Колесо Фортуны. Репрезентация человека и мира в английской культуре начала Нового века - Антон Нестеров
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В качестве примера такой «концептуальной картографии» укажем на карту, известную под названием Europa Regina (Европа королева) или Еигора in forma virginis (Европа в образе девы), начерченную поэтом и математиком Иоганном Патчем (1516–1542) для императора Карла V Габсбурга в 1537 и поднесенная тому вместе с латинской поэмой Еигора Lamentas (Стенающая Европа).
Необычность этой карты, подчеркивающей претензии Габсбургов на доминирование в Европе, заключается как в ее антропоморфной форме, так и в ориентации, когда вверху карты – запад, справа север, и т. д. Это позволяло увидеть в Испании голову, увенчанную короной, в Италийском полуострове – вытянутую руку с лежащей в ней державой, и т. д. Поэма, поясняющая этот картографический этюд, была панегириком Карлу V и Фердинанду I Габсбургам, чья власть над землями Священной Римской империи объявлялась единственным залогом мира и процветания в Европе:
Quis tandem mihifinis erit, quae fata labors/ Ingentes casusque feros fortesque nefandas/Attollent?Quae me tandem fortuna iacentem/Restituet primae disiecti sideris aurae?/Tot sedes, tot bella tuli, tot proelia vidi/ Sanguined Aeneaeque acies, certamina Turni/Gottorum strages infestantesque catervas//Gallorum Dacosque truces et Marte feroces/Marcomanos…/<…> Inceptant alia insani certamina Reges/Evulsis inferre cotnis et rumpere pacem./<…> En caput oppressum trucibus relabascat ut Anglis,/ Dextera Romanes nimiumque experta tyrannos/ Respicit in terrain fugiuntque e sanguine vires./ <…> Vos, о clarissima mundi/ Sydera, vos gemini fratres, quibus aurea gaudent/Saecula, tam diros belli compescite amores/ Armorumque minus[658]…
[Что будет назначено мне, какая судьба положит конец неисчислимым бедствиям, жестоким переменам обстоятельств и испытаниям, что ниспосланы провидением? Будет ли угодно судьбе наконец-то воскресить первый проблеск надежды для нашей падшей планеты? Я перенесла страдания, причинённые столь многими войнами и нашествиями, столь много кровавых битв довелось мне видеть: битвы Энея, бои Турна, бойни, учиненные готами, опустошительные набеги галльских орд, несущих с собой смерть даков и свирепых маркоманов <…> Жестокосердные владыки, охваченные безумием, затевают новые войны и нарушают мир. <…>И вот глава моя колеблется, угнетаема жестокими англами, а правая рука, которая приняла бессчетные муки при римских тиранах, упала к земле, ибо жилы мои утратили силу. <…>0 вы, ярчайшие звезды этого мира, два брата, в которых вся радость золотого века, обуздайте эту одержимость войной и бряцание оружием
(Лат.)]Иоганн Лапт. Europa in forma virginis. 1537. Тирольский национальный музей
Поэма Патча напрямую отсылает к политическим реальностям 1530-х гг.: войнам с Францией и созданной ей Священной лигой за итальянские владения, конфликту с Англией, вызванному разводом Генриха VIII с Екатериной Арагонской, приходившейся тетушкой королю Карлу, и т. д. В этом контексте женский образ, приданный на карте Патча Европе, подчеркивал, что последняя ждет Карла V как своего супруга и – истинного владыку. Тем самым карта являла собой концепт, мотивирующий и легитимирующий власть Священной Римской империи над значительной частью европейских земель. Отметим, что в данном случае четко была реализована структура эмблемы: девиз – Europa Regina, изображение – сама карта и изъясняющий текст – латинская поэма.[659]
Михаэль Айцингер. Leo Belgicus. 1583
Еще одна «политизированная» и тяготеющая к эмблеме «фигурная» карта – Leo Belgicus, изображающая в виде льва 17 провинций, расположенных на территории Нижжних земель и находившихся в зависимости от Испанской короны. «Львиная форма» была придана карте потому, что большая часть этих земель имела в своем гербе льва. Впервые этот концепт был предложен Михаэлем Айцингером в 1583 г. – и позже неоднократно использовался, с различными вариациями, рядом других картографов.[660]
Интересно, что наряду с «львиной» картой 17 провинций, зависящих от Испании, существовала такая же карта семи освободившихся провинций (порой именуемая «Голландским львом»).[661]
Поздним примером политизированных эмблематических карт может служить Bohemiae Rosa Кристофера Веттера, созданная в 1668 г. для Леопольда I, императора Священной Римской империи (ил. 69).
Карте придан личный девиз Леопольда: «Iustitia et Pietatae» («Справедливостью и благочестием») – и богемские владения императора представлены в виде розы, вырастающей из плодоносной почвы империи и укорененной в самом ее центре.
Никола Вишер. Comitatus Hottandia denui forma Leonis. 1648
Несколько особняком на фоне этой традиции стоят эмблематические карты Генриха Бюнтинга, в частности, Asia Secunda Pars Terrae in Forma Pegasi (Азия, вторая часть суши в форме Пегаса), изданная в Ганновере в 1581 г. и Die ganze Welt in einem Kleberblat (Мир в виде лепестка клевера), напечатанная в 1581 г. в Мариенбурге. Обе они представляют концепты, связанные не столько с политической, сколько с сакральной географией. Характерным образом, карта, прорисовывающая мир в виде лепестка клевера, восходит к средневековой, в XVI в. уже являвшейся архаикой, форме mappae mundi, где в центре расположен Иерусалим, вокруг которого скомпонованы Европа, Азия и Африка. Такие карты не предназначались для географического применения, их функция заключалась «прежде всего в том, чтобы под видом географии визуально представить развертывание христианской истории, а не в том, чтобы транслировать географические или космографические факты»[662] (ил. 70, 71).
