим отрядам, действующим южнее и западнее, повезло значительно меньше. Неподалеку проходит единственное шоссе Вильно — Полоцк, узкоколейка от Швенчениса на Друю, а вокруг — леса, не замерзающие зимой болота да речушки с топкими берегами. Не зная троп, не подберешься. И напротив, немецкие гарнизоны в Бегомле, Вилейке, Сморгони и других городках находятся в прямой досягаемости; если действовать в меру нагло, до определенной степени осторожно и наносить удары там, где не ждут, можно добиться немалых успехов.

Обладавший хороший памятью Шмулевич знал в лицо и по имени каждого из восьмидесяти двух партизан отряда, работа с кадрами находилась в его ведении. Большинство — белорусы в возрасте от четырнадцати до шестидесяти лет, двадцать девять кадровых военных из числа окруженцев 1941 года, шесть женщин, работающих в «госпитале» и по хозяйству, да еще «агентура» в близлежащих городках и деревнях.