Галиндес - Мануэль Монтальбан

Человек за рулем похож на твоего спутника, только оспин у него на лице нет. Ты не так хорошо ориентируешься в Санто-Доминго, чтобы понять, куда вы едете, особенно когда машина сворачивает с широких проспектов, ведущих к морю. Теперь вы едете через густонаселенные кварталы, где в полутемных – несмотря на ослепительно яркий дневной свет, сияние тропиков – подъездах прячутся лавочки, из которых исходит одуряющий запах южных фруктов. Машина останавливается перед старым двухэтажным домом, на первом этаже – желто-голубая вывеска механической мастерской: «Чиним все». Ривера поднимается впереди тебя по деревянной лестнице с тяжелыми металлическими перилами и, оказавшись на втором этаже, толкает ногой крутящуюся дверь под вывеской: «Табачная торговля Аресес». Молодая широкозадая мулатка занимает почти всю прихожую. «Да, полковник дома. Он вас ждет». Стены увешаны плакатами, рекламирующими покупать табак фирмы «Аресес», и картами, где отмечены места произрастания табака; вдоль стены идет витрина, где выставлены сигары и образцы выпускаемых фирмой сигарет – образцы покрыты пылью и давно высохли. В кабинете, где вентилятор разгоняет спертый воздух, за столом, заваленным грудой бумаг, на вращающемся деревянном кресле сидит полный человек: на пальце красуется огромный золотой перстень с двумя бриллиантами, в обвислых губах зажата сигара. У полковника Аресеса пожелтевшее, табачного цвета, лицо, седые, тщательно зачесанные за уши волосы и темные руки. Одну он протягивает тебе, а другой приглашает садиться. У полковника голос военного, привыкшего отдавать приказы, и, говоря, он проглатывает окончания слов.

– Я хотел бы принять вас дома, но у меня срочные заказы, которые нужно выполнять, и еще уйма всяких дел, которые вам неинтересны. Что вы знаете о табаке? Наверняка ничего. Если хотите, я погашу сигару. Большое спасибо. Люди, которые не выносят табачного дыма и превращают борьбу с ним в дело своей жизни, меня раздражают. На днях мне пришлось лететь на американском самолете: я летел в Вирджинию, чтобы договориться о поставке большой партии товара, и закурил сигару, причем я сидел в зоне для курящих. Кто-то курил сигареты, а я – мою сигару. Ну, и конечно, тут же является какой-то американец и заявляет, что сигарный дым отравляет воздух. Из тех американцев, которые все-все знают, говорят таким приторным голосом, как утенок Дональд, и учат нас хорошим манерам, потому что путают нас с индейцами или с африканцами. И я ответил ему, что курю сигару именно потому, что ее дым меньше отравляет воздух, чем дым от сигарет, которые курят другие. Пришла стюардесса. Пришел стюард. Пришел второй пилот. А я продолжал курить мою сигару. Я сказал им: «Если вы хотите, чтобы я перестал курить, можете открыть люк и выбросить меня в пустоту». А этому гринго я сказал, что утенка Дональда он может изображать из себя на земле, где я поговорю с ним по-мужски – прострелю его башку, а потом сделаю из нее пепельницу. Но в аэропорту он сразу куда-то задевался, хотя я долго ждал его, зажав следующую сигару во рту. Вы не курите? У меня есть женские сигары, короткие, прекрасного, мягкого табака, очень мягкого, на голосовые связки совсем не действует. Мы выращиваем прекрасный табак, но у нас очень плохие покрывные листы, а это смерть для сигары: если такой лист разошелся, курить сигару невозможно, во рту сплошной серпантин. Но сам табак, который тут выращивают, – превосходный, все сорта: и «Пилото кубано», и «Чаго Диас», и «Амарильо парадо». Но вот из-за покрывных листов доминиканские сигары не могут конкурировать на международном рынке с этими проклятыми кубинскими. И это при том, что здесь родина табака, не на Кубе. Как жаль, что вы не располагаете временем – я бы провез вас по тем местам, где выращивают табак, по провинциям на севере и северо-востоке – Сантьяго, Эспайлат, Ла-Вега, Пуэрто-Плата, Вальверде, Монтекристи, Самана, Сан-Кристобаль. Там очень красивые места, вы бы получили удовольствие от такой поездки.

Названия мест, которые перечисляет полковник, напоминают тебе о Галиндесе. Монтекристи – там находится аэродром, куда его привезли. Эспайлат – эта провинция называется так потому, что там находится родовое поместье человека, который организовал похищение. Сан-Кристобаль – место, где намечалось убить Галиндеса. И тебе кажется, что, перечисляя доминиканские провинции, полковник интонационно подчеркнул эти названия.

