Век Екатерины Великой - София Волгина

27-го июня в войсках распространился слух, будто императрица Екатерина Алексеевна арестована. Солдаты заволновались. Один из них сообщил капитану Петру Богдановичу Пассеку, что она погибла. Несмотря на то, что тот уверял его об обратном, обеспокоенный солдат обратился к майору Измайлову, непосвященному в заговор. Майор, недолго думая, велел арестовать капитана Пассека за то, что тот не донес о солдате, обратившемся к нему. В ту же ночь император Петр получил об оном инциденте рапорт в Ораниенбауме. Узнав об аресте Пассека, братья Орловы испугались, но не растерялись, решив, что настал как раз тот самый случай, когда должна решиться судьба России, императрицы и ее сподвижников. Алексея Орлова послали за Екатериной Алексеевной в Петергоф. Григорий же с Федором взялись оповестить остальных заговорщиков о скором прибытии императрицы.

Оный день прошел очень тревожно для Екатерины, так как ей сообщили о волнениях в гвардии. Она ведала, что фаворит ее с братьями основательно подготовили своих товарищей-гвардейцев к перевороту: в тайну было посвящено до сорока офицеров и около десяти тысяч солдат. Доселе не нашлось ни одного предателя во всех четырех отдельных полках, чьи начальники созывались на совещания, коими руководили братья Орловы. Знали обо всем гетман Кирилл Разумовский, Волконский и Никита Панин. Перед сном Екатерина думала о сломанной пряжке, кою надобно было отдать Позье. Долго беспокоили ее и другие тревожные мысли, но к шести утра следующего дня она спокойно спала, когда вдруг ее кто-то настойчиво тряхнул. Открыв мутные от сна глаза, она увидела Алексея Орлова.

– Пора вам вставать, Ваше Величество! Все готово, дабы вас провозгласить.

От неожиданности вздрогнув, Екатерина села в постели.

– Что случилось, Алексей Григорьевич?

– Петр Пассек арестован. Вуде его станут пытать, он не выдержит, выдаст всех, поелику – промедление смерти подобно.

Императрица в одну секунду оценила важность положения.

– Хорошо, через минуту я буду готова, – сказала она мгновенно пересохшими губами.

Орлов понятливо кивнул головой.

– Жду вас у ворот с каретой.

Алексей вышел, а Екатерина, бросив взгляд на нарядное платье, приготовленное для нынешнего праздника, оделась в простую темную робу. Как можно скорее, не делая туалета, скорым шагом прошла к выходу вместе с Шаргородской и Шкуриным. Они сели в карету, кою Алехан Орлов подал почему-то с большой задержкой – так что им пришлось изрядно поволноваться. Впоследствии она так и не узнала, что явилось причиной его опоздания, но догадывалась, что Орлов сам пребывал в растерянности и нерешительности, и сделав первый шаг, он запнулся на втором – но все же решился довершить его. Екатерина токмо лишь попеняла ему, что за потерянное время она успела бы сделать себе туалет и прическу. На ее удачу, через несколько верст им на пути попалась повозка с ее парикмахером. В пяти верстах от города их встретил Григорий Орлов с князем Федором Барятинским. Лошади выбились из сил, и Екатерина пересела в одноколку к Орлову. Сам Барятинский встал на подножку, остальным пришлось остаться.

Прибыв в Измайловский полк, они встретили там всего двенадцать человек и барабанщика, забившего тревогу. Екатерина чувствовала, как дрожат ее ноги и руки, как немеют губы и стянутые парикмахером волосы стягиваются еще сильнее. Пульс на виске отчаянно забил, голову словно объяло пламенем. Дабы скрыть растерянность в глазах, Екатерина слегка прикрыла веки. Иногда поднимала их, оглядывая Орловых и остальных, кто был с нею. Хотелось цепко ухватиться за рукав Григория и никогда не выпускать его. Барабан бил тревогу, и чрез минуту сбежались солдаты. Неожиданно для императрицы они стали ее обнимать, целовать ноги, руки, платье, называя спасительницей и подобными словами. Два офицера скоренько привели под руки полкового священника с крестом. Без промедления солдаты и офицеры принесли ей присягу. Все происходило как в полусне. Екатерина улыбалась, отвечала на вопросы Григория и Алексея, но продолжала ощущать себя в какой-то степени одеревеневшей. Она наблюдала происходящее как бы со стороны. Как будто не с ней все происходило, как будто сие было пиесой, кою она раньше не видела.

Затем Орловы провели ее к карете – ехать в Семеновский полк. По дороге Григорий сумел привести ее в себя, объяснив, что от ее активности и действий ныне зависит, быть или не быть ей императрицей государства Российского. Екатерина пообещала взять себя в руки.

Знаменитый гвардейский полк вышел навстречу императрице с многократными криками «Vivat!». Оттуда все направились в Казанскую церковь, куда уже подошел Преображенский полк, считавшийся любимым полком императора Петра. Они мощно и многоголосно восхваляли ее. Один из офицеров-гвардейцев выкрикнул:

– Прости нас, матушка-государыня, за то, что явились последними: наши офицеры задержали нас! Четверых из них мы приводим к вам арестованными – показать вам наше усердие.

