Срочно требуется царь - Светлана Багдерина

Царевич метнулся было на помощь падшему Бренделю, но его и неуклюжих из-за своей громоздкой ноши солдат из графского отряда музыкантов опередил Кондрат. Он мигом слетел с вершины лестницы вниз и стал быстро, но аккуратно извлекать графа из груды деревяшек, еще минуту назад бывших гордостью и красой главной лестницы царского дворца.

— У вас все в порядке, ваша светлость? — видя, что в порядке далеко не все, на всякий случай все же поинтересовался Кондрат.

— Болван!.. — прошипел граф, морщась от боли, но еще больше — от унижения и ярости при виде злорадных физиономий баронов, даже не пытающихся скрыть свои эмоции. — Как я могу быть в порядке!.. Ты что, слепой?.. Мои руки все в занозах!.. На ладони царапина, а кровь из нее так и хлещет! Наверняка, останется шрам! Идиот!.. В порядке!.. По-твоему, это называется «в поряд…»

Граф осекся на полуслове, вздрогнул, легкая тень новой мысли промелькнула по его лицу и тут же поспешила укрыться за мученической улыбкой.

— Извини меня, солдат… Я был неправ… — простонал Брендель, полуприкрыв светящиеся предательской радостью глаза. — Просто очень неприятное и неожиданное падение… задевающее мое достоинство… и положение… поэтому вырвалось… но я не это хотел сказать… Спасибо за помощь — вот что я имел в виду…

Кондрат удивился, но извинения, философски пожав плечами, принял, и хотел уже было идти указывать дорогу дальше, как…

— Ай!.. Нога!.. — страдальчески ахнул Брендель, едва сделал шаг вперед, и тут же ухватился за своего спасателя, позабыв про бессчетные занозы и так и хлещущую из раны на ладошке мелкими капельками кровь, и повис на нем. — Моя нога!.. Я сломал ногу, не иначе!.. Проклятая лестница!..

— Может, сделать носилки? — Иван был уже тут как тут.

— М-м-м-м…

— Давайте, я посмотрю вашу ногу, ваша светлость! — подоспела Находка.

— Нет… Ни в коем случае… Я… свое здоровье… доверяю только своему… э-э-э… знахарю…

Умирающий лебедь по сравнению с графом сейчас показался бы задорным петухом.

— А, может, отправим вас домой? — сказала волшебные слова Серафима.

— Нет-нет! Я смогу идти! — слова царевны произвели эффект ведра целительного эликсира.

Но тут же пострадавший спохватился, срочно вошел обратно в роль, вцепился мертвой хваткой в Кондрата и испустил душераздирающий стон.

— Я пойду… безусловно… если только мне позволят… на кого-нибудь… опереться… — закончил на похоронной ноте он и закатил очи.

Бренделю тут же с готовностью протянули свои руки его солдаты, но он, проигнорировав предлагаемое содействие, умоляюще взглянул на Кондрата.

— Ты не мог бы?.. Обещаю — я заплачу!..

— Если вы пообещаете мне не платить, то я, безусловно, помогу вам, — подставил надежное плечо тот, и граф, тщательно не замечая издевательских шепотков конкурентов, продолжил путь к первому свиданию с предполагаемыми верноподданными в специально отведенное для этого место.

Лишившись проводника, растерявшаяся поначалу процессия скоро выяснила, что по оставленным в пыли первопроходцами следам дорогу можно найти и без его участия, и уверенно двинулась в путь.

Когда они добрались без дальнейших приключений и травм до обещанного балкона, Спиридон как раз закончил отдирать деревянные щиты, закрывавшие от стихий и вандалов витражные двери дворца, и теперь сосредоточенно оттаскивал их в сторону, под соседний подоконник.

Согласно выработанному по пути альтернативному плану, на балкон под овации собравшихся костеев сначала вышли невозмутимая Серафима и смутившийся донельзя Иван, за ними — заробевшая вдруг Находка.

После краткой приветственной речи Иванушки, объяснившего особо несообразительным, по какому поводу, собственно, они тут сегодня собрались, из четырех дверных проемов, ведущих на балкон, полились божественные звуки «Танца маленьких лебедей» в исполнении четырех барабанов и горнов, и на всеобщее обозрение выступили сами музыканты и такое же количество суровых знаменосцев.

Развернув свои знамена так, чтобы всем стали видны гербы их хозяев, они застыли с чувством выполненного долга, словно мраморные изваяния.

Наступил самый ответственный момент.

На балкон, в настороженную тишину размером с площадь, решительно шагнули барон Жермон, барон Дрягва, барон Карбуран и, сопровождаемый и поддерживаемый сочувственно-внимательным Кондратом граф Брендель.

