Лучший друг - Ян Жнівень
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Костя, будучи не в силах уже спорить с соседом, отказывающимся отдать ему инструкцию (так Лёша, вероятно, показывал свое превосходство, с которым боролся в последнее время), взял контейнер и аккуратно загрузил его на подставку, накрыв сверху стеклянной крышкой. С нажатым спусковым крючком сбоку машина начала гудеть и самостоятельно раскрывать контейнер внутри. Лёша открыл шкафчик в углу тесного помещения и начал перебирать пробирки. То самое титановое масло хранилось в ящике, откуда он достал пять пол-литровых ампул.
Огромная формула приводилась в действие благодаря этим двум компонентам. Внутри капсулы начала вариться какая-то сизо-бирюзовая жидкость. К концу работы в баллон под устройством натекло два литра жидкости. После прохождения через йодные стрежни, один из которых, как сначала показалось Косте, треснул, у смазки было буквально пару дней перед тем, как от нее останется один титан. Лёша достал контейнер и с облегчением вздохнул.
Костя залил смазочную жидкость из масленок в клапаны и запустил обогатитель. Паша уже успел перенести два десятка загонщиков, которые наполнились топливом, и вставил их во вторые отсеки. Обогатитель начал гудеть и запускать роторы. На ближайшие пару часов его надо было оставить в покое.
Следующая комната оказалась самой простой. Ее очень оберегала Адель из-за каких-то личных переживаний в свое время, так что проблема оставалась все та же – сгоревшая проводка, а также пара пробитых труб с текущим маслом и все той-же светящейся жидкостью. С Пашей на пару Костя управился с ней за час с лишним.
Биологические и цифровые часы показывали, что дело идет к закату. Костя, изрядно нахватавшийся пыли и изотопов, прошедших через изношенный костюм химзащиты, ушел спать, даже не помывшись перед сном. Уже пришедший в себя Уорвик плеснул Лёше с Егором виски, а Паше налил рюмку водки, хлопнув которую тот ушел и тут же завалился на койку, уснув крепким сном.
Почти все разошлись после трудного дня. Даже Лёша вернулся в свою каюту и взялся за рукопись. На кухне остались только Егор, Маша да генерал. Пока Маша все так же невозмутимо рисовала, Уорвик нагнулся к Егору, сидевшему рядом с ней и курившему, и сказал:
– Вы специально игнорируете друг друга – я это вижу.
Егор поднял в недоумении глаза, надеясь на то, что Уорвик не начнет по пьяни сводить его с и без того находящейся в неопределенности Машей.
– Вы о рисунках? – спросил Егор, стараясь максимально аккуратно вывернуть разговор.
– Твой брат сейчас работает… Ему нужна помощь. Без твоего навыка рисования ему не вытянуть на себе будущие свершения в искусстве писателя.
– Вы опять за свое?! – возмутился Егор. – Не вернется он к этому. У него не хватит смелости. Слишком большую цену он заплатил и слишком высокую стену поставили перед ним. Теперь это не то дело, что было раньше! Теперь мы всецело поглощены нашей дорогой! Не время думать о таких мелочах.
Уорвик глухо рассмеялся.
– Ты глубоко заблуждаешься… Именно ваш путь раскрывает навык. Я видел глаза твоего брата. И ты их видел. Ты прекрасно знаешь, какой он. Но! – Уорвик вскочил на ноги. – Рядом с тобой сидит девушка, рисующая обворожительные работы. Ваш дуэт мог бы здорово помочь ему!
– Не-ет! – засмеялась Маша. – Я не рисую то, что послужило бы рисунком к их работам. Это слишком… наивно, что ли.
– А ты знаешь, кто основал восстание против ядерного вооружения в 2079 году в Ирландии?! – воскликнул генерал, явно стараясь перебороть эти детские сомнения. – Обычный художник-карикатурист, который рисовал комиксы и основал самое популярное течение в искусстве конца двадцать первого века! – он говорил быстро и неразборчиво, словно стараясь ни на секунду не отпустить внимание слушателей. – Клифф Реймонд – основатель хэтчфрейминга. Может, вы видели? Картинки такие, сделанные штрихами под наклоном. Без линий. Нет? Ну так вот, теперь будете знать! Ты что-то говоришь про стену и преграды, но ты сам их строишь перед собой! – говорил Уорвик Егору.
Генерал сильно стукнул по столу и допил виски. Немного успокоившись, он сел напротив них и опустил взгляд.
– Вы упускаете из виду нечто, что находится совсем рядом. Возьмите то, что дала вам жизнь, и создайте невероятное. Как молодое, смелое поколение вы смогли выйти в такое рискованное путешествие. Риск – вот он, двигатель прогресса и человеческой мудрости.
– Нет, это так не работает, – разочарованный Егор молча встал из-за стола. – Риск – лишь повод найти легкий способ движения вперед, что мы и делаем в нашем путешествии. Вряд ли это что-то изменит, – он допил виски и ушел к себе на койку.
Опустошив все свои моральные ресурсы, Уорвик ссутулился и ушел к себе в каюту.
IX
Маша дорисовала пару окошек комикса и захлопнула блокнот. Сон никак не хотел приходить. Ее мучили слова генерала – из-за них даже работа не шла своим прежним чередом. Она пробралась в каюту к Егору и села рядом с уткнувшимся в стену парнем на корточки. Егор, видимо, спал.
– Чего тебе? – вдруг послышался глухой голос. Маша встрепенулась.
– Я, я по поводу генерала… Его идея. Его идея, да, – ее голос подрагивал.
Егор лениво развернулся и встал с койки. Он включил яркую флуоресцентную лампу над кедровым столом и выдвинул из него пластмассовую шуфлядку. Он достал оттуда пару альбомных листов и начал их перебирать, при этом очень натужно хмурясь.
– Вот, – он показал Маше кривые и неудачные наброски человеческих фигур. – Безнадежно. Я больше не смогу рисовать, как прежде…
Он показал ей еще пару набросков и один эскиз: спящий кот, выдуманный из головы портрет и лицо Уорвика, наподобие тех, что рисовали на плакатах. Все было сделано явно наспех и без особого энтузиазма, с кривыми линиями и жирной, неказистой обводкой. Тени нелепо были растушеваны, глаза на всех работах разных размеров, лица глупы, выразительности в них не было. Не желая смотреть на это глупое самобичевание и точно зная его секрет, которому он себя отдавал без остатка в течении путешествия и еще дома, до всех последующих событий, Маша выхватила у Егора два других листа и показала ему, почти впритык подсунув к лицу. Там был изображен огромный и детализированный обогатитель, которым он занимался, пока брат с Костей были в лаборатории, а также четко построенный и правильный в перспективе план главного зала. Егор опустил глаза и поморщился от распирающей его
