Атлантическая премьера - Леонид Влодавец
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Лезть дальше, конечно, было небезопасно. Во-первых, следовало подумать, как вылезать обратно. Во-вторых, где-то впереди журчание ручейка переходило в гул водопада, и можно было полететь вместе с этим водопадом в такие тартарары, что меня и за тысячу лет не разыщут. Бывают ведь пещеры глубиной чуть не в полторы — две мили! Черт ее знает, может, эта еще глубже! В конце концов, неужели Эванс был таким идиотом, что спрятал свои сокровища, каковы бы они ни были, в такой преисподней? И как они затаскивали сюда свои бочки или сундуки с золотом?
Но тут я заметил в пятне света от моего фонаря вбитый в трещину крюк. Нет, это был не современный никелированный крюк-карабин, какими пользуются альпинисты и спелеологи. Это был старинный, грубо кованный, ржавый, вероятно, уже очень хрупкий крюк, который вбили лет триста назад. Веревка, конечно, сгнила еще в позапрошлом столетии, но крюк уцелел. Другие уже давно проржавели и рассыпались в труху, а от этого кое-что осталось. Значит, когда-то у Эванса была проложена здесь более или менее оборудованная дорога, и его матросы таскали сундуки и ящики, держась за протянутые вдоль стен леера, а может, опускали их на веревках, используя крюки как блоки — кто их знает! Так или иначе, у меня опять появился стимул идти дальше, хотя умный человек, разумеется, прежде всего сообразил бы, что если пиратам были нужны веревки, то и мне они рано или поздно понадобятся.
А шум водопада приближался. Очень скоро я увидел его: ярдах в пятнадцати приплясывавшие вдоль каменной трубы струи ручейка сливались с тугим, мощным водяным снопом, бившим откуда-то сверху, и с гулким грохотом вместе уносились вниз. Водяная пыль засверкала радугой в лучах фонарика, казалось, что стена воды перерубила ход наглухо.
Совсем веселые размышления пришли мне на ум, когда я, высветив на стене какие-то странные выбоины, обнаружил, что это надпись, порядочно вымытая и стертая, но тем не менее еще читабельная: «Дальше — смерть!» Даже если бы Эванс не вырубил на стене барельеф в виде черепа и костей — я не художник, но вырубил бы лучше! — то и в этом случае я бы ему поверил. Только круглый идиот мог бы сунуться под многотонный удар струи водопада, которая к тому же, поглотив ручей, устремлялась куда-то совершенно отвесно, обдавая потоком ледяного воздуха и сырости. Туда, в эту пропасть, мне не хотелось совершенно.
Надо было идти обратно — пират, вероятно, был большим шутником или особо изощренным садистом, раз придумал, как через многие годы поиздеваться над соискателями своего наследства. Я нашел место, где можно было присесть, не боясь соскользнуть под водопад, достал из кармана полиэтиленовую упаковку с уже знакомыми мне питательными кубиками и хорошим симпатичным шоколадно-арахисовым батончиком и малость подкрепился. Назад надо было лезть в гору, и это должно было потребовать гораздо больше сил. С удовольствием смакуя сладости, я еще раз обвел взглядом перегородившую мне дорогу водяную стену, пол пещеры. Что-то черное, которое я принял было за камень, попав под луч света, стремительно рванулось к водопаду. Это была здоровенная крыса! Но вот что удивительно: крыса не просто сдуру прыгнула в поток, а аккуратненько пробежав по краю пропасти, скакнула на совсем незаметный уступ слева от водопада и исчезла где-то за водяной стеной!
Конечно, Богу следовало наказать меня за нахальство. По идее, я должен был слететь в пропасть и найти там свой бесславный конец. Не знаю, с чего бы Господь так расщедрился, но милосердие его на сей раз не знало границ.
Прижавшись спиной к осклизлой стене пещеры, я подошел к краю пропасти и сделал шаг влево. Если бы я посмотрел, куда ставлю ногу, то есть чуть-чуть нагнул голову, то край водяной стены задел бы меня и сшиб в пропасть. Но не посмотрев, куда я ставлю ногу, я тоже был не гарантирован от падения. Тем не менее мой каблук все-таки нащупал уступ, и я смог даже перетащить на этот уступ вторую ногу, а затем — это было уже совсем безумие! — боком вперед прыгнул туда, где исчезла крыса…
Как может догадаться читатель, я не полетел в преисподнюю в прямом и переносном смысле. Напротив, я твердо встал на две ноги и лишь после этого рискнул открыть глаза. Справа от меня водяная стена низвергалась из узкой — не более фута шириной — трещины в колодец шириной фута полтора. Глубина его теперь меня не интересовала.
Пространство за трещиной, как мне показалось, было совсем небольшое и заканчивалось вроде бы тупиком. Но там, на стене этого тупика, имелась весьма примечательная надпись, сделанная тем же горняцким орудием, что и грозное предупреждение на той стороне водопада: «А ты малый не дурак!» И, кроме того, там была изображена остроконечная стрела, указывающая вправо. Там, куда указывала стрела, за выступом скалы находился вырубленный в камне прямоугольный ход со ступеньками, уводящими вниз. Фонарик мой заметно сдал, светил тускло, и я вскрыл запасную упаковку с батарейками.
