Гюстав Флобер - Анри Труайя

Это последнее письмо написано в Париже, куда Флобер поспешил поехать, чтобы побудить театр «Одеон» поставить пьесу Луи Буйе «Мадемуазель Аиссе». На этот раз дело, кажется, улажено. Намечена даже дата: январь 1872 года. Счастливый тем, что смог наконец послужить памяти друга, Флобер собирается на руанский поезд и встречает Эдмона де Гонкура. «У него под мышкой министерский портфель, закрытый на тройной замок, в котором лежит „Искушение святого Антония“, – помечает тот. – В экипаже он говорит со мной о своей книге, обо всех испытаниях, которые пришлось пережить отшельнику из Фиваиды, вышедшему из них победителем. Потом на улице Амстердам объясняет, что святой потерпел окончательное поражение из-за ловушки, научной ловушки. Любопытно, но он, кажется, удивлен тому, что удивился я».[507]

Флобер возвращается в Круассе, радуясь предстоящему визиту Элизы Шлезингер, которая приехала в Трувиль. Там она спорит с детьми, единственными наследниками умершего отца, и, встретившись с Флобером, отнюдь не настроена на романтические воспоминания. Если он мечтает о Трувиле как о рае своей юношеской любви, то для нее это лишь место семейных ссор и неурядиц. Едва она уезжает, он отправляется в Париж, чтобы снова заняться «Мадемуазель Аиссе». 1 декабря 1871 года он читает пьесу актерам «Одеона». И в тот же вечер пишет Филиппу Лепарфе: «Чтение актерам прошло в самой воодушевленной атмосфере. Слезы, аплодисменты и пр.». Три дня спустя он передает издателю рукопись «Последних песен» Луи Буйе с подзаголовком «Посмертные стихотворения». Он равно активно занимается памятником, который хотел бы установить своему другу в Руане: фонтан с бюстом в конце улицы Верт. Он собрал уже по подписке двенадцать тысяч франков. Однако 8 декабря 1871 года муниципалитет Руана отклоняет проект, поскольку известность Луи Буйе представляется ему недостаточной для того, чтобы заслужить подобную честь. Гнев Флобера, адресовавшего муниципалитету письмо, выплескивается на страницы газеты «Тану». Он надеется на то, что успех «Мадемуазель Аиссе» станет реваншем за эту неудачу, а руанцы, узнав об увлечении парижан Луи Буйе, будут сожалеть о том, что отказали ему в уважении.

6 января 1872 года дружески настроенная публика встретила криками «браво» премьеру в «Одеоне». Флобер присутствует и, разумеется, горячо аплодирует. Для него это реванш за друга. Однако на следующий день – провал. «Зал почти пуст, – пишет он Жорж Санд. – Пресса оказалась, по правде говоря, тупоумной и бесчестной. Меня обвинили в том, что я хотел создать рекламу, включив зажигательную тираду. Я прослыл Красным. Видите, до чего дошло! Дирекция „Одеона“ ничего не сделала для пьесы. Напротив. В день премьеры я своими собственными руками принес аксессуары для первого акта. А на третьем представлении руководил фигурантами… Словом, наследник Буйе заработает очень мало денег. Спасена честь – и только».[508] Надеясь найти утешение, он использует свое пребывание в Париже, чтобы прочитать сто пятнадцать страниц своего «Святого Антония» Тургеневу. «Добрый Московит» восхищен. «Какой слушатель! – с облегчением вздыхает Флобер. – И какой критик! Он поразил меня глубиной и точностью суждений. Ах, если бы все, кто берется судить о книгах, могли его послушать, какой бы получили урок! Ничто не ускользает от него… Он дал мне для „Святого Антония“ два или три превосходных совета».[509] Тем временем он написал «Предисловие» к «Последним песням» Луи Буйе. К его удивлению, это посмертное воздание чести стоит ему оскорбительного письма Луизы Коле. «Я получил от нее анонимное письмо в стихах, в котором она честит меня шарлатаном, пользующимся могилой друга для рекламы, подлецом, заискивающим перед критикой, после того, как „низкопоклонствовал перед Цезарем“! – пишет он Жорж Санд. – Грустный пример страстей, как сказал бы Прюдом».[510] Он наносит визит вежливости Виктору Гюго, которого находит «прекрасным», а совсем не «великим человеком», отнюдь не «важной персоной», восхищается «Тартареном из Тараскона» Альфонса Доде, которого называет шедевром, и «насмерть ссорится» с издателем Мишелем Леви, отказавшимся дать обещанный аванс для издания «Последних песен». Эдмон де Гонкур, встретивший его в это время в Париже, помечает: «Флобер так вспыльчив, так резок, так раздражителен, что я боюсь, как бы для моего бедного друга это не закончилось нервным заболеванием».[511]

Еще одна забота: надо во что бы то ни стало найти компаньонку для матери. «Хочется подыскать ласковую особу, которая будет читать, – пишет он Жорж Санд. – Ей придется также немного заниматься хозяйством. Но у нее будет нетяжелая работа, поскольку мать оставляет свою горничную. Религиозные взгляды не имеют значения».[512] Госпожа Флобер едва держится на ногах, ее голова расстроена. Вернувшись в Круассе, Флобер с трудом переносит причуды матери. Она думает только о еде, надеясь окрепнуть, и подолгу сидит за столом. «Хозяйство в доме в таком упадке, кругом беспорядок и какие-то запутанные истории, что я со времени приезда ничего не смог сделать, – пишет Флобер Каролине. – От всех этих забот, а в особенности от печального пребывания с глазу на глаз с твоей бабушкой у меня опускаются руки. Чувствую, что не смогу писать, ибо с трудом понимаю то, что читаю. Моя мечта – поехать жить в монастырь в Италию, чтобы ни во что больше не вмешиваться… Когда меня оставят в покое? Когда мне не надо будет заниматься вечными другими? Я то отчаиваюсь, то впадаю в угнетенное состояние».[513] Он с нетерпением ждет компаньонку, которую наконец наняли и которая должна приехать в начале апреля месяца.

Но 6 апреля госпожа Флобер после полутора суток агонии скончалась. Флобер, хотя и был готов к этому, потрясен. Его вырвали из детства. Он теперь один в мире. Он сообщает об этом самым близким друзьям: Максиму Дюкану, Эдмону де Гонкуру, Лауре де Мопассан, Жорж Санд. Все знают о его отчаянии: «Матушка моя только что умерла. Я с понедельника не сомкнул глаз. Не знаю, что делать».[514]

«Журналь де Руан» помещает некролог. «Г-жа Флобер, вдова, была видным человеком. Она приходилась родственницей г-ну Ломонье, знаменитому хирургу, которого в должности главного хирурга больницы заместил г-н Флобер. Она была внучкой, женой и матерью врача. Руан выражает соболезнование семье г-жи Флобер. Выразить чувства соболезнования и признательности соберутся все, чьи страдания облегчали отец и сын, все, кто знал их преданность простым людям. Похороны состоятся завтра, в среду, в Круассе, в десять часов».