Приключения Жихаря - Михаил Успенский

лицу».

Жихарь в ужасе поглядел на следующий лист:

«Невзор оглянулся и погрозил кулаком:

– Попомните меня!»

Он в отчаянии захлопнул книгу (полетела вековая пыль) и треснул книгой же себя по лбу (пыли полетело еще больше).

Оказывается, проклятая расписка распространила свои чары не только на нынешних обитателей света, но и на тех, кого уже нет или еще не родились. Он попался, как мышь в пустой горшок, и никто ему не поможет.

– Поставь книгу на место и ступай, – холодно сказала княжна. – Нельзя жить в мечте, особенно в чужой. Платок, так и быть, оставь себе…

Жихарь поднялся, подошел к полке, сунул окаянный том среди прочих так резко, что другая книга вылетела – едва успел подхватить. И название этой нечаянной книги Жихарю здорово не понравилось: «Смерть Артура». Но думать об этом было не время.

– Погоди, пресветлая, – сказал он торопливо. – Подумай, вспомни – кто у вас

в кабаке заправлял, когда ты в Столенград явилась? Кому Невзор задолжал? Не

себе же? Зачем тогда было княжескую казну грабить? Под чье имя? И кто на

самом деле отравленный спал?

И тут лицо у княжны сделалось чем–то похоже на брадобреево, хоть и оставалось по–прежнему прекрасным.

– В самом деле… – сказала она и зажмурилась, мучительно что–то припоминая. – Нелепость какая–то получается – и тут не сходится, и там…

– Думай, думай! – кричал Жихарь. – Ты же премудрая! Именно что не сходится!

Да ты хотя бы заставь Невзора мои доспехи примерить – он в них шагу не

сделает! Мечом моим не взмахнет – опрокинется! Вот снова к городу подступят

кранты – наплачетесь с таким защитничком! Да и не бывает пустоглазых

богатырей!

Княжна трясла головой, терла виски, глаза у нее сделались огромные и бездумные…

В это время послышался грохот, дверь отворилась, в палаты ворвались дружинники, среди которых притаился Невзор – без доспехов и без меча.

– Хватайте его! – кричал пустоглазый. – Это, княжна, известный вор и самозванец, он тебя ограбить и обесчестить пришел!

Несколько дружинников метнулись к окну, отрезая дорогу для бегства.

– Всех убью, один останусь! – громогласно рявкнул Жихарь и сделал вид, что достает из–за пазухи кинжал.

Дружинники от неожиданности оторопели, расступились, богатырь одним прыжком

оказался у окна, выбил раму и прыгнул вниз, в темноту.

ГЛАВА СЕДЬМАЯ

Мифология славян вообще дело темное и запутанное.

Видно, платок, подаренный княжной, и взаправду оказался счастливым: Жихарь

не угодил ни на копья бегавших вокруг терема дружинников, ни на остатки

поленницы, ни на какую другую вредную при ночном бегстве преграду. Он

приземлился на согнутые ноги, крякнул от удара, пнул, не глядя, кого–то

пяткой в закрытую кольчугой грудь.

«К реке, – соображал он, расчищая себе путь вперед. – Перемахну через гору,

а с горы кувырком, как зайчик. Выбирать не приходится, найду на берегу

корягу – и вниз, к острову старого Беломора. Тяжести на мне никакой нет,

как–нибудь доплыву…»

– К реке! Все к реке! – услышал он голос Невзора. – Заломай, бери свою сотню – и вниз! Я бы на его месте непременно к реке побежал! «А куда же еще? – подумал Жихарь. – Ты и так на моем месте, тварюга…»

Вокруг замелькали огни факелов. Многие дружинники по тревоге выскочили в чем были, то есть в портах и босиком. Из–за этого они принялись ловить друг друга и бить, а когда убеждались в ошибке, то долго еще ругались. Шум стоял неимоверный.

И богатырь выбрал самый нежданный, но и самый правильный, как оказалось, путь: пока стража перекрывала всякие огороды и палисады, он беспрепятственно устремился вперед по главной улице. Собаки хозяйские, конечно, всполошились и залаяли, но лай стоял во всем Столенграде, так что причину его установить было трудно.

Жители выбегали из домов. Бритого Жихаря, да еще в темноте, узнать было невозможно. Он воспользовался этим и кричал на бегу:

– Все к реке! Лови окаянного! Невзор обещал того кто поймает, целый год бесплатно в кабаке угощать!

Вот когда впереди показались городские ворота тогда он и своротил в сторону, подпрыгнул, перемахнул через частокол и скрылся в ночном мраке.

