Закон Талиона (СИ) - Пригорский (Волков) Валентин Анатолькович

— …элементарно и неожиданно отключился. Напрочь. Пришёл в себя в комнате типа камеры-одиночки. Лежу на довольно удобном, мягком таком топчане, и всё бы ничего, только запястья зафиксированы зажимами по краям лежака, и сам я уже не в спецкостюме, а в трусах и в майке. Прохладно. Над головой лампочка в матовом плафоне, высоко. Окон нет, в стене напротив стальная дверь с глазком. Мутит, но башка потихоньку варит. Ну, много ума не надо, чтобы понять — изолирован, как какой-нибудь преступник. Вдобавок, прикованный. То ли особо опасный, то ли буйный. Давай соображать: что же со мной произошло? Вроде бы ничего такого не натворил. Последнее, что помню: подземный туннель, люк, дыхательная маска — всё! Далее провал. Самое логичное: мы ненароком забрели в американскую зону и нарвались на засаду. Однако сомневаюсь, найдётся ли у них хотя бы пяток таких ребят, что могли бы нас заломать. Наш командир — явный боец, Халоев — мастер по самбо, Хижняк — по боксу, я — по классике, сейчас она называется греко-римской. В общем — не пойми что, но ничего хорошего. Мысли такие, что проще обратно в отключку. Я, почему так подробно? Мог бы в двух словах, но хочу, чтобы ты проникся ощущениями того девятнадцатилетнего парня, каким я был. Потерпи немного, скоро доберёмся до главного. Я тогда наедине со своими мыслями прилично промаялся, прежде чем открылась дверь, и на пороге возник чернокожий верзила в необычной форме и в белой каске с буквами "ЭмПи". Всё ясно, влипли, все! Понятно же, что мои товарищи меня не бросили. Душевная вибрация достигла критической точки. Потом в камеру вошёл офицер американской армии — это я тогда так рассудил — и на сносном русском приступил к первому допросу. Не буду описывать, как меня прессовали. Это целая наука, и не дай бог никому испытать на себе такие научные разработки. Поверь на слово, испробовали всё, кроме пыток. Но я-таки был комсомольцем, воспитанным в духе…и так далее. Обломались. А потом мне объявили, что я успешно прошёл очередную проверку. Вот так! И предложили мне…

Группа крови

По документам все мы числились курсантами Высшей школы КГБ, да, наверное, так оно и обстояло, только мы не кучковались в аудиториях элитной школы, а проживали на казарменном положении в удалённом от населённых пунктов пансионате в лесу. В Карелии дело было. Сто километров от полярного круга. Не приходилось? Северные леса, на мой взгляд, необычайно красивы. Открою государственную тайну: пансионат ховался между двумя озёрами — Топозером и Кертью. Кругом мхи, болота, берёзки корявые с драгоценной древесиной, а ты, как сказочный дурак, на одной ножке крутнулся, и вот уже стоишь среди лохматых великанов. Такая, — Горин усмешливо зыркнул глазами, — суровая простота, чёрт возьми, такая заповедная мощь, что, веришь ли, душа в былину просится.

— Верю, — Шершнев покосился на былинные плечи конфидента, — и медведи там, как люди, а люди там, как медведи.

— Тьфу, на тебя! Ну, никакого почтения к моим поэтическим пассажам. А медведей я там не встречал.

— Что так? Разбежались?

— Не исключено. Ребята такие подобрались. Вот сказал "подобрались", а ведь случай-ных в пансионате не было, их по всему Союзу отбирали по очень чётким критериям. Чтоб ты знал: все до единого спортсмены с квалификацией не ниже мастера и, что тоже важно, не засветившиеся в призёрах на международных соревнованиях. Подбор сам по себе интересный: лыжники, бегуны, акробаты, гимнасты, стрелки из разного вида оружия, прыгуны в длину и в высоту, фехтовальщики, борцы разных стилей, боксёры и даже трое циркачей: жонглёр, метатель ножей и канатоходец. Ни на какие мысли не наводит? Нет — шахматистов не было.