Оказавшись, как и намечалось, между своим барабанщиком и знаменосцем, костейские дворяне остановились и скрестили на груди так и чешущиеся помахать по-царски руки.

Иванушка откашлялся, поставил на ограждение не покидавший его и успевший привлечь немалое внимание и еще больше версий ларец, поддел ногтем защелку и откинул крышку, ударившуюся о перила в повисшей выжидательной тишине со звонким деревянным стуком.

Осторожно, словно в аквариум с сытой пиарньей[81], опустил он обе руки, ухватил там нечто тяжелое, и медленно и бережно извлек, наконец-то, на всеобщее обозрение.

— Это — знаменитая стальная корона монархов Страны Костей, которой короновались все правители до завоевания царства кочевниками. Она была обретена чудесным образом накануне, и о подлинности ее свидетельствуют древние пергаменты с летописями, найденные с ней вместе…

Сенька коротко шепнула что-то супруга на ушко, он быстро кивнул головой и торопливо добавил:

— …А также надпись, выгравированная внутри этого артефакта. Она является напутствием царю и гласит: «Корона Царства Костей не украшение, но тяжкая ноша достойнейшего. Получи ее с честью. Носи с умом. Расстанься по своей воле.».

Жермон, стоявший из претендентов ближе всех к Ивану, изобразил на лице живейший интерес и протянул к находке руку, едва не опрокинув подвернувшегося под нее знаменосца.

— Какая интересна… АЙ!!!..

Еле сумевший оттолкнуться от стены затылком и плечами и принять относительно вертикальное положение знаменосец в одно мгновение снова был уронен на пол, и на этот раз — основательно и безнадежно.

— Я порезал руку!!! — ярость, обида, неверие, изумление и восхищение смешались в громоподобном голосе барона как ингредиенты коктейля[82]. — Проклятье!.. Я действительно порезал ей руку!.. Смотрите!.. У нее зубцы острые, как кинжалы!.. Неужели это и впрямь она?!.. Не может быть!..

Претенденты, расположившиеся чересчур далеко, чтобы своими глазами увидеть древнюю диковину, существовавшую для них уже несколько сотен лет только в преданиях, вытянули шеи, стали толкать своих знаменосцев, чтоб подвинулись — но в пустую.

— Не пихайтесь, не пихайтесь, потом поглядите, на всех хватит, не убудет, — как торговка на рынке, осадила их решительным жестом Серафима, и дворяне сдались. — Так, встали, подровнялись, воротники поправили, приняли торжественное выражение ликов…

Дождавшись, пока удивленные претенденты исполнят в точности ее указания, она по-хозяйски продолжила:

— Дальше по протоколу у нас принятие клятвы. Слушаем внимательно и молча — два раза повторять не будут. Готовы? Иван, зачти.

Так же плавно и опасливо, как доставал, царевич опустил корону обратно в ларец, медленно извлек из него руки, пересчитал два раза пальцы, с облегчением вздохнул, передал его на сохранение супруге, а сам потянулся к выглядывающему из правого кармана кафтана кожаному чехлу.

Там оказался обыкновенный пергаментный свиток.

Лукоморец развернул его нервно дрожащими руками[83] и стал громко читать слова составленной им клятвы[84], строчка за строчкой.

«Я, претендент на престол царства Костей по праву наследования, перед лицом своего народа торжественно клянусь, что ежели, по завершении двухнедельного срока, выйду победителем в испытаниях и стану монархом моей любезной державы, то стану править справедливо и мудро, дабы во всех концах страны не осталось ни обездоленного, ни обиженного. Дворян же, испытания со мной разделивших, я обещаю держать в почете и уважении, титулу их приличествующих, и о жизни их заботиться как о своей собственной. Но ежели нарушу я это обязательство, то пусть разделю незамедлительно их судьбу. А ежели паче ожиданий на престол страны моей взойдет другой, то клянусь во всем повиноваться ему как суверену моему, а о жизни его заботиться, как о своей собственной. Но ежели нарушу я это обязательство, то пусть разделю незамедлительно его судьбу. Состязаться же обещаю честно, и даю священный обет, что не причиню вреда соперникам своим ни мыслью, ни словом, ни делом — ни я, ни люди, верные мне или оплачиваемые мной. Но ежели нарушу я это обязательство, то пусть разделю незамедлительно судьбу обиженного мной[85]. В чем недрогнувшей рукой и подписуюсь.»

Совершив короткое, но ответственное путешествие на дальний конец балкона и обратно, свиток через несколько минут вернулся обратно в руки Ивану в целости и невредимости.