Лестница оказалась винтовой и очень крутой — прямо как в башне рыцарского замка. Но все-таки идти по ней было много приятнее, чем ползти по сырому лазу. Шаги здесь звучали особенно гулко и зловеще. Почему-то я по-прежнему мало думал о том, как и сколько времени буду выбираться отсюда, а также и о том, как сейчас чувствует себя Марсела, сидя над дырой и пытаясь услышать что-нибудь по рации, которая, разумеется, передать что-нибудь с такой глубины была бессильна.
Лестница закончилась, и тут меня ожидал самый неприятный сюрприз. Я осветил фонарем прочную герметическую стальную дверь. Таких во времена Эванса явно еще не умели делать.
Завершение прогулки
Такие двери, как та, что преградила мне дорогу, обычно устраивают в противоатомных бомбоубежищах. Конечно, трудно поверить, что Эванс был настолько прозорлив, что предвидел открытия Эйнштейна и Ферми. Скорее всего он был полным болваном даже в ньютоновской механике, а о том, что вещества состоят из атомов, просто не догадывался. Во времена Эванса двери делали из прочного дуба и обивали стальным листом, приделывали к ним замысловато-узорчатые петли и врезали в них какой-нибудь хитроумный замок с секретом, рассчитанным на ребенка из современного детского сада. А эту дверь соорудили никак не раньше, чем в 30-х годах, естественно, уже XX века, когда все полагали, что вот-вот начнется химическая война, но она так и не началась.
Дверь была выкрашена в темный цвет, краской, применяемой для предохранения канализационных труб от коррозии, и, судя по всему, сделана из прочной броневой стали. Чуть позже я углядел, что массивная дверная коробка из толстенных стальных полос прочно вделана в скалу с помощью мощной, в два пальца толщиной, стальной арматуры и забетонирована. В одном месте бетон, правда, треснул, и крысы, одна из которых привела меня сюда, сделали себе проход. К сожалению, на этот раз воспользоваться услугами крыс я не мог. В их нору я пока не проходил.
Но самое противное, дверь была абсолютно глухая — ни скважины, ни замка, ни штурвальчика, а я, как назло, не запасся ни динамитом, ни пластиковой взрывчаткой. Впрочем, боюсь, что, взорви я эту дверь — и тайна ее осталась бы навеки не раскрытой, ибо тогда могло рухнуть немало камней. А малым зарядом взрывать эту дверь было бесполезно. Так что стоит порадоваться, что взрывчатки у меня просто не было.
Теперь у меня было азартное, но довольно неприятное чувство. Я очень хотел попасть за дверь, но при этом хорошо понимал, что вряд ли найду за ней золото Эванса. Дверь, непроницаемая и загадочная, стояла на моем пути, но кто знал, не отделяла ли она меня от смерти? Черт его знает, что могло быть там: ядерный фугас, заложенный на случай вторжения русских или кубинцев, или убежище, подготовленное Лопесом на случай ядерной войны, а может быть, тайный склад наркотиков, привезенных сюда из Колумбии? Во всех этих случаях мое проникновение за дверь ничего хорошего не сулило. И охранники Лопеса, и боевики наркомафии очень не любят, когда посторонние залезают за охраняемые ими стальные двери. Мне вовсе не улыбалось и попасть под лазерный душ вроде того, что демонстрировал нам дон Паскуаль Лопес на асиенде «Лопес-23». Даже если здесь был установлен ядерный фугас — а тут уж без моих компатриотов никоим образом дело не обошлось бы! — то меня смогли бы пристрелить раньше, чем я успел сказать первое слово. Кроме того, мои скромные соотечественники, очень любящие облегчать себе труд, вполне могли установить какую-нибудь автоматизированную систему защиты, которая, скажем, всаживает в неосторожного посетителя пулеметную очередь или сжигает его из огнемета.
Всякий благоразумный человек на моем месте вздохнул, плюнул бы на эту дверь, а затем спокойно отправился обратно, утешая себя мыслью, что сумел проделать весьма опасный путь и остаться живым. Однако я, хотя и не считаю, что у меня неразвитое чувство самосохранения, иногда впадаю в охотничий азарт, который начисто избавляет меня от вполне закономерных разумных мыслей и придает черты разъяренного матадором быка, который с идиотическим упрямством бодает красную тряпку вместо того, чтобы просто поднять на рога самого матадора. К тому же я стал вспоминать, каким путем я добирался до этой двери, как лез в колодец, как полз по лазу-«шкуродеру», как шел по ручью к водопаду и перебирался через трещину следом за крысой… И все это зря, только ради того, чтобы упереться лбом в черную дверь, плюнуть на нее и вернуться обратно?!