Месть Ледовой Гончей - Юрий Погуляй

Его слова вернули меня обратно, в разрушенную жизнь. Всхлипнув, я рассказал встревоженным товарищам о том, что случилось в Академии.

– Дрань какая… – проговорил Сабля, когда мой рассказ вновь перешел в рыдания. – Не реви, тряпка, и без тебя тошно.

– Ситуация проблемная, – посетовал Три Гвоздя. Он слушал меня очень внимательно, останавливая на том или ином моменте и уточняя детали. Особенно его интересовала судьба стражников. Мне показалось, что бывший дознаватель с облегчением вздохнул, услышав про призыв Бурана не калечить никого из солдат. – Мертвеца тоже взяли. Вот и отдохнули, мой друг. Вот и отдохнули…

– Мертвеца?! – Мне стало еще хуже. – Как? Почему?

– По слухам, поймали агента капитанов, которого ловили в порту Добрые и братство и который со своими головорезами проник в город обманом и предательством. Расписывают, будто все, кто с ним прошел, – убийцы, головорезы и очень неприятные типы. Мне кажется, очень похоже на нас и Мертвеца. Собственно, друг мой, ситуация, как я уже сказал, проблемная.

Он бросил на кровать сверток:

– Переодевайся. Мы на глаз подобрали. Оставаться здесь нельзя, забирай все ценное – и уходим на первую палубу, мы там присмотрели хорошее местечко, неподалеку от Оранжереи. Шевелись. Нам повезло, что тут еще нет стражников. Я бы первым делом послал людей по всем гостевым домам с вопросами о недавно прибывших оборванцах.

– Торос, Буран… Они живы?

– Не имею представления, друг мой. Знаю, что кто-то жив, раз говорят, будто судить станут. Покойников особо не посудишь, поверь мне. – Три Гвоздя хмурился, размышляя о чем-то. – Затаимся в том трактире, заляжем и послушаем, что будет дальше.

– Мы должны их вызволить, – сказал я. – Их и Фарри.

Тройка посмотрел на меня с ироничной улыбкой, глядя чуточку исподлобья:

– Вызволить? Ну-ну. Сейчас бы свои шкуры спасти. Давай решать проблемы по очереди.

Сабля хрюкнул что-то неразборчивое, но я понял, что он согласен с другом.

– Сабля, – повернулся к нему Три Гвоздя, – собери пока наши вещи.

Корсар вышел из комнаты.

В свертке оказалось платье нежно-голубого цвета. Тройка поймал мой недоуменный взгляд и ухмыльнулся:

– Ищут оборванцев с подростком, а не девочку в компании двух благородных джентльменов, мой друг. Давай, надевай! Я и пострашнее тебя женщин видел, поверь мне, никто ничего не заметит.

Мы покинули номер уже через полчаса, столкнувшись в коридоре с хозяином гостиницы. Мужчина посмотрел на нас с изумлением, пытаясь вспомнить: останавливался ли у него кто-то из столь знатных гостей. Я спиной чувствовал его взгляд.

А потом два аристократа с надменным видом вышли на пристеночную улочку и неторопливо отправились к ведущим на верхнюю палубу лифтам. В руках благородных путников покачивались кожаные саквояжи прекрасной работы. Мужчин сопровождала смиренная, затянутая в нелепое платье девочка в смешной шапке, скрывающей от любопытных глаз мальчишескую прическу и разорванное ухо.

Маскировка сработала. Несколько раз нам попадались навстречу стражники, которые, вместо того чтобы обыскать нас цепкими взорами, лишь почтительно склоняли головы перед Тремя Гвоздями и Саблей. Пираты снисходительно кивали в ответ, тщательно скрывая злорадное ликование в душе.

Я же просто шел, опустив голову и размышляя о том, что буду делать дальше. В сердце зрела мрачная решимость. Все должно закончиться. Чем быстрее, тем лучше. У меня больше не осталось сил терпеть и ждать. План моих товарищей казался пустой потерей времени. Пока мы будем прятаться – кто знает, что случится с Фарри, Неприкасаемыми и Мертвецом. Ведь если разбираться в частностях – нашей вины ни в чем нет. Наемники напали первыми, и Буран с Торосом лишь защищались. Если копнуть поглубже, то выяснится связь охотников за удачей с черными капитанами, а враг врага всегда может рассчитывать на снисхождение. Мертвец тоже ни в чем не виноват, и может быть, он уже переговорил с кем-нибудь из Добрых и рассказал об истинной миссии.

Если ему, конечно, позволили это сделать… Но есть шанс. Есть шанс.

Путь до лифтовой платформы, у которой собирались люди для подъема на верхний уровень, прогнал дурные мысли и внушил надежду.

