Лучший друг - Ян Жнівень

Паша еще сильнее заплакал. К нему присоединились и Костя с Машей. Они вместе обняли здоровяка и начали его успокаивать. Когда он слегка пришел в себя, Костя достал из-под подушки справочник по механике. Он показал его Паше и сказал:

– Как только я встану с этой дрянной койки, я, мой друг, возьму тебя, и мы вместе пойдем работать на комплекс. Я покажу все, что знаю. Ты станешь самой большой и самой умной головой в пустоши, пусть она и не совпадает по габаритам с твоим телом.

Они улыбнулись друг другу. Маша расчувствовалась и начала тихо плакать. То были либо слезы счастья, либо слезы горя, но Егор все равно не выдержал и отвернулся, стараясь побороть сильное желание ее обнять и успокоить, но она, к его удивлению, сама потянулась и, как тогда, на поверхности, прижалась к нему.

Вместе они сидели и смотрели, как Костя на пальцах рассказывает Паше основы математики, рисуя на мятом листочке символы. Паша был так этим зачарован, что не проронил ни слова, внимательно следя за бледными пальцами друга своими чуткими глазками. Спустя минуты три пришел Уорвик с ящиком медикаментов и Лёшей, тащившим за собой капельницу и иглы.

Три дня вся группа следила за Костей и подносила ему все, что потребуется. Блондин оказался клиентом нетребовательным, так что никто не жаловался, а только с улыбкой на лице помогал. Лишь Паша сидел рядом в защитном костюме почти круглые сутки. Уорвик сказал всем, кроме Паши, что у Кости тяжелый случай. Он нахватался очень много радиации, так что ходить к нему давал он только в респираторах.

Как оказалось позже, радиационное отравление, вызванное работой в месте, о котором он мало рассказывал, было с ним еще с детства. Почти всем там давали так называемый радицин, который помогал справляться и приглушать последствия облучения разными нестабильными изотопами. Именно этот радицин он и глушил все это время, уже тогда зная, что приближался его час. Изотопы йода в лаборатории дурно мешались с этой странной болезнью, и теперь радицин уже не спасал.

На это время абсолютно все и думать забыли о вылазке наружу. Конечно, топливо на плазмациклы было давно залито в загонщики, но это будто бы совсем никого не волновало. В воздухе повис запах смерти, который все отчетливо чувствовали. Последний день Уорвику было особенно плохо.

Конечно, смерть давно стала для него делом нормальным и обыденным, но ему совсем не хотелось переживать это еще раз. Егора начало тошнить, Лёша ушел в себя и отказывался выходить полдня из комнаты. Одна Маша, вроде, еле-еле держала себя в руках и старалась максимально огородить Пашу от ненужных мыслей.

XI

На четвертую ночь была вахта Егора. Он поднялся в три часа, закинул кипы разлетевшихся от его нервного срыва бумаг по местам и ушел в каюту Кости. Мысленно он готовился к грядущему, но не ожидал, что оно будет столь скоротечно. Хвала небесам, что глупость Паши не дала ему заметить явного ухудшения состояния друга. Егор до сих пор задавался жутко пугающим его вопросом – сколько же нужно было нахвататься радиации, чтобы так быстро и безостановочно умирать.

Вошел он в комнату, еле сдерживая слезы. Костя лежал на койке и смотрел в потолок пустыми и безжизненными глазами. Егор было подумал, что смерть настигла его раньше, но блондин повернул медленно голову и улыбнулся. Ответив ему тем же, Егор сел рядом и попытался вколоть ему очередную дозу стимулирующего препарата. Костя махнул рукой.

– Убери эту дрянь… Все равно лишь переводите важные медикаменты, – Костя тихо, стараясь не спугнуть спящего в паре комнат от него Пашу, прокашлялся и указал пальцем на плотно набитый рюкзак. – Дай мне его, пожалуйста…

Егор подтащил к нему тяжелый рюкзак, открыл и поставил рядом. Блондин начал доставать оттуда книги и научные трактаты, тетради и выдержки из гомельских газет. Где-то час, прерываясь на кашель и жуткую головную боль, Костя отхаркивался кровью и подписывал для Паши литературу. Все это время Егор следил за ним, затаив дыхание, чувствуя, как биение сердца учащается все сильнее. Он был не в силах ему мешать, ведь для Кости это дело было важнее, чем пару минут облегчения. К концу на столе лежало около пяти книг по физике и инженерии, учебники точных и естественных наук, три скрепленные газеты и пара справочников – все были аккуратно подписаны.

Костя постарался на славу: каждый из научных трудов был испещрен пометками, рисунками и большими восклицательными знаками со стрелочками, которые должны были направить нового владельца на правильный путь. Егор со скрипом в сердце помог Косте упаковать все в коробку и перевязать ее какой-то длинной ниткой, которую Костя снял со своего предплечья.

– Когда мы с Пашей встретились на заводе по переплавке чугуна, – говорил Костя, впервые упоминая место, откуда они родом, – мы сразу стали лучшими друзьями… Это был невероятный (натужный кашель) дуэт. Мы практически понимали друг друга с полуслова, вместе работали, увлекались похожими, хоть и настолько разными вещами… Он был самым добрым там и всегда давал мне часть своей еды, которой ему, из-за габаритов, всегда давали больше. Мы все время были вместе, поэтому повязали эти ниточки, клубок от которых нашли как-то под печью. У Паши есть такая же. Пускай она останется у него, чтобы не забыл…

– Где же ты подцепил эту болезнь? – спросил Егор.

– Все там же, чугун. Казалось бы, безобидная вещь, но термоядерный синтез в огромной домне, которая потребляла колоссальные количества энергии, зависел от найденного не так давно элемента – пиливания. В честь сам знаешь кого. Это один из самых опасных ныне известных элементов, и девяносто процентов людей на заводе были подвержены болезни. Редкие исключения, как Паша, благо не пострадали.

Костя очень сильно закашлялся, уже даже не сдерживаясь. Он рвал глотку и сдерживал кровавые подтеки. Трясущимися от ужаса руками Егор подставил ему небольшую пластиковую емкость и дал ему все выплеснуть.

– Я хорошо понимаю, – начал Костя, отдышавшись, – что Паша не сможет ни с кем встретиться… Наш дуэт один на миллион, так что ему будет трудно снаружи… Прошу, Егор…

– Ну! Что, говори… – шептал Егор, закусив до крови губу.

– Егор… Уговори генерала оставить Пашу тут. Он выучится, получит его мудрый… мудрый…

Костю еще раз прорвало. Казалось, он уже выхаркивал остатки легких и гортани. Емкость вся была в кровавом