Отцы Ели Кислый Виноград. Третий Лабиринт - Фаня Шифман

Эти новые пассажи Аль-Тарейфы будили у братишек не самые весёлые воспоминания.

Они с братом помогли тайной спец-группе «дабуров» (как их совсем недавно стали называть), посланной Пительманом, похитить отца, но при этом так и не смогли добиться, чтобы мать согласилась придти к Тимми. Тот выразил им своё неудовольствие в такой форме, что они этого не скоро забудут. Уж лучше бы он накричал на них. Его мягкий, ласковый голос, которым он давал оценку их способностям и интеллектуальному уровню и прогнозировал их отнюдь не блестящее будущее, перемежая это привычными «лапуль» и «сладкий мой», до сих пор стоит у Галя в ушах. И это причиняло ему, очень самолюбивому по натуре, нешуточные душевные муки. Гай, тот и вовсе пал духом. Одновременно он как бы вскользь намекнул, что им бы очень стоило сменить фамилию: «Чем плохо — Галь Хадаш?

Подумай, детка, если тебе дорого моё расположение…» Близнецы знали, что Тим Пительман сидит в соседнем вагоне и манипулирует фелиофоном как мобильным пультом, превратив его в дубль Центропульта. Фелиофон, искусно отфильтровывая все прочие звуки и шумы, напрямую воспринимал и обрабатывал силонокулл-пассажи, которые наяривали виртуозы. Виртуальный носик на кончике антенны бешено вращался то в одну, то в другую сторону. Это вращение, вызывавшее у непривычного человека лёгкое, до тошноты, головокружение, выглядело хаотичным, но был в этой мнимой хаотичности неуловимо зловещий принцип. Нащупав цель, носик антенны радостно вздрогнул и остановился, указывая в сторону игрового поля пёстриков-пустиков; как раз в это время Цвика задумался над следующим ходом, а близнецы собирались выдать какую-нибудь композицию из своего репертуара.

Пассажиры экспресса смутно ощутили, как на Радужные Дюны выплеснулась волна обжигающего воздуха, что, впрочем, не причинило им каких-либо неприятных ощущений. Ад-Малек поймал торжествующий посыл Тима; его пальцы словно бы исполнили на кнопочках фелиофона весёлый танец.

Злорадно ухмыляясь, Ад-Малек наяривал каскады взбрыньков с удвоенной энергией, и его сложным взбрынькам вторили брям-взбрыньки ботлофона, и пол вокруг Куку вскоре был усеян осколками бутылок. Ад-Малек повёл бровью, и Смадар с Дальей, опустив глаза, бочком, бочком двинулись прибирать вагон, подбирать с пола материальные плоды усердия великого ботлофониста, а тот, бросая на них косой взгляд, продолжал орудовать своей изящной дубинкой, азартно лупя по живописно расположенным в пространстве маленьким бутылочкам. Он знал, что большие бутылки ему ещё понадобятся, а запасы пока что пополнить неоткуда.

Нестерпимый, влажный, тропический жар затопил Радужные Дюны. Неожиданно вагоны резко встряхнуло, и экспресс остановился, приземлившись в колючий кустарник…

«Что случилось? В «Цедефошрии» диверсия?» — впал в панику ярости Аль-Тарейфа.

Куку пристально посмотрел на братьев Блох: «Эй вы, командиры звена дубонов! Вам известна причина нашей внезапной остановки? Да — или нет??!» — сверля глазами, грозно вопросил он, нависнув над Галем. Тот задрожал: «Н-н-нет… Откуда…» — «А может, антистримеры здесь окопались? Может, они научились бороться с фелио?» — «Н-н-не знаю… Навряд ли… у пейсатых…» — залепетал Галь. Гай тупо молчал, отрешённо потирая уши, которые ещё больше напоминали тёмно-лиловые лопухи. Девицы ниже пригнулись к полу, почти касаясь носами серых ступней великого виртуоза, который яростно шаркал ногами по полу, наяривая сложный взбрыньк. Да, он исполнил самый крутой сложный взбрыньк! Даже у молодёжи, отлично натренированной на силонокулл, мурашки по спине побежали, а у девушек к горлу подкатила тошнота. Но в тот момент, когда Далья испугалась, что сейчас её вырвет прямо на голые ноги хозяина, победное перекатывание в пространстве крутейшего сложного взбрынька — к ярости и недоуменной досаде виртуоза, — внезапно и очень резко оборвалось.

