Из дневника. Воспоминания - Лидия Чуковская

11 апреля, пятница, Переделкино, 1980. По радио – ужасы. Иран, Афганистан. Сбываются мрачнейшие пророчества А. И.: о непрочности разрядки, о гибельности коммунизма, о том, какие тяжкие испытания предстоят Америке, – но странная вещь: чем явственнее, тютелька в тютельку, сбываются его пророчества, – тем меньше верят ему люди, на чьих глазах все сбывается, и тем острее его ненавидят – и здесь и там.

А вчера я получила письмо от классика. Как всегда, первое чувство – счастье. А потом – нет. Есть какая-то натяжка в его письмах ко мне, слишком многое разъединяет, соединяет только его благодарность к нашему дому – ну, может быть, любовь к России. «У нас одна любовь, но не одинакая». О «Процессе» – мельком и формально. О пропаже 2-го тома – взволнованно и душевно – да он не очень-то осведомлен133. Но самое горькое – это его жалобы на эмиграцию. Да, жалобы.

Здесь он жил – что бы с ним ни было – никогда не жаловался. А тут поток жалоб – на всех. И большое для меня неудобство – жалуется на грубое, лживое выступление Эткинда. Как же мне быть – не могу я быть заодно с его врагами.

Пишет, что всем исподтишка дирижирует Синявский. Но вот какая странность в его жалобах: он пишет об Эткинде (как писал о Льве), что ничем его не задел, а тот кинулся. Конечно, у тех есть против него и личная обида, но ведь и политические разногласия в самом деле существуют. Ведь не говорит он впрямую, что разумеет под «выздоровлением России», а не впрямую, чужими устами, хвалит царизм, который многим (и мне) ненавистен, и церковь, к которой многие (и я) равнодушны. Он утверждает: все их обвинения против него – передержки и ложь.

Я, как всегда, ему верю…

19 июля 80 г., суббота, Москва, 3 ч. 30 м. Прочла в 23 № «Континента» рецензию Горбаневской на «Процесс» (никакую) и Буковского статью: «Почему русские спорят». Буковский очень умен. В частности, умно упрекает и Чалидзе и А. И., что они отделяют правозащитное движение от темы свободы – а ведь второе входит в первое. Вообще он не очень защищает А. И. и не очень треплет Чалидзе, но сразу видно, что он живой и талантливый, а Чалидзе – мертвоват. Буковский чудно называет Медведевых «братаны».

13 декабря, суббота, 80, Москва. Еще события: письмо от классика. Длинное, доброе, грустное. Пишет, что вот мы не виделись уже 7 лет, он никогда о таких сроках не думал. Для меня этих семи лет как не бывало; то ли я уже умерла, то ли время остановилось – как я сама, – но я их не чувствую.

Буду ему отвечать – и вот это трудно.

11 января 81, воскресенье, Москва. С. Э. принесла мне известие, что Копелевы получили приветливое письмо от классика. Великодушен этот великий человек. Окажутся ли они достойны этого великодушия?

26 апреля 81, суббота, Москва. Читаю Белого о Блоке – тягомотина, а прочесть надо. Чтение прервалось «Вестником». Там мудрейшая статья А. И.; отрывок из Узла XVI (ни плохой, ни хороший: попытка влезть в шкуру императрицы Александры Федоровны).

16 мая 81, суббота, Москва. Сегодня я довольна – я уверяла С. Э., что классик непременно поздравит А. Д. с 60-летием. Мне никто не верил. И вот сегодня ночью я услышала по радио его поздравление. Сжато, умно, благородно, точно. Это А. И.134

14 июня 81, воскрес., Москва. От классика разоблачительное письмо об Америке и нужен «третий путь». А как же искать его без свободы речи и мысли? Вот и упираемся в А. Д.

Говорят, 21 мая у памятника Пушкину была демонстрация в его честь. Неизвестно, так ли.

В письме классика есть одна нота: мол, не огорчайтесь здешней критикой, она на самом низшем уровне. Не значит ли это, что была где-нибудь ругательная статья о 2-м томе – а я просто не знаю? Я вообще ни одной статьи о нем не знаю.

Люся135 недовольна телеграммой А. И. – А. Д. Она все равно, конечно, была бы недовольна, что бы он ни прислал, но тут есть некая неточность в выражении у А. И., к которой она и прицепилась. «Ваш путь от избытка к.» Она говорит, что избытком он никогда не пользовался. Это уж дело характера – врожденный неинтерес к материальным ценностям – но он до своих трактатов принадлежал к привилегированному классу (как, например, с известного времени Дед, или Дау136) – что ж тут говорить. А шагнул к угнетенным.

17 июля, суббота, Москва. Бедный Ал. Ис. обрек себя на разоблачение Февральской революции – а до того ли нам теперь?

29 ноября 81, понедельник, Москва. Письмо от А. И. В другое время оно сделало бы меня счастливой: он хвалит 2-й том, он послал мне лекарство… Но дальше об А. Д. Я ему писала, что А. Д. в ссылке погибнет – раз; и что меня огорчает его холодность к А. Д. – два. Он по этому поводу пишет, что он-то всегда был почтителен к А. Д., а тот «начал первый»; о Чалидзе, который его, А. И., оскорбил, а Сахаров согласился с Чалидзе; что Сахаров первый сказал: «идеология Солженицына опасна» и пр. Горько все это читать, хоть, может быть, он излагает отношения с А. Д. – правдиво. Его же идеология опасна тем, что он ее до конца не выговаривает и дает повод для самых различных толкований.

Дальше он защищает от моих нападок охранку: надо же было защищать государство! Нет, защищать государство Николая II совсем не надо было.

16 мая 82, воскрес., Москва. Думала о Сахарове и Солженицыне. Очень странные у нас представители нации. Сахаров объявляет себя западником. Между тем по характеру он – русский Иванушка Дурачок. Иван Царевич. Одно благородство, одни несчастья и абсолютная неспособность чего-нибудь добиться, при изумительной правоте. (Добился Лизиного отъезда; но это будем считать Люсиным достижением.) Наш Иванушка Дурачок – западник (это весьма по-русски, между прочим). Солженицын – наш славянофил. Между тем он с головы до ног – немец; он Штольц среди Обломовых. Точность распорядка по минутам; работа, работа, работа; цель, цель, цель; расчет, расчет, расчет – во всем этом ничего русского, напротив: он славянофил. А на самом деле все его славянофильство – любовь художника к своему художническому материалу, т. е. к языку. (В этом смысле и я славянофил.)

Все это славянофильство и западничество – «одно недоразумение»… это еще Достоевский сказал в речи о Пушкине. Насчет недоразумения – это и Герцен почувствовал. «У нас была одна любовь, но не одинакая». В искренность православия А. И. я не верю, т. е. он, конечно, не лжет, ему кажется, что он верит, а на самом деле в его целенапрвленном уме это грядущие доты и дзоты. Вокруг церкви действительно можно объединить народ – всякий, на всех уровнях, – а движение за права человека никогда у нас не будет массовым, потому что у нас люди бывают возмущены неравенством пайков и жилья, но не более того. Общее сознание – не социалистическое, не буржуазное, а феодальное: ограбить сюзерена им хотелось бы, но необходимость сюзеренства они вполне признают. Никакого чувства чести и чувства собственного достоинства.