Токсичный компонент - Иван Панкратов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Он на секунду задумался, а потом открыл браузер и набрал в поисковой строке запрос «как приготовить раствор героина для внутривенной инъекции». Google сразу отправил его в Википедию – изучать статью о героине.
– Развести водой, – шевелил губами Добровольский, – нагреть, потом через ваточку набрать в шприц…
Он вспомнил трясущиеся руки Кутузова, его бессмысленный взгляд в пустоту – и окончательно отмёл версию о том, что он мог выполнить такую процедуру самостоятельно, ночью, в полутьме. Но ситуацию сильно менял тот факт, что в одной с ним палате лежал наркоман со стажем – Клушин. При желании и наличии всех компонентов этот человек мог сделать всё необходимое – и приготовить раствор, и уколоть соседа по палате.
«Мне кажется, надо остановиться в своём расследовании, – решительно сказал самому себе Максим. – У меня уже истерика, если честно. Я пытаюсь придумать всё что угодно, лишь бы это объясняло смерть Кутузова. Хорошо, давай подытожим, какие факты сейчас есть, и пора идти на вечерний обход. – Он принялся загибать пальцы: – Первое – Кутузов умер ночью от передозировки героина. Второе – в это время в отделении были и Марченко, и Клушин. Клавдия находилась дома, да ещё и в другом городе. Третье – героин был у Любы в палате. Она знает, что героин пропал, и, возможно, подозревает меня. Но не факт, не факт… Да, и Клавдия не сильно переживает из-за смерти отца, если верить словам Марченко. Но после того, что я нашёл в конфете, верить ей как-то не очень хочется…»
Он достал смартфон, чтобы посмотреть на нём время, и вспомнил, что так и не ответил на сообщение.
«Сегодня как обычно?» – перечитал Добровольский, вздохнул и ответил: «Да». Пауза с ответом, конечно, сильно затянулась, но он точно знал, что это ничего не изменит и встреча состоится в любом случае.
9
Когда завибрировал телефон и на экране высветился номер приёмного отделения, Максим даже обрадовался, чего с ним не было уже давно. Ему срочно нужно было отвлечься – и поступающий пациент мог помочь справиться с этой задачей на «отлично».
– Максим Петрович, спуститесь, – услышал он голос медсестры. – Тут по направлению… В гнойную хирургию. Но там столько сопутствующих, на пол-листа диагноз. Вы же понимаете, – совсем тихо сказала она, и Добровольский догадался, что пациент где-то совсем рядом с ней. – Полный набор.
– Сейчас буду, – ответил Максим, уже понимая, что именно будет в документах.
В приёмном он увидел молодого человека в кепке, сгорбленно сидящего на стуле у двери. На парне были темно-зелёная водолазка и спортивные штаны, но на спортсмена они его похожим не делали. Вкупе с кепкой он, скорее, напоминал какого-то гопника. Рядом с ним у стены стояли трость и небольшой пакет с торчащими из него рентгеновскими снимками, а сопровождала парня седая женщина в черной куртке с хозяйственной сумкой в руках. В сумке были видны батон и стрелки зелёного лука, свисающие наружу.
– Добрый вечер, – ни к кому конкретно не обращаясь, сказал Добровольский. – Что случилось?
– Рука, – тихо ответила женщина. Максим повернулся к ней. – У сына. Рука болит.
Парень приподнял голову и взглянул на Добровольского блестящими измученными глазами. На лице проскользнуло буквально на мгновение какое-то подобие усмешки, и он снова опустил голову.
– А сын сам может рассказать? – спросил Максим.
– Может, конечно, – шагнула вперёд женщина. – Но он у меня такой, знаете, стеснительный, неразговорчивый…
– Вас как зовут?
– Евгения Петровна. – Повесив сумку на спинку стула, она ещё немного подошла к Максиму. У Добровольского возникло ощущение, что мать пытается встать между врачом и сыном, словно хочет защитить его.
– Евгения Петровна, хотелось бы хоть что-то услышать от вашего сына…
– Лёня, – быстро произнесла она. – Леонид его зовут.
– Прекрасно. Леонид, что вас привело сюда?
– Рука болит… – попыталась ответить за него Евгения Петровна.
– Мам, да чо ты… – довольно грубо остановил её сын. – Дай я сам…
Голос у него был хриплый, простуженный. Говорил он медленно, немного растягивая слова.
– Тогда не молчи! – Она резко развернулась к нему. – Говори, а то действительно, чего это всё я да я! Я ж никто, чего меня слушать!
И она вернулась на место, где стояла раньше, продолжая что-то беззвучно бормотать, шевеля губами.
– Рука у меня опухла, – начал Леонид. – Где локоть. Только вы не подумайте, я не употребляю уже три месяца, я в завязке.
Он закатал рукав водолазки и показал Максиму локоть.
В кубитальной области был свищевой ход практически точно по сгибу сустава, вокруг алело большое пятно гиперемии. Сам сустав был очень сильно отёкшим и напоминал веретено.
«Вот откуда ветер дует», – понял Добровольский. Леонид оказался наркоманом со стажем. Судя по свищу – проблемы были не просто с мягкими тканями, но и с суставом.
– Три месяца? – переспросил Максим.
– Что я, матери родной врать буду? – попытался возмутиться Леонид, но дыхалки ему явно не хватало.
– Тут анализы есть вместе с направлением. – Эльвира, которая печатала на компьютере сводку за день, подвинула по столу несколько листков к Добровольскому. Он взял их, быстро просмотрел. Все гепатиты, ВИЧ, анемия – гемоглобин чуть больше семидесяти, лейкоцитоз…
– Рентген, как я понимаю, есть? – указал Максим на пакет.
– Да, я сейчас достану, – засуетилась мать, вынула снимки и протянула их хирургу.
Ничего хорошего на них не было, остеомиелит суставных концов Максим угадал. Надев перчатки, немного пропальпировал вокруг свища, получил пару капель гноя. Леонид вообще никак не реагировал на прикосновения.
– Согни, сколько можешь, – попросил Добровольский, понимая, что перед ним ещё и гнойный артрит.
Как выяснилось, локтевой сустав у Леонида не работал. Вот это вынужденное положение умеренного сгибания было единственным, в котором пациент не чувствовал боли. Стоило немного двинуть рукой, как он тут же начинал морщиться.
Добровольский вспомнил, сколько случаев гнойного артрита видел за свою жизнь, в том числе и с наличием свищей, вспомнил искажённые страданием лица пациентов – и понял, что Леонид реагирует на боль не в полную силу.
– Давно обезболивающее принимал? – наклонился он к пациенту. – То самое обезболивающее… Ну, ты понял…
Ему хватило секундного взгляда Леонида, брошенного из-под кепки на мать, чтобы понять, что парень врёт ей.
– Ничего я не принимал, – ответил он. – Я же говорю – три месяца…
– В поликлинике тоже никто не верит, – подключилась к разговору Евгения Петровна. – А он ведь не врёт, сынок мой. Зачем ему врать? Это же его здоровье, да, Лёня?
