Харбин - Евгений Анташкевич

У него было примерно час, Анна будет не торопясь разбираться с вещами, потом примет ванну, потом займётся чем-нибудь ещё и самое большое, на что она будет способна, – пойдёт по ближайшим магазинам. Значит, у него есть время, за которое он должен успеть выяснить, верны ли его опасения, повстречаться с Антошкой и дозвониться в Харбин. Первое и последнее дела не представлялись ему слишком сложными: надо только купить газету и зайти на вокзал; по второму вопросу он несколько встревожился, потому что, когда они проезжали мимо знакомого ему магазина с вывеской на японском и русском языках «АнтикварЪ», он обратил внимание, что жалюзи в магазине были опущены. Это могло означать только то, что в назначенное время ни Антошки, ни его брата Толстого Чжана может не быть. Тогда ему придётся искать для Анны предлоги для того, чтобы каждый день приезжать сюда, и каждый день возить с собой портфель с несколькими килограммами золота. Это было неудобно. Ещё в Харбине, выбирая пансионат, он намеренно отказался поселиться у русских и заказал японский, чтобы Анна могла принимать лечебный моцион: ежедневный массаж, японскую баню фуро и разнообразные косметические и укрепляющие процедуры; и только в эти десятки минут он мог отлучиться из дому, потому что Анна упросила его не заниматься делами и даже не заходить в местное Русское общество, потому что там для него, сотрудника Беженского комитета, наверняка нашлись бы какие-нибудь поручения, тем более что его председателем был хорошо известный генерал Нечаев. Александр Петрович уговорил Анну только на один визит к Нечаеву, и он должен был произойти не раньше чем в середине их пребывания в Дайрене.

Трамвай сделал остановку рядом с книжным магазином; Александр Петрович вышел, купил местную Mancu Nippo, развернул её и сразу увидел маленькую заметку на первой полосе, которая начиналась с напечатанного заглавными буквами: «HARBIN. 27 may 1929». Он нашёл в кармане мелочь и, когда подавал её продавцу, пожилому японцу, увидел, как тот посмотрел на него и с сожалением покачал головой. Пока Александр Петрович ждал следующего трамвая, он успел прочитать это совсем крошечное информационное сообщение со ссылкой на Associated Press, в котором говорилось, что 27 мая, в понедельник, то есть вчера, китайская полиция города Харбина сделала обыск в советском генеральном консульстве и арестовала консулов Мельникова и Кузнецова и ещё около восьмидесяти находившихся там советских граждан.

Почти два года назад, когда советские политические и военные советники появились в Китае и «помогали» то Сунь Ятсену, то Чан Кайши, то китайским коммунистам, в Пекине, Гуанчжоу и в Шанхае происходили такие же инциденты, и несколько советских дипломатов даже были жестоко и публично убиты, и в этих убийствах принимали участие русские эмигранты. И вот сейчас что-то подобное, видимо, произошло в Харбине. Это не взволновало бы так Александра Петровича, если бы не его опасение, что на месте событий мог оказаться Сашик. Он знал Гогу Заболотного, знал, что тот живёт недалеко от гимназии, гимназия расположена всего в полуквартале от генерального консульства; знал, что и у Гоги, и у Сашика в гимназии были дела. Но на самом деле это было не так страшно: в конце концов, Сашик не мог оказаться внутри консульства, ему там было нечего делать; и полицейские, даже если бы и задержали его где-нибудь рядом на улице, быстро разобрались бы, чей он сын, и отпустили, на этом всё бы и кончилось, если быть уверенным, что об этом не узнает Анна: она никогда ещё не расставалась с сыном, и летние лагеря тут не в счёт.

Весь месяц перед отъездом, когда они планировали эту поездку и готовились к ней, Анна упрашивала его взять Сашика с собой, в Дайрен. Александр Петрович не мог себе этого позволить, потому что знал, что Сашик будет с ним неотлучен: ему нужно будет показывать и Дайрен и Порт-Артур, город печальной славы российских военных, – этой идеей Сашик всегда горел; и тогда Александру Петровичу было бы очень затруднительно встретиться с Антошкой, а это, в свою очередь, могло создать совсем ненужные денежные затруднения, потому что благодарности, которую Александр Петрович получал за секретное содержание Антошкиного золота, с лихвой хватало на безбедное содержание семьи. Об этом источнике дохода не знал никто, в том числе и Анна. Она не знала об Антошке ничего, а Кузьма Ильич после переправы из Благовещенска уже давно должен был о нём забыть. За эту тайну, наверное единственную в их жизни, Александр Петрович чувствовал себя перед женой очень неловко.

