Владычица магии - Мэрион Брэдли

Позади нее раздался нездешний жалобный крик, и девушка похолодела. Это кричала Врана, Врана, чьего голоса Моргейна не слышала никогда; Врана, что однажды, когда они вместе прислуживали в Храме, подхватила едва не опрокинувшийся светильник и обварилась кипящим маслом и, пока ей перевязывали ожоги, обеими руками закрывала себе рот, сдерживая стоны боли, чтобы не нарушить обета, — ведь она отдала свой голос Богине. Эти шрамы останутся с ней до самой смерти, однажды, глядя на Врану, Моргейна подумала: «Принесенный мною обет — сущий пустяк в сравнении с этим, и все же я едва не нарушила его ради смуглого сладкоголосого красавца».

Но теперь, в безлунной ночи, Врана кричала пронзительным, жутким криком, точно роженица. Три раза вознесся над Холмом душераздирающий вопль, и Моргейна вновь задрожала, зная, что даже священники на том, втором, острове, что является двойником их собственного, верно, проснулись в своих уединенных кельях и перекрестились, заслышав исступленный, прокатившийся между мирами крик.

Но вот последний отзвук угас, и воцарилась тишина, в которой Моргейне чудилось дыхание — сдерживаемое дыхание незримых посвященных, что ныне кругом обступили страшный провал в пустоту с тремя недвижными жрицами в центре. И тут, давясь и задыхаясь, словно голос ее разладился от долгого молчания, Врана воскликнула:

— А семь раз Колесо, Колесо о тринадцати спицах описало круг в небесах… семь раз Мать рождала темного сына…

И вновь — тишина, по контрасту еще более глубокая, нарушаемая лишь прерывистым дыханием погруженной в транс пророчицы.

— А… а… я горю… я горю… время, время пришло… — пронзительно вскрикнула она, и вновь погрузилась в сгустившееся безмолвие, напоенное ужасом.

— Они бегут! Весенний гон: они бегут, они бегут… они бьются насмерть, они избирают короля… а, кровь, повсюду кровь… и самый могучий из них, он мчится как ветер, и рога гордыни его запятнаны кровью…

И снова — затянувшееся безмолвие, и Моргейна, следя в темноте под закрытыми веками за весенним гоном оленей, вновь увидела то, что некогда явилось ей в полузабытом отблеске в серебряной чаше — отрок среди оленей, он сражается, бьется насмерть…

— Это дитя Богини, он мчится, мчится… Увенчанный Рогами обречен умереть… и Увенчанный Рогами будет коронован… Дева-Охотница призовет к себе короля и вручит свою девственность Богу… а, древняя жертва, древняя жертва… я горю, я горю… — Жрица захлебнулась словами, и конец фразы оборвался долгим, рыдающим воплем. Не открывая глаз, Моргейна видела, как позади нее Врана рухнула на землю без чувств и осталась лежать неподвижно, хватая ртом воздух, только ее дыхание и нарушало глубокую тишину.

Где-то прокричала сова: раз, дважды и трижды.

Из темноты явились жрицы — темные, безмолвные фигуры с синими бликами на челе. Они осторожно подняли Врану и унесли прочь. Подняли и Моргейну, последнее, что она ощутила, — это как одна из женщин ласково прижала к груди ее раскалывающуюся голову. А потом пришло забытье.

Три дня спустя, когда к Моргейне отчасти вернулись силы, за нею прислала Владычица.

Моргейна встала и попыталась одеться, но она все еще была настолько слаба, что ей пришлось воспользоваться помощью одной из младших жриц. Моргейна порадовалась про себя, что прислужница связана обетом молчания и с ней не заговорит. Тело ее и по сей день изнывало от последствий долгого воздержания от еды, и кошмарной тошноты, вызванной магическими травами, и изматывающего напряжения самого обряда; накануне вечером она съела немного супа, а нынче утром подкрепилась хлебом, размоченным в молоке; но она по-прежнему ощущала себя разбитой и опустошенной, голова раскалывалась от боли, а темно-лунное кровотечение накатило с небывалой прежде силой; девушка знала, что и это — отголосок воздействия священных трав. Больная, ко всему безразличная, она предпочла бы, чтобы Вивиана оставила ее в покое, но Моргейна исполняла волю Вивианы так же беспрекословно, как подчинилась бы самой Богине, склонись та с небес и выскажи вслух свое пожелание. Девушка оделась, заплела волосы, стянула косу ремешком из оленьей кожи, краской освежила на лбу синий полумесяц и зашагала по тропе к обители Верховной жрицы.

Воспользовавшись своим новообретенным правом, Моргейна вошла, не постучавшись и никак не возвестив о своем появлении. Отчего-то, думая об этом доме, Моргейна неизменно представляла себе, как Вивиана ждет ее; восседая в кресле, подобно Богине на ее темном троне, но сегодня Вивиана занималась чем-то в глубине комнаты, огонь не горел, и в доме царили темнота и холод. На Владычице было простое платье из некрашеной шерсти, волосы прятались под капюшоном, и впервые Моргейна со всей отчетливостью осознала, что ныне Вивиана — жрица не Девы и не Матери, но древней карги, которую иначе называют Старухой Смертью. Осунувшееся лицо ее избороздили морщины, и Моргейна подумала: «Ну, конечно же, если от этого обряда нам с Браной сделалось так дурно, а мы обе — молоды и сильны, каково же приходится Вивиане, что состарилась, служа той, кому служим и мы?»

Вивиана обернулась, глянула на вошедшую, улыбнулась ласковой улыбкой, и Моргейна вновь ощутила знакомый прилив любви и нежности. Но, как то и подобает младшей жрице в присутствии Владычицы, девушка ждала, чтобы Вивиана заговорила первой.

Вивиана жестом пригласила гостью сесть.

— Ты поправилась, дитя?

Моргейна тяжело опустилась на скамью, осознав, что даже расстояние столь небольшое оказалось ей не по силам. И молча покачала головой.

— Знаю, — отозвалась Вивиана. — Иногда, не будучи уверены, как средство на тебя подействует, травницы дают слишком много. Следующий раз съедай не все, — сама суди, сколько тебе нужно, — достаточно, чтобы пробудить Зрение, но недостаточно, чтобы так расхвораться. Теперь у тебя есть это право: ты достигла ступени, на которой послушание дополняется собственным здравым смыслом.

В силу неведомой причины слова эти отозвались в сознании девушки еще раз и еще, не умолкая: «Дополняется здравым смыслом, дополняется здравым смыслом». «Мне все еще недужится из-за этих их снадобий», — подумала про себя Моргейна и нетерпеливо встряхнула головой, отгоняя навязчивое эхо.

— Много ли ты поняла из пророчества Враны? — продолжала между тем Владычица.

— Почти ничего, — призналась девушка. — Для меня это все загадка. Я так и не знаю, зачем меня вообще туда позвали.

— Отчасти, — пояснила Вивиана, — чтобы поделиться с ней своей силой; Врана довольно слаба. Она до сих пор не встала с постели, и я за нее беспокоюсь. Врана знает, сколько снадобья ей нужно, и все-таки даже эта малость для нее — чрезмерна; ее рвало кровью, а в моче кровь заметна и сейчас. Но она не умрет.