Самосожжение - Юрий Антропов

И Гею бы промолчать, а то и поддакнуть — и дело с концом, считай, резолюция Георгия в кармане, «добро» на продолжение книги, а там и на завершение было бы получено, так ведь нет! — дернула его нелегкая, вякнул-таки наперекор Георгию.

— Что касается Адама и Евы, — произнес Гей не без волнения, в котором запальчивость угадывалась, — то я считал и считаю, что это и есть истинная жизнь! — Он тут сильное ударение сделал, а, помедлив, переведя дух, добавил с тем же принципиальным акцентом: — То есть настоящая жизнь человечества.

Георгий вздохнул как бы сочувственно.

«Я так понимаю твое рассуждение, — устало сказал он, — что это вполне очевидная ошибка методологии. Ты вдумайся! Я сейчас процитирую твоего социолога Адама, а может, и тебя самого… — усмехнулся Георгий. Покашлял, тонизируя голос, и сказал, будто с кафедры, как если бы он врага своего цитировал, убивая его принародно собственной мыслью незрелой: — Истинная жизнь — это жизнь, в которой внутривидовая борьба возрастает вместе с эволюцией современных особей homo sapiens, а не наоборот! — Он выдержал паузу. — Конец цитаты. Смотри по тексту страницы девяносто шестой. — Он опять помолчал, как бы давая возможность Гею сверить текст. И заключил: — Абракадабра, одним словом…»

Гей сидел согнувшись так, что Алина могла подумать: не то трубка телефонная своей неимоверной тяжестью клонила его, не то сам Гей норовил спрятать эту трубку под себя.

Но его пришибло не слово абракадабра, совсем нет, его наповал сразили слова вполне очевидная ошибка методологии. Для вящего эффекта не хватало только, чтобы орнаментовать это приговорное выражение как бы раздумчивым сочетанием «так сказать», произнесенным невнятной скороговоркой: тэ сэзэть…

Феникс! Это был речестрой Феникса, одноклубника, одного из самых ретивых социологов — из числа знакомых Гея, скажем так, соседа по дому.

И, как бы выгадывая время для ответа Георгию, Гей вспомнил, представил себе последнюю встречу с Фениксом?

День был тогда гиблый, московский зимний день — мокрый, слякотный, с жуткой потягой.

По каким-то делам куда-то отправился Гей, но вернулся с дороги — до того постыло ему все стало от немилосердной погоды.

И встретил он у подъезда маленького толстого человека в кителе, картузе и хромовых сапогах.

Это и был Феникс.

Обычно Гей ронял на бегу: «Здрасьте!» — и был таков. А тут нашло на него что-то, замер он перед Фениксом.

«Ему галифе не хватает», — вдруг подумал Гей как бы жалостливо.

Кстати, галифе носил другой сосед Гея, из третьего подъезда, который, напротив, был высоченным и тощим, но с лицом большим, непроницаемо заплывшим.

И как только Гей замешкался, вместо того чтобы мимо проскользнуть, Феникс тут же и молвил загадочно, глядя на него с подвохом как бы:

— Тэ сэзэть, погодка-то, а?

— А что погодка? — Гей сразу уловил намек на разговор о чем-то таком, о чем говорят лишь посвященные, каковым сам он, разумеется, не был.

И он обреченно уставился в плутоватые глаза Феникса.

— Я работаю над одной брошюрой, тэ сэзэть… — туманно молвил Феникс. — Мне приходится бывать в одном, тэ сэзэть, месте, консультироваться… И вот мне доверительно, тэ сэзэть, сообщили, что мы… — он сделал ударение на этом местоимении, как бы обобщив его до такой степени, что в это МЫ входили и они с Геем, — теперь МЫ умеем, тэ сэзэть, даже погоду менять…

Феникс как бы слегка задохнулся, намекая на то, что выдал Гею страшную тайну.

Но прежде чем испугаться этой страшной тайны, Гей пожал плечами и сказал Фениксу, что еще в 1966 году он был свидетелем небывалого потопа в Крыму, когда зенитчики-метеорологи разгоняли выстрелами градовую тучу, которая пролилась небывалым дождем. Град, наверно, побил бы виноградник, а ливень смыл его подчистую, заодно затопив свиноферму, овчарню и так далее и тому подобное.

— Я помню, помню! — бодро сказал Феникс. — Я и сам тогда отдыхал в Крыму (хотя, надо заметить, Гей вовсе не отдыхал тогда в Крыму, а работал как раз на этих самых виноградниках, добывая хлеб насущный для своей семьи). И думаю, что-о… — глубокомысленно изрек Феникс, — что тогда мы еще не умели, тэ сэзэть, управлять погодой.

— А теперь, значит, умеем… — озадачился Гей.

— Теперь — да! — как бы с угрозой заявил Феникс. — Теперь МЫ все, тэ сэзэть, можем! Теперь у НАС (в ход пошло другое обобщенное и укрупненное местоимение) и кое-что еще есть, чего у НИХ, тэ сэзэть, нет…

— Например? — наивно спросил Гей.

Феникс ехидно хихикнул:

— Ну, это не для широкого, тэ сэзэть, пользования…

И тут Гей неожиданно для себя разозлился на Феникса.

— Да знаете ли вы, что американцы всегда обгоняют нас! Они первыми изобретают то одно, то другое! А мы вынуждены их догонять! Вот, например, на днях в Калифорнии, на военно-воздушной базе Ванденберг, произведено первое испытание нового противоспутникового оружия. — Гей будто читал газету. — С истребителя-бомбардировщика «Р-15» была запущена специальная ракета, которая может поражать цели на околоземных орбитах. Тем самым Белый дом санкционировал еще одну военно-стратегическую программу, направленную на достижение военного превосходства. Только в ближайшее пятилетие Пентагон намерен затратить на нее несколько десятков миллиардов долларов…

Феникс за словом в карман не полез. Точнее, он достал из кармана кителя сложенную вчетверо газету «За рубежом». И прочитал не без сарказма:

— «Это невероятно глупо и нереалистично. Представьте себе, что русские в один прекрасный день обнаружат, что все их спутники, чья задача заключалась в том, чтобы обнаружить запуск американских стратегических ракет, вышли из строя. Что они должны подумать? Это не может быть случайностью, потому что так много спутников не могут одновременно выйти из строя. Следовательно, это должно быть результатом каких-то действий США, Почему у Соединенных Штатов могло появиться желание вывести их из строя? Только потому, что США решили первыми напасть. Какова будет советская реакция? Самим нанести удар!..» Тэ сэзэть!..

— Только без этого восклицания, — хмуро сказал Гей. — Там его нет.

— Не понял? — спросил Феникс.

Копирайт. Карл Саган. Видный американский ученый — астроном, профессор Корнуоллского университета.

Феникс остолбенел.

— И не надо мочиться кипятком, — неучтиво сказал Гей на прощание. — А то испортите свои реликтовые сапоги…

Черт знает почему он вспомнил сейчас про это чучело гороховое!

Но самое замечательное было дальше.

Когда Гей снова появился на улице, все же решив, как бы назло Фениксу, отправиться по своим постылым делам, конца и края которым не было. Феникс на том же месте стоял, как и две минуты назад, но только уже в галифе.