Пробежав сколько–то по дороге, Жихарь углядел в темноте знакомый пень, покинул прежний путь и очутился на ведомой ему лесной тропке.

Обычному человеку в ночном бору непременно придется туго – тамошние жители не любят когда нарушают их сон. Птицы непременно всполошатся и загалдят, особенно сороки, темная охотница сова, скоробогатая птица, заухает во всю глотку, потревоженные деревья не упустят случая подставить беглецу под ногу толстый корень, чтобы споткнулся и навернулся о ствол.

А лесной хозяин, когда рассердится, непременно перепутает все тропы, так что бедолага неожиданно для себя выбежит на то же место, с которого и вошел в лес; там–то его как раз и захомутают преследователи.

Но Жихарь сам вырос в лесу, со здешним лешим (в отличие от того, который охранял владения добрых адамычей) пребывал в прекрасных отношениях с малолетства да и бегать умел бесшумно, даже в самой непроглядной тьме не угнетая высохший сучок. Кроме того, все солидные деревья его помнили, уважали за то, что рубил он только сухостой, отчего остальным растущим одна польза. Корабельные сосны поджимали корни, хрусткие павшие ветки сами откатывались в сторону, а сова ухать–то ухала, но ходила кругами по небесам где–то в стороне, чтобы запутать дружинников.

Для всех прочих многоборцев леса были в одночасье и бедой, и защитой. Для Жихаря же бедой они никогда не были, поскольку он знал и соблюдал все положенные в чаще правила.

Огни факелов мелькали и сзади, и с боков; один показался спереди, но тут же

угас: факелоносец, видно, угодил в бочаг с вешней водой. Дружинник завопил,

зовя на подмогу, – должно быть, в бочаге наступил на какое–нибудь сонное

болотное чмо.

Да ведь и бежать Жихарю было легче, нежели преследователям. За зиму дружина

основательно обленилась, а он–то сам закалился в кабальных трудах. А

скакать по бору верхами дураков не было: коню ноги поломаешь, сам шею

свернешь…

Долго ли, коротко ли, а стихли позади и крики, и шум. Конечно, до самого рассвета дружина лес не покинет, будут делать вид, что стараются, ловят.

И ведь, главное, ни к чему теперь Невзору его ловить – кабатчик и без того отнял у богатыря все, что можно, кроме жизни, а жизнь так недорого стоит…

Даже месяц подумал–подумал и тоже принял его сторону: приманил к себе одинокую тучку, закрыл ею свое ясное личико, и стало в чаще хоть глаз коли.

Жихарь бежал ровно и дышал легко, а главное – понимал, где бежит и в какую сторону. К реке он рано или поздно спустится, следуя вдоль первого же понравившегося ручья, а стражников по всему берегу не расставишь, даже если Невзор договорится с соседями.

Только Невзор ни с кем не договорится, а воинам потребуется отдых.

Острым звериным запахом потянуло спереди, но Жихарь не свернул, а продолжал

бежать, покуда не уткнулся в чье–то мохнатое пузо. Обладатель пуза

поворчал, но облапливать богатыря не стал: просто слегка провел лапой по

стриженой голове, убедился, что волос на ней мало и обдирать их ни к чему,

а вместо того поддал Жихарю той же лапой пониже спины, чтобы бежалось

шибче, и направился в другую сторону, откуда доносилась до чутких медвежьих

ноздрей нестерпимая вонь горящей смолы и бранного железа. Вот его–то теперь

они и станут ловить, а кто поймает, не возрадуется…

У лесных обитателей, и неподвижных, и шмыгающих, память устроена не по–людски: на славу им наплевать, а добро они помнят накрепко.

Месяцу там, наверху, конечно, виднее: он высмотрел оттуда, что беглец уже недосягаем, утерся напоследок влажной тучкой, чтобы светить еще яснее, и пустил тучку дальше гулять по воле верхового ветра.

Деревья – народ неуклюжий и неловкий; не все из них успевали вовремя отводить ветки, так что Жихарь основательно оцарапался и рубаху в нескольких местах порвал. Словно бы винясь перед ним, деревянное племя выкатило на светлую прогалинку ему под ноги подходящее орудие – мореную дубину. Богатырь подхватил дубину – она оказалась как раз по руке и весу подходящего. Он остановился и в благодарность оторвал от рукава вышитую тесемку. Тесемку он повязал на первую попавшуюся ветку. Врагу этого следа все равно увидеть не дадут, а зеленым друзьям уважение.

После этого Жихарь больше не бежал, а шел спорым шагом, поглядывая под ноги: батюшка бор уже сделал для него все, что мог, и терпения его испытывать не следовало.