Трамвай сделал остановку на привокзальной площади, Александр Петрович сбежал с подножки и с облегчением увидел, что маркизы магазина «АнтикварЪ» опущены, а жалюзи на витрине подняты. Он зашёл в магазин; Толстый Чжан, как обычно, стоял у прилавка и беседовал с молодой японской парой, которая, судя по разговору, собиралась сыграть свадьбу, и жених выбирал невесте подарок.

– Посмотрите вот этот веер, – говорил Чжан на сносном японском языке, он открыл футляр, достал веер, раскрыл его и показал пальцем: – Видите, это печать мастера, веер был сделан в конце эры Эдо, больше ста лет назад. Вот! – Толстяк держал в руке развёрнутый глянцевый, составленный из чёрных тонких инкрустированных перламутром пластин веер.

Александру Петровичу стало ужасно любопытно поглядеть на эту печать и подержать в руках наверняка фальшивый веер, но он пришёл сюда не за этим; и вдруг услышал обращенное к нему:

– Госпадина, пускай мала-мала сиди! Госпадина, мала-мала жди! Госпадина – цяй?

Адельберг незаметно ухмыльнулся и сел в кресло перед низеньким лакированным столиком. Тут же распахнулась дверь, из неё выпорхнула милая молодая китаянка, одетая в бордовое с белыми драконами платье ципао, в руках она несла поднос с чайником и чашкой, пепельницей и курительным прибором.

– Госпадина, мала-мала отдыхай! – снова улыбнулся ему всем своим широким лицом Толстяк Чжан.

Китаянка, его младшая дочка, поставила поднос на столик, при этом она низко присела, разрез её длинного платья разошёлся по всему бедру и оголил нежную кожу на ноге. Это было очень привлекательно и нескромно, Александр Петрович поблагодарил за чай и закрылся газетой.

«Хм! – хмыкнул он про себя. – Платье такое скромное, стоечка под самое горлышко и застёгнуто на все двадцать две пуговички, а разрез!» Когда русские дамы впервые в жизни видели платья ципао, всегда очень красивые, с ярким рисунком, из блестящего шёлка и длинным, от бедра и до самого низу, разрезом, они бывали шокированы, особенно когда китаянки надевали шёлковые чулки, которые были короче, чем разрез. Европейские мужчины тоже реагировали на них довольно живо.

Когда китаянка поставила поднос и удалилась, Александр Петрович отложил газету, снял с чашки крышку, давая чаю «подышать», и открыл курительный прибор. Он глянул на толстяка, тот коротко ему кивнул и снова занялся японской парой; Александр Петрович набил папиросу и закурил.

Хозяин лавки предложил японцам ещё несколько предметов, Александр Петрович увидел, как японка кивнула, на что-то соглашаясь, и её спутник вытащил портмоне. Через несколько минут Толстый Чжан уже раскланивался с покупателями, и в воздухе повисло ласковое прощание: «Саёонара! Саёонара!»; он проводил японцев до дверей, и в зал выглянул Антошка:

– Моя ждал!

– Моя пришёл, – в тон Александр Петрович.

Толстяк закрыл магазин, снова широчайше улыбнулся Адельбергу и встал за прилавок.

Антошка вышел из-за прилавка и присоединился к Александру Петровичу. Адельберг поставил на стол портфель, и по установившемуся правилу разговор сразу пошёл на китайском языке.

– Ты ел? – поздоровался Антошка.

– Ел! Спасибо! – ответил Адельберг. – Я принёс столько, сколько ты просил.

Антошка согласно кивнул и позвал Толстого Чжана, тот забрал портфель и отнёс его в контору.

– Сколько будешь в Даляне? – Антошка употребил китайское название города.

– Неделю, потом вернусь в Харбин.

– Слышал, что там вчера произошло?

Адельберг взял со стола газету и показал Антошке заметку:

– Можешь рассказать подробнее?

– Могу! – ответил Антошка и тоже открыл курительный прибор.

Пока он набивал папиросу, Александр Петрович рассматривал его безукоризненно сшитый костюм сливочного цвета в тёмную полоску, бежевые английские туфли для гольфа, коричневый галстук с крупной заколкой с «тигровым глазом» и корявые, крупные, сильные руки человека, который с детства занимался тяжёлым физическим трудом. Однако этими руками Антошка ловко справлялся с набивочной машинкой, его движения были точными и элегантными. Адельберг улыбнулся и перевёл взгляд на Антошкино лицо. Антошка набил папиросу, прикурил, откинулся на спинку низкого кресла, на секунду задумался и произнёс:

– На самом деле ничего интересного. – Он глубоко затянулся и на выдохе сказал: – Всем нужно подтверждение помощи Советского Союза генералу Фэн Юйсяну, сейчас самому главному противнику Чан Кайши.