Пип-шоу - Изабелла Старлинг
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Глаза Бебе наполнялись слезами, но я отчаянно пытался сказать ей, что все было не так плохо, как могло показаться из того, что я рассказывал. Но, конечно, мы оба знали, что это было бы откровенной гребаной ложью. Моя жизнь была сплошным беспорядком.
— Она отправила меня жить к бабушке, — наконец сказал я. — Я ее почти не знал. Она была папиной мамой, и она была чертовски строгой.
Я усмехнулся, вспомнив женщину, которая определила многое в моей жизни. Ее звали Долорес, и она была бывшей школьной учительницей, строгой и старой школы во всем, что она делала.
— Я жил с ней до восемнадцати лет, — продолжал я. — Она была замечательной, но не такая, как все. Мы не были очень привязаны друг к другу, но она полностью поддерживала меня. Она купила мне мою первую камеру, научила использовать световую комнату в школе, потянув за некоторые ниточки из своих собственных преподавательских дней.
— Она была учительницей? — спросила Бебе, и я кивнул. — Она звучит потрясающе.
— Была, — сказал я просто, ясно давая понять, что ее больше нет.
Когда Бебе посмотрела на меня, я пожал плечами и сглотнул.
— Она была намного старше. Она мирно умерла во сне, когда мне было восемнадцать. Но она сделала одну вещь, прежде чем покинуть меня, и я всегда был благодарен ей за это. В отличие от мамы или тети, бабушка верила, что папа был невиновен, и потратила большую часть своей жизни на то, чтобы доказать это.
Бебе обняла меня, и я притянул ее ближе, вдыхая ее пьянящий аромат, пока я продолжал, мой голос был шепотом у ее уха.
— Через несколько месяцев после смерти бабушки я получил официальное посмертное помилование отца, — объяснил я. — Вместе с большой компенсацией. Я использовал ее, чтобы купить эту квартиру и переехал сюда около десяти лет назад. Я возлагал на это место такие чертовски большие надежды.
Бебе потянула меня за руку к себе, призывая продолжать смотреть на нее.
— Наверное, я просто сдался, — признался я. — С годами мне становилось все хуже и хуже. Единственное хобби, которым я занимался, была фотография. И я все реже и реже покидал квартиру, пока не оказался прикован к ней. Пока не стало слишком поздно.
— Мне так жаль, — вздохнула Бебе, ее слова были едва различимы, настолько они были тихими.
Но они значили для меня весь мир. А еще больше значило то, что я рассказал ей свою историю, которой ни с кем не делился до Бебе. Она была именно тем человеком, которому нужно было рассказать, и я почувствовал, что избавился от огромного бремени. Оставалась только одна вещь, один грязный секрет, которым можно было поделиться с моей девочкой.
— Я… — начал я, мои слова болезненно оборвались. — Ты ведь знаешь, что я в полном раздрае, верно?
Бебе повернулась в моих объятиях, устремив свои глубокие темные глаза в мои. Она не сказала ни слова, просто смотрела на меня, и мне казалось, что она смотрит прямо в мою гребаную душу.
— У меня бывают приступы паники и тревоги, — продолжил я. — Я принимаю лекарства — антидепрессанты и антипсихотики. Но есть еще одна привычка, о которой ты не знаешь.
— Мне кажется, я знаю, — прошептала Бебе, и настал мой черед уставиться на нее. — Я видела это… Маленькая комната.
У меня кровь застыла в жилах, когда я подумал об этом. Вонь, грязная маленькая комната, воплощение моего стыда. Но потом я подумал о другом — о том, что Бебе все еще была там, прямо в моих объятиях. Она видела это и не ушла. Не осудила меня. Она осталась, чтобы выслушать мои объяснения, не переставая спрашивать меня самого. Бебе знала, что я доверяю ей достаточно, чтобы в конце концов все ей рассказать. Мое сердце чуть не разорвалось от любви, которую я испытывал к ней в тот момент.
— Это мой секрет, — сокрушенно признался я. — Грязный гребаный секрет. Потому что он напоминает мне о моем детстве. Потому что это место, где я чувствую себя в безопасности. В окружении всего этого… гребаного дерьма, которое раньше было в трейлере. Иногда это единственное место, где я чувствую себя самим собой.
Бебе сжала мою руку, и я обнял ее, моя грудь вздымалась.
— Все хорошо, — прошептала она, покрывая мою кожу поцелуями. — Все будет хорошо. Я рада, что ты мне рассказал. Тебе нравится эта комната?
— Я чертовски ненавижу, — признался я. — Чертовски ненавижу то, что это такое, и то, что это значит, и то, что я так зависим от этого.
— У меня есть идея, — сказала Бебе. — Хочешь пойти со мной?
— Да, — машинально кивнул я, уже доверяя ей во всем, что она задумала. — Что мы будем делать?
— Мы, — сказала она, вскакивая с дивана. — Мы вычистим эту комнату и превратим ее в настоящую темную комнату. И тебе больше никогда не придется иметь дело со своими кошмарами. Как ты думаешь, ты готов отпустить это?
Я уставился на нее, такую маленькую, но чертовски полную жизни, переполненную энергией и энтузиазмом, готовую помочь мне любым возможным способом. Бебе была невероятной, удивительной. Она была той недостающей частью, в которой я нуждался, чтобы снова почувствовать себя целым. Она была недостающей частью моего хренового уравнения.
— Ты хочешь, чтобы я избавился от комнаты? — спросил я ее, и Бебе кивнула с застенчивой улыбкой.
— Я хочу, чтобы ты превратил ее в нечто позитивное, — объяснила Бебе. — Что-то, что не вызывает у тебя беспокойства. Место, где ты чувствуешь себя в безопасности, не стыдясь этого. Место, где ты можешь быть самим собой, но не боишься показать его и мне.
Страх, что она увидит мою комнату, был сильным и заставлял меня дрожать.
— Ты уверена, что сможешь мне помочь? — спросил я ее с отчаянием в голосе.
Теперь я понял, как сильно нуждался в ней.
— Да, — ответила Бебе, звуча более уверенно, чем когда-либо. — Мы сделаем это вместе. Наш маленький проект. Хорошо?
Я смотрел на нее, мое сердце бешено колотилось. Не был уверен, готов ли я к этому, но она казалась такой взволнованной и так хотела мне помочь. Но что случится, если я сломаюсь под давлением, если все это окажется для меня слишком сложным?
Начав действовать, я понял, что на моем лице была улыбка
