Призрачный театр - Мэт Осман
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Ешь.
Она отодвигала миску, пока та не уперлась в рейки клетки.
– Это отрава. Еда отравлена, а я заперта в клетке. Кокейн стал моей тюрьмой.
Джаггер опустился на палубу и нахмурил лоб. Выиграла ли она? Могло ли все получиться так просто?
Затем он взял свой лук, одновременно наложив стрелу. Он поднял его, не глядя, натянул и стрельнул небрежно, как будто выбрасывал что-то. Вскрик и плеск крыльев по воде. Шэй развернулась и в ужасе увидела, как по знаку Джаггера мальчик нырнул в воду. Парень поднял на борт умирающего лебедя еще до того, как его крылья перестали биться в конвульсиях. Чистота белизны и чистота алой крови. Слишком идеальные цвета для этого серого мира. Джаггер прибил шею птицы к двери каюты, а затем, расправив ее крылья, прибил и их, словно распял ангела.
– Завтра я убью двух птиц, – заявил он, унося миску с едой.
В те дни коммонеры трудились с усердием муравьев-солдат. Они вырывали изгороди с корнями и долго тащили их за собой. Потом окунали изгороди в смолу и поджигали факелами. Их маршруты казались бессмысленными, изобиловали возвращениями и резкими поворотами. Каждый поджог приводил к повышению вознаграждения за их головы, но никто, включая самих коммонеров, не знал, где они устроят пожар в следующий раз. Где-то рядом с шотландской границей они освободили недавно огороженную долину, а затем вся команда поднялась в предгорья. Тогда впервые Шэй увидела, какие разрушения они оставляли за собой. Поля дыма и спаленной красной земли – шлейф кровавой свадьбы.
За огненными днями следовали вечера Кокейна. Золотистые стены и карнавальный антураж, а внутри запахи свинины, эля и блевотины. Другие исполнители не замечали ее, то ли опасаясь, то ли завидуя, Шэй не могла сказать, но ее по-прежнему оставляли одну общаться со зрителями. Она всячески старалась спровоцировать их: не замечала, упрашивала, льстила или оскорбляла. Она могла просить и умолять, но возникало ощущение, будто ее накрыли непроницаемым стеклянным колпаком. Что бы она ни делала, это оставалось ее собственной игрой. И каждый вечер зрители приходили со своими печальными, серьезными вопросами, которые постепенно разбивали ей сердце.
– Когда будет дождь? Мы уже варим суп из кожаных подметок.
– Выживет ли мой мальчик? У нас родилось восемь детей и только девочки дожили до двух лет.
– Где моя жена? Где мой сын? Где моя мать? Можете передать им сообщение? Пожалуйста. Привет… поцелуй…
Постепенно до нее начало доходить, что они в такой же ловушке, как и она. Могла ли она ответить на их вопросы, когда ее собственные близкие люди пропали, унесенные ветрами? В каждом ясноглазом мальчике из зала она видела призрак Блэкфрайерса, их призраки преследовали ее больше днем, чем по ночам. Она слушала и пыталась отвечать, но ничего не помогало. Еще она иногда пела, и пение в трансе, казалось, помогало, хотя бы краткий миг.
Дни текли, как черная река, и Шэй плыла по ней, наполовину отрешенно глядя на облака. Клетка, суп, повозки, облака, барка, суп, клетка, а затем новые выступления. Сколько раз она выступала? Она не могла сказать – все сливалось в одно долгое выступление, которое она смотрела издалека, и до ее ушей долетали лишь его тихие отголоски. Детские песни перемежались птичьим граем. Одетая в осенний костюм, она рыдала на коленях, склонив голову на колени какого-то фермера. Теперь дверцу клетки оставляли открытой, отчасти им удалось укротить ее натуру, хотя в глубине своего существа она оставалась необузданной. Она отвечала на вопросы соловьиными трелями, а зрители кивали в ответ: «Да, да, все ясно». Темные тучи и пригоршни речной воды, иногда с листьями, плавающими в ней, как подарок. Мир повернулся на спину; река стала воздухом, а небо – отраженной в ней картиной. Земная твердь исчезла, и каждый день становился прыжком с крыши мирового здания без видимой опоры для ног.
Ее охранял парень с повязкой на глазу. Его звали Валентин. Осиротевший городской мальчишка, не старше ее самой, его судьба могла быть сходна с судьбами мальчиков труппы Блэкфрайерса, судя по тому, как его дневное самодовольство сменялось ночными кошмарами. Когда все вокруг засыпали, он начинал пылко изливать душу. Воспоминал о своей матери или брате, ушедшем далеко в море, о своей собаке, о друзьях – и однажды, когда гроза нещадно раскачала барку, он протянул грязную руку между прутьями и крепко ухватился за руку Шэй; для его блага или ее, она не могла сказать. Однажды ночью он прошептал ей:
– Твой приятель, я слышал, что он по-прежнему жив, – и ей пришлось помотать головой, стряхивая оцепенение, чтобы вспомнить его имя. Бесподобный, Бердленд, Лонан: инородные, далекие слова, уплывшие по бесшумным рекам забвения.
Однажды на выступлении Шэй вдруг осознала, что не в силах больше слушать о потерях, голоде и страхах, поэтому пела безостановочно целый час. Одну песню с повторявшимися вновь и вновь словами, но зрители взирали на нее в немом восторге. Они слышали в ее пении то, что она не могла.
А как-то днем реку перекрыло упавшее дерево, и Джаггер на часок оставил ее на барке. Мужчины расчищали путь, а Шэй лежала на спине под обрамлявшими небо деревьями, не видя ни людей, ни лодок – только небеса и птиц, писавших свои послания в вышине. Дрозды рассказывали возмутительные истории, а голуби сварливо пререкались. Незамысловатую речь цапли заглушали болтливые гуси. А потом – как удар молнии – сокол схватил голубя прямо в воздухе. Белая вспышка, шквал перьев – и добыча исчезла. Радость прорвалась сквозь ее черное ледяное оцепенение. Должно быть, это Девана, она не видела своих отметин, но только городская птица, привыкшая к насилию и изобилию дичи, могла убить с такой экстравагантностью. Шэй, забравшись на крышу камбуза, следила за стремительным кружением этого сокола. Только тогда она заметила в птице нечто странное. От Деваны исходило призрачное свечение – гибельный цвет, фосфоресцирующий свет гнилушек на пне, – оно выделяло ее на фоне сумерек. Шэй прищурилась и попыталась встретиться с ней взглядом даже на такой большой высоте.
И в тот же миг словно повернулись какие-то песочные часы, и сам мир перевернулся. Шэй вознеслась к водянистым небесам и неотрывно смотрела вниз