Во всех рассмотренных выше случаях «дополнительная нагрузка» карты теми или иными смыслами и их визуализация достигалась за счет большей или меньшей деформации самого картографического изображения: эти смыслы причудливым образом «встраивались» в само «тело» карты, в итоге являющейся не объективированным изображением земной поверхности, а умозрительной иллюстрацией идей и представлений о должном миропорядке. Но таков был сам пафос этой ренессансной географии, склонной, в силу общих установок эпохи, воспринимать мироздание как организм, в котором все взаимосвязано и пронизано сетью подобий, притяжений и симпатических связей,[663] а значит, и ориентация в таком пространстве возможна именно на уровне идей, а не на уровне феноменов. Характерно, что в предисловии к Атласу Меркатор говорит об объекте своего описания, Земле, следующие слова: «Преславное это обиталище временно лишь дано человеку, дабы сравнил он его с Небесами, и сравнение это возвысит его ум, что погряз в земном и преходящем, указывая путь к возвышенному и вечному».[664] Но тогда карта земли есть лишь эмблема Небес: и за прорисовкой карты, и за внешним, очевидным смыслом эмблематического рисунка присутствует смысл сокрытый, постигаемый лишь возвышенным умом. Эта эмблематичность карты явственно осознавалась в ту эпоху и, например, в сборнике эмблем Джорожа Визера термин «карта» использован как синоним эмблемы: автор приглашает читателя «enquire / What things those are, that represented be, / In ev'ry map, or emblem, which they see» («исследовать,/ что же это за сущности? представленные/ здесь на каждой карте или эмблеме»).[665] Так что в случае с ренессансными картами мы имеем дело не столько с географией Земли, сколько – с географией идей.
2
К концу XVI в. начинает складываться еще одна тенденция в оформлении карт, когда «смысловое приращение» осуществляется за счет внешнего декора карты, не затрагивая ее саму как таковую.
Около 1590 г. в Антверпене издается карта, представляющая мир в образе шута. В левом верхнем углу листа на ней стоит имя Оронция Фине, но атрибутация вызывает вопросы, ибо к моменту публикации этой странной карты картограф был уже почти полвека как мертв.
Общая композиция рисунка на листе: голова в шутовском колпаке, вместо лица – карта Земли, картуш с надписью над правым плечом фигуры и симметрично уравновешивающий композицию набалдашник шутовского жезла над левой (очевидно, шут держит его в руке, которую не видно за нижним обрезом гравюры), цепь из медалей с латинскими надписями, перекинутая через правое плечо шута – находит четкое соответствие на гравюре на дереве, выполненной Жаном де Гурмоном, и отпечатанной в Париже около 1575 г..[666]
Над головой шута дан латинский девиз: Nosce te ipsum (Познай самого себя), отсылающий к знаменитому изречению в Дельфийском святилище Аполлона. На самом колпаке по центру написано О caput elleboro dignum (О, голова, достойная чемерицы – считалось, что настой травы чемерицы помогает безумцам), на кистях же колпака дана надпись Auriculas asini quis поп habet (У кого нет ослиных ушей? – высказывание, приписываемое римскому стоику Луцию Аннию Корнуту, жившему во времена Нерона). Непосредственно над картой дана цитата из «Естественной истории» Плиния Старшего: Hic est mundi punctus et materia gloriae nostrae, hic sedes, hic honores gerimus, hie exercemus imperia, hic opes cupimus, hic tumultuatur humanum genus, hie instauramus bella, etiam civica (Здесь мир, как он есть, и основа нашей славы, здесь обитаем мы, применяем власть, несем бремя обязанностей, жаждем богатства, здесь пребываем в смятении, ибо мы – люди, здесь устраиваем войны, в том числе и войны гражданские). Внизу, под картой, стоит латинская цитата из книги Экклезиаста, как она представлена в версии Вульгаты: Stultorum infinitus est numerus (Число глупцов бесконечно [в синодальном переводе этот стих звучит иначе: «И чего нет, того нельзя считать» – Екк. 1, 15). Надпись в картуше слева гласит: Democritus Abderites deridebat, Heraclites Ephesius deflebat, Epichthonius Cosmopolitus deformabat (Демокрит из Адберы смеялся над [миром], Гераклит из Эфеса рыдал над ним, Эпиктоний Космополит его изобразил). Тем самым имя Эпиктоний Космополит, которое можно перевести с греческого как «Обитатель Земли», или «Гражданин мира» дает понять, что автором гравюры является некто, укрывшийся под псевдонимом и просто использовавший карту Оронция Фине в своей композиции. На диске, увенчивающем шутовской жезл, представлены слова Экклезиаста Vanitas vanitatum et omnia vanitas (Суета сует, – все суета. Екк. 1, 2). На медалях, образующих цепь, перекинутую через плечо, написано: 1. О curos hominum (Заботы людей.); 2. О quantum est in rebus inane (О, сколько на свете пустого!);[667] 3. Stultus factus est omnis homo (Безумствует всякий человек. Иер. 10, 14); 4. Universa vanttas omnis homo (Совершенная суета всякий человек живущий. – Пс. 38, 6).