Когда скрипучие двери открылись на верхней палубе, где сквозь стекла на потолке вспыхивало небо Пустыни, я уже убедил себя в том, что все не так плохо, как мне казалось. Но потом мы вышли на освещенную множеством фонарей улицу, сверкающую от вымытой мостовой, и меня опять одолели сомнения. Чрезмерная уверенность в собственной правоте уже отправила в небытие Шона…

Изначально я хотел отыскать городскую ратушу и найти там Добрых. Рассказать кому-нибудь из местных владык правду о своем путешествии, показать ему компас, поведать о тех бедах, через которые прошли мои друзья, угодившие в застенок Барроухельма. Какое-то время это казалось хорошей идеей. И к моему стыду, я даже представил на миг странную картину: моих измученных друзей выводят на эшафот, составленный на центральной площади. Вокруг постамента собирается толпа и требует крови преступников. А потом появляюсь я, поднимаюсь наверх и обращаюсь к судье с трогательной речью, цепляющей за душу каждого человека на площади. Тишина отвечает мне, пристыженные жители Барроухельма опускают глаза, и судья освобождает Фарри, Бурана, Тороса и Мертвеца…

Как можно контролировать такие полеты фантазии? Иногда представляешь и думаешь о таком, что хочется вычистить свою память, вырезать те гнилые места в голове, из-за которых появляются такие мысли, даже явление которых уже постыдно.

Я не знаю, может, у других людей так же? Может, у всех появляются мысли, за которые становится стыдно уже через миг, но от которых никак не отмыться спустя годы?

В любом случае план пробраться в ратушу растворился по дороге сам собой. Потому что кто вообще меня пропустит внутрь?! Совет города выступил против черных капитанов. Открыто. Он уже пережил террор Ледовой Гончей и вряд ли теперь встречает каждого незнакомца с распростертыми объятиями. Особенно того, кто похож на разыскиваемого слугу древнего врага.

Ну а если и встречают Добрые всех страждущих – кто может гарантировать, что среди Совета не окажутся такие люди, как капитан Стиперсон или же ректор Академии, прикрывавший засаду наемников? Что, если я отнесу компас прямиком в руки слуге Радага?!

Ко мне вновь вернулось уныние.

Несмотря на поздний вечер, по центральной улице города-корабля то и дело прокатывались небольшие самоходные трехколесные повозки. Впереди, за рулем, сидел водитель и усердно крутил педали, иногда позвякивая колокольчиком, чтобы предупредить прохожих, а позади него, вольготно раскинувшись в двух удобных сиденьях, отдыхали пассажиры. У многих на груди, на видном месте, располагалась вышитая пирамида Добрых.

По краям улицы сверкали зазывающие вывески. Я то и дело замечал группы людей в рабочей одежде, входящих и выходящих из переулков. Должно быть, многие улочки отсюда вели к техническим помещениям, лифтам, ходам, межпалубным отсекам, шахтам, котельным. Ежедневный титанический труд техников города позволял кому-то расслабленно катиться по центральной улице и думать о чем-то кроме выживания. Наверняка и глубокой ночью работа инструментариев не замирала. Барроухельм не имел права останавливаться во льдах. Вряд ли найдется сила, способная сдвинуть его с места, если случится страшное и город встанет. Тогда жителям придется выбирать между бегством или же надеждой на удачу, что Темный бог никогда не вынырнет там, где судьба бросила сотворенного человеческими руками гиганта. Тогда все эти диковинные повозки никому уже не принесут радости.

Хотя, каюсь, на пару мгновений я поймал себя на мысли, что хотел бы проехаться по Барроухельму на такой штуке. И желательно за рулем! Но потом сам одернул себя. Не время размышлять о глупостях.

Не время…

Три Гвоздя уверенно вел нас по праздничной улице. Казалось, будто он каждый день ходит тут по делам и не хочет терять ни минуты, заранее просчитав свой маршрут. Я едва поспевал за ним и Саблей: мешало неудобное платье, страх поднимать голову и нелепая шапка, то и дело загораживающая обзор.

Мы миновали Академию, сверкающую окнами, в которых отражались огни улицы. Ничто здесь не говорило о случившемся несколько часов назад происшествии. Город поглотил несколько жизней и не поперхнулся. На ступенях сидела группка юношей и девушек, о чем-то весело переговаривающихся. Мимо прошел патруль стражников в сопровождении мужчины в капюшоне. Я почувствовал эмпата, но тот меня не заметил.

Дома по обе стороны широкого проспекта разительно отличались от коробок нижней палубы. Наверх вели извивающиеся лесенки с высокими перилами, с каждой площадки вдоль палисадников тянулись огороженные фигурными балюстрадами дорожки. Над крошечными арками, ведущими к разноцветным домам, тоже горели шаманские фонари. Большой город пытался быть не просто скоплением жилых помещений – каждый живущий здесь, получалось, обладал крошечным кусочком своей территории, огороженной от соседей невысоким заборчиком.