Пансионат, кстати, не охранялся. Подъездная дорога средней проходимости вела от ворот до малюхотного причала на Керти. На постоянно приоткрытых воротах имелась вы-веска "Спортивный", что подтверждалось наличием скромного стадиона с беговой дорож-кой и отдельно стоящим приземистым зданием с надписью "Спортзал". Это для любопыт-ных туристов, появление которых в тех краях теоретически возможно раз в пятилетку. Нам, мол, скрывать нечего. А секретились мы, как потом выяснилось, больше от своих, чем от чужих. И проживало всего нас на полном пансионе двадцать восемь орлов да плюс четыре тренера-инструктора — все в спортивных костюмах из отечественного трикотажа. Тренеры, сам понимаешь, не столько тренировали, сколько преподавали специальные дисциплины, а шефом над всеми был лысый крепкий старикан лет семидесяти, которого "тренеры" и кур-санты почтительно величали профессором. Не знаю, в каком он состоял звании, но частень-ко наезжавший куратор в чине полковника был к нему не менее почтителен, чем остальные, а когда обращался к старику: "товарищ профессор", то звучало это, как минимум, как: "то-варищ генерал". Замечал, конечно, как в старости меняются черты лица? Если человек, ска-жем, худощавый, то с возрастом кожа как бы прилипает к черепу, но не разглаживается, а наоборот сморщивается, покрывается мелкой сеточкой борозд и пигментными пятнами, глаза западают — ты когда-нибудь встречал большеглазых стариков? — лицо становится трудно узнаваемым. Про очень полных людей вообще молчу — сплошные обвисшие складки. Попробуй определить: был человек в молодости красив или безобразен — старость объектив-но нивелирует такие пустяки. Я к тому, что распознать принадлежность профессора к мон-голоидной расе мы не могли, пока он сам об этом не сказал. А эту информацию он выдал на короткой лекции, предшествовавшей необычному духовному обряду, который сам старикан, полушутя, полусерьёзно назвал "коллективизацией". Не забудь, тогда на дворе стоял шестьдесят девятый год. Это сейчас на любом книжном развале стопками возлежат брошюрки по оккультизму, спиритизму, демонизму и прочей дичайшей смеси средневековой европейской инфернографии с выдергами из всяческих восточных верований. В бредовых текстах Сатана соседствует с Баал-Зебубом, в каждой строчке фигурируют кармы, чакры, ауры, экзорцизм, переселение душ, ведьмачество, волхование, толкование снов и прочая мура, которую сваливают в одну кучу жадные до денег шарлатаны. Астропрогноз на любом телеканале. Удивляюсь, ей богу, сколько можно хавать этот мутный мистический бульон, и не понять, что над тобой натурально издеваются? К сожалению человек, со времён неандертальца не поумнел. Иногда подобные фантасмагории облекаются в псевдонаучную форму, используется специфическая, профессиональная терминология, почерпнутая из работ биофизиков, психологов, нейрофизиологов, астрофизиков и даже специалистов по теории информации. Такая околонаучная галиматья безотказно действует на образованщину. Нет, я не отвлёкся. Опасаюсь, что как только я начну своими словами — а по-другому не дано — пересказывать суть профессорской лекции, ты тут же подумаешь, будто я начитался этой самой метафизической галиматьи. Не пересказывать? Поверишь на слово? Благодарю за доверие, но без пояснений не обойтись. Попробую покороче, тем более что мои знания по затронутой теме весьма ограничены. Я, знаешь ли, практик. А, да, забыл сказать: настоящие занятия проводились в помещениях под землёй, вернее, под зданием главного корпуса, где были оборудованы два учебных класса, точка связи, тир, зал со специальными тренажёрами и комната-сейф. В тот знаменательный для курсантов день мы, как обычно, после пробежки и завтрака собрались в одном из классов. Почему знаменательный? Скоро поймёшь. Расписания по предметам не было, мог появиться любой из преподавателей, а мы, в свою очередь, должны были моментально включиться в процесс и продемонстрировать свою готовность по любому учебному предмету. Такого понятия, как невыученный урок, просто не существовало, учебные мате-риалы и конспекты хранились здесь же в ящиках персональных столов. Расселись по местам, ждём преподавателя, болтаем по ходу, открывается дверь, дневальный рявкает: "Товарищи курсанты!", — мы навытяжку. Входит профессор. В его появлении ровным счётом ничего особенного, случалось, занятия начинались со свободного урока, который он вёл в форме беседы, сопровождавшейся обоюдными вопросами и высказыванием мнений по заданным поводам. Нам такие встречи нравились. Профессор, несмотря на свой, как нам тогда казалось, преклонный возраст, обладал очень живым, реактивным умом, поражающей воображение эрудицией и соответствующей памятью. Реплика в сторону: беспамятный эрудит вроде любвеобильного евнуха — есть всё, кроме главного. Обрати внимание, наш разговор сам собой то и дело возвращается к теме памяти. А всё потому, что эта тема в моём рассказе ключевая. Припомни, ты когда-нибудь всерьёз задумывался о природе памяти? И правильно, и никто не задумывается, кроме кучки людей, занимающихся этим вопросом профессионально. Кому это надо? Мы пользуемся даром и не забиваем себе голову проблемой, вряд ли разрешимой в обозримом будущем. Почему, вряд ли? Это вопрос не ко мне, он один из следующих по списку, но не второй и даже не сотый. А первый вопрос, заданный профессором для затравки, я только что почти дословно повторил: "А вы никогда не задумывались…?" Молодые люди не старше девятнадцати лет, как правило, над такими вещами не задумываются, только вот ответ типа "а на хрена?" у нас не поощрялся. Я уже упоминал о критериях отбора кандидатов. Среди прочих был и такой — десятилетка с медалью. Бесспорно, нынешняя молодёжь сильно отличается от молодёжи шестидесятых-семидесятых, прежде всего своей информированностью. Мы не знали компьютеров, хотя, конечно слышали, что этим англоязычным словом называют электронно-вычислительные машины размером с трёхкомнатную квартиру; мы, в силу тогдашней идеологии, имели весьма смутное представление о культуре западноевропейских стран и США; мы, понятно, не читывали мистических брошюрок, о которых я уже заикался. Знаю, что знаешь, просто напоминаю. Мы многого не знали, но тешу себя мыслью, что мы были не глупее. Это я к тому, что мы, поощряемые репликами профессора, активно включились в обсуждение, пытаясь дать более-менее чёткое определение памяти. В результате коллективных усилий родилась формулировка: "память, это способность человеческого мозга усваивать, закреплять и использовать в разумной деятельности информацию, полученную из окружающего мира посредством органов чувств". Как тебе формулировочка? Я тоже думаю, что восемнадцати-девятнадцатилетние пацаны с заданием справились неплохо. Профессор, во всяком случае, нас похвалил…Что-то ты, друг дорогой, глаза прикрываешь. Нудный рассказ вгоняет в дрёму? Как умею. Давай взбодримся! Коньяк с лимоном оставим на потом для вдумчивых прений, а надо нам сейчас что-нибудь типа сулугуни с зеленью и острым, как иглы под ногти, соусом. А то я не знаю, чем Марина Сергеевна набивает холодильник?! Сиди, я сам.