– Расслабьтесь, Ривера. О табаке мы уже поговорили, теперь перейдем к тому, что нас интересует. Скажите Глэдис, чтобы она меня ни с кем не соединяла, если не поступит заказ из сети «Хилтон». – Сказав это, полковник засмеялся, сотрясаясь всеми складками своего тучного тела. – Если придет заказ из «Хилтона», уж не взыщите, сеньорита, придется мне вас оставить: «Хилтон» имеет право на первое место. Я жду этого заказа уже десять лет, с того момента, как ушел в отставку и занялся этим делом. Знаете, почему я им занялся? Потому что мне не нравился тот доминиканский табак, который продавался везде. Исключение, пожалуй, составлял табак Сердана, испанца, который жил тогда в Сантьяго-де-лос-Кабальерос и выпускал только такие сигары, которые нравились ему самому. И я сказал себе: «Если это получилось у испанца, получится и у доминиканца». Я купил плантацию, построил небольшую фабрику, а потом нашел человека, знающего толк в выращивании табака. Я сказал ему: «Маэстро, умрем, но своего добьемся: вы будете готовить табачные смеси, а я их – пробовать. Когда вы сделаете сигару, которая мне понравится, вы запишете пропорции и будем выпускать их, пока я жив или пока я не пристрелю вас, если вы ошибетесь и спутаете формулу». За две недели я выкурил больше сигар, чем Черчилль за всю жизнь или Кастро, пока не сделался гомиком и не бросил курить. Так что вы хотите, чтобы я вам рассказал? Вы хоть понимаете, какое пчелиное гнездо разворошили? Ни о чем другом в Санто-Доминго сегодня по телефону не говорят. Вы очень симпатичная, а мне нравится, когда женщина похожа на женщину, а не на мужика. Почему вас интересует этот чертов баск?

– Это тема моей диссертации, научная работа. Точно так же я могла заниматься Дювалье или Панчо Вильей.

– Значит, научная работа. Что ж, науку я уважаю. Я всегда уважал науку, потому что благодаря ей человек перестает быть животным. Но Галиндес не был такой значительной фигурой, как теперь говорят. Конечно, теперь все о нем знают, даже радиопередача об этом баске была, но когда он умер, никто и внимания не обратил. Если бы Трухильо удовлетворился смертью одно баска, никакого шума бы не было. Может, и он сам тогда не кончил бы так плачевно свою жизнь. Ошибкой был его приказ убить Мёрфи, потому что тут на него насели американцы, особенно после кампании Портера. А уж когда он убил Октавио де ла Маса, чтобы скрыть убийство Мёрфи, тут началось. На нас напустилось все семейство де ла Маса, а брат Октавио стоял за убийством Трухильо. Знаете ли вы, сеньорита, сколько трупов в этой истории? Записывайте, сеньорита: баск Галиндес, был убит в тюрьме на девятом километре; пилот Мёрфи, который привез его из Нью-Йорка, был убит в Центральном полицейском отделении; де ла Маса был убит в тюрьме, после того как его вынудили подписать письмо, которое он даже не читал; доктор Ривера, который усыпил Галиндеса и был рядом с ним во время перелета из Нью-Йорка, впал потом в депрессию, бедняжечка, и ему дали цианистый калий, чтобы вылечить от депрессии и помочь ему покончить с собой; Глория Вьера, которую считали любовницей Галиндеса и которая на самом деле была любовницей Хромого, разбилась в автокатастрофе, а она не умела водить машину; ее «дружок», Хромой, один из тех, кто планировал похищение, бесследно исчез в один прекрасный день – вознесся на небо, как Дева Мария, или попал в братскую могилу, где его съели акулы. Но до этого он еще успел разделаться с предателем Альмоина, раздавив его в лепешку своей машиной. Вы знаете об этом? Знаете, конечно, знаете. Альмоина был галисиец себе на уме и вел игру на два фронта. С одной стороны, лизал все, что можно лизать, у диктатора и членов его семьи, а с другой – написал отвратительную книжонку «Деспотические режимы в странах Карибского бассейна». Он поставил на обложке псевдоним – Грегорио Бустаманте и думал под ним спрятаться. Чтобы лучше замести следы, он даже несколько раз оскорбляет самого себя. «Этот ничтожный галисиец», – пишет он; но Трухильо, конечно, знал, что Бустаманте и Альмоина – одно лицо, и выжидал, проявив больше терпения, чем с Галиндесом. Меня это удивляло, хотя, говорят, Трухильо обещал простить галисийца, если тот напишет уничижительный отзыв на книгу Галиндеса «Эра Трухильо». А потом ему надоело ждать, и 4 марта 1960 года он приказал задавить машиной и пристрелить Альмоину в столице Мексики. Именно так – сначала его переехала машина, а потом из этой машины вышел Хромой и выпустил несколько пуль в это тело. Я не хотел бы, чтобы у вас составилось обо мне плохое впечатление, сеньорита, но этот тип вполне заслужил свою участь: нечего было вести двойную игру, да еще такую непростую.