Офицер говорил так искренне и проникновенно, что после его слов Екатерина, наконец, избавилась от своего странного состояния.

Милостиво улыбнувшись ему, она поклонилась преображенцам.

В Преображенском полку под арестом находился Петр Пассек. Он не поверил гвардейцам, пришедшим его освободить, понеже решил, что сие – хитрая инсценировка, а на самом деле его выпускают, чтоб проследить, к кому он пойдет, а затем выявить и других, связанных с ним, участников заговора, так что покидать гауптвахту он отказался.

Конная гвардия (среди коей находился друг Орловых – Федор Хитрово), ненавидевшая своего начальника, принца Георга Голштинского, встала между садом гетмана Разумовского и Казанской церковью. Среди прочих присутствовали адмирал Талызин, генерал-аншеф князь Волконский, графы Разумовский, Брюс, Строганов.

Последними принесли присягу артиллеристы.

К утру Екатерина, окруженная десятитысячной толпой солдат и офицеров, подъехала к Казанскому собору, куда Никита Панин привез ее сына, цесаревича Павла. У собора столпились жители Петербурга – чиновники, духовенство, ремесленники, мещане, купцы. Над толпой витал дух стихийного единения. Народ приветствовал Екатерину. На глазах у всех людей архиепископ Новгородский и Великолуцкий Дмитрий провозгласил Екатерину самодержавной императрицей, а Павла – наследником престола.

По приказу Орловых солдаты окружили собор. Случаев противодействия перевороту почти не было. Один полк – под руководством Семена Воронцова – воспротивился, ибо Семен не хотел последствий для своей сестры, которая находилась при императоре. Его поддержал майор Воейков. Их люди подошли, готовые пойти в рукопашную с остальными войсками. Сердце Екатерины затрепетало. Она переглянулась со стоявшим рядом побледневшим Разумовским. Но в сей день ангел-хранитель не оставлял ее ни на минуту: один из солдат Воронцова крикнул: «Ура! Да здравствует императрица!» – и все солдаты как по мановению руки бросились друг к другу и начали обниматься. Семена Романовича Воронцова арестовали – вместе с некоторыми другим офицерами.

После оной сцены Екатерина возвратилась в Зимний дворец и начала диктовать манифесты. В первом из них, от 28-го июня 1762-го года, говорилось, что Петр Третий поставил под угрозу само существование государства и православной церкви, «унизил честь Отчизны, возведенную на высокую степень своим победоносным оружием».

Однако Кирилл Разумовский и Алексей Орлов настояли на срочной отправке войск к Ораниенбауму, поскольку Петр Федорович оставался там – в окружении любимых им голштинцев. С ним находился верный и храбрый фельдмаршал Христофор Миних. Надобно было прежде всего ликвидировать сию опасность, а затем уже приниматься за государственные дела. Отложив диктовку, императрица Екатерина вышла навстречу духовенству, прибывшему во дворец для совершения обряда миропомазания. Перед тем священники медленно и торжественно прошли по площади, на коей ровными шеренгами уже стояли тысячи солдат и офицеров при оружии и в полной амуниции.

После миропомазания государыня Екатерина Алексеевна вышла на Дворцовую площадь. Гвардейцы с императрицей еще не отправились в дорогу, как в Зимний дворец прибыл канцлер Михаил Воронцов, коему велено было императором Петром испросить императрицу, по какой причине она не в Петергофе. Канцлеру все объяснили, и он, к удивлению Екатерины, без заминки принес ей присягу. То же произошло с прибывшими от императора чуть позже графом Иваном Шуваловым и князем Трубецким. Странно было Екатерине: все они принесли присягу безо всякого сопротивления. Печально известный бывший Великий инквизитор Александр Иванович Шувалов пытался убедить гвардейцев сохранить верность Петру, однако, поняв бесполезность своих попыток, бросился к ногам императрицы, моля ее о милости. Екатерина пожалела ненавистного Шувалова. Разослав курьеров и приняв все меры предосторожности, около десяти часов вечера новопровозглашенная государыня изъявила желание надеть на себя одежду поудобнее. Рядом с ней находился молодой гвардеец Талызин в форме Преображенского полка. Их комплекция была схожа, и он с превеликой радостью предложил Екатерине свой мундир. Вернувшись во дворец, она переоделась, распустила под треуголкой свои длинные локоны. На Дворцовой площади ей подвели под узды ее серого Брильянта под красным седлом, шитым золотым орнаментом. Когда она, в гвардейском мундире с голубой лентой ордена Святого Андрея Первозванного, легко вскочила на коня и, привстав, уперлась на серебряные стремена серебряными же шпорами и приветственно помахала войску, все затаили дыхание. Императрица Екатерина была воистину неотразима. Громогласное «Vivat!» прогремело десятки раз.