Ад-Малек попробовал повторить эффект и даже усилить его, но у него ничего не получилось. Вместо этого пассажиры «Хипазона» услышали грозные звуки «ткуа» и «шварим», исполняемые (о, ужас!) на мультишофаре, а затем — звонкий мальчишеский голос. И где? — в самом сердце «Цедефошрии»! «Диверсия-а-а-а!.. Сабота-а-а-аж!..» — истерически неслось из всех вагонов экспресса. Силоноиды вскочили с подушек, крикнув: «Сидеть и не сметь покидать вагон до нашего прихода! Всё равно толку от вас никакого!» — выскочили из купе.

Тим сидел в напряженной позе и лихорадочно жал на кнопки. Нос виртуальной мордочки на антенне лихорадочно метался в разные стороны, превратившись в нечто бесформенное. Увидев силоноидов, Тим завопил: «Обратно!!! К инструментам!!!

Продолжа-а-а-айте!!! Прямо на фанфароботы!!! А ко мне Блохов — немедленно!.. Э-э-э…

Хадашей!.. Антистримеры тут! Чую нутром! Сами себя выдали! Во-он они-и-и!..» — истерически вопил Тим. Может, в истерике он лупил по кнопкам невпопад (вместо плюса — минус), или это уже не срабатывало против грозных пассажей угава и сложившихся мелодий.

Галь воспрянул духом, но Гай по-прежнему сидел, пригорюнившись на своём месте, и нянчил свои уши. Его охватила такая депрессия, что его ничто не интересовало. А может, он просто решил уклониться от встречи с Тимом, чего Галь себе позволить не мог. Он махнул на близнеца рукой, успев прошептать девушкам, чтобы последили за братишкой, и рванул в соседний вагон к Тимми. По дороге он по та-фону известил дубонов своего звена, где собираться.

Длинная змея «Хипазона» начала изгибаться, чтобы охватить сплошным окривевшим кольцом источник мерзкого шаманства. Но Тиму не удавалось замкнуть кольцо: экспресс медленно сворачивался в спираль, которая становилась всё туже, и мерзкий источник неизменно оказывался где-то вовне. Тим в кошмарном сне представить себе не мог, что всего лишь два простеньких ницафона, один угав да флейта в сопровождении двух голосов способны так скрутить длинную змею «Хипазона».

Галь и его верные дубоны топтались поблизости в ожидании команды. Но Тим, не глядя на них, вдруг раздражённо пробормотал: «Иди, детка, не мешайся под ногами…

Я вас вызову… если понадобитесь…» Пришлось дубонам разбежаться по вагонам.

Галь снова с горечью подумал: «Неужели он так никогда нас с братишкой и не простит?» И снова Галь уселся рядом с безучастным братом, потирающим свои уши, в ногах Ад-Малека, который наигрывал кое-что из старых пассажей. Неожиданно это помогло: старые силонокулл-пассажи запустили программу, которая раскрутила экспресс и вывела его на касательную к опасному витку.

В ботлофонный грохот падающих металлических болванок ввинтился зудящий пассаж электродрели. Близнецы тревожно оглянулись по сторонам и ошеломлённо замолкли: стремительные вихри вздымали клубы тускло-радужной пыли. Пыльные смерчи поглотили унылый пейзаж, оживлённый сеткой грубо расчерченного поля, усеянного пёстриками и пустиками. Пыль немного осела, и можно было заметить, как на глазах искривляется игровое поле. В воздухе повисла мутная духота.