Приключения Жихаря - Михаил Успенский

– Так, – сказал Жихарь и вогнал топор в лесину. – Значит, там он младенец, а здесь уже зрелый муж–отравитель? Забавно получается. Не начал ли Мироед снова со Временем баловаться? Это мы обдумаем, а покуда читай дальше…

– «Круглый Стол по Вашему слову сооружен и пришелся моим рыцарям по вкусу –никто не чувствует себя униженным или обделенным. В назначенный день мы

рассаживаемся вокруг Стола с утра и не приступаем к трапезе до тех пор,

покуда кто–нибудь из моих героев не попотчует собрание рассказом об

очередном своем пречудном и преудивительном подвиге, каковы есть:

освобождение заколдованной принцессы, убиение великана–людоеда, расправа

над разбойничьей шайкой, встреча со злой волшебницей с последующим ее

разоблачением и тому подобное. То один, то другой рыцарь время от времени в

одиночку отправляются искать подвигов; это наилучший способ создать

непобедимое войско.

Когда Вы устроитесь в своем государстве надлежащим образом – полагаю, что у

Вас это получится гораздо быстрее моего в силу Ваших неоспоримых

достоинств, – непременно посетите мой веселый замок Камелот и порадуйте

моих людей и меня самого рассказами о Ваших славных подвигах и свершениях,

каковых, полагаю, со времени нашего расставания накопилось превеликое

множество.

Засим остаюсь любящий и вечно верный Вам друг и брат, король логрийский Артур. Дано в Камелоте на Майский день.

Постскриптум: ежели случится Вам повстречать на своем пути сарацинского рыцаря сэра Джавдета, не убивайте его: он мой.

Постпостскриптум: наставник мой, славный чародей сэр Мерлин, велел попенять

Вам, что до сих пор не удосужились Вы прибыть к его собрату, славному

чародею сэру Беломору, с надлежащим отчетом о нашем победоносном походе,

что несогласно с благородными правилами. Полагаю, Вы незамедлительно

исправите это досадное упущение».

– Легко побратиму распоряжаться, – сказал Жихарь. – Вытащил меч из камня – вот уже и король. А тут словно кляча последняя… Да я и вправду Беломору не сподобился поклониться, свинство какое…

Демон тяжко вздохнул.

– У тебя–то что за беда? – спросил Жихарь.

– Дети, – прогудел Демон.

– Хворают? – встревожился богатырь.

– Хуже, – сказал Демон. – Еще не оперились, а уж ничего во всей природе благословить не хотят.

– Совсем ничего? – ужаснулся Жихарь.

– Совсем ничего, – подтвердил Демон. – Даже отца родного. И в кого они такие уродились?

– Действительно – в кого? – Богатырь сделал вид, что задумался. – Ну да жизнь их выучит, рога пообломает… Нет, в самом деле – прям–таки ничегошеньки?

Вместо ответа Демон изронил слезу. Плачут демоны крайне редко, зато слезы у

них не простые, а горючие. Вроде смолы. Если поднести к изроненной слезе

зажженную лучинку, то слеза загорится самым настоящим образом. Вот и сейчас

она упала на землю, а земля была сырая, и демоническая слеза зашипела,

пустив пар, и пошла в почву насквозь – прямиком в Адские Вертепы. Хорошо бы

угодила она там прямо на макушку Мироеду. Пусть попрыгает!

– Эй, не сиди, работать надо! – послышался голос.

Невзор, оставив кабак на попечение дружка своего, румяного Бабуры, внимательно следил, чтобы кабальный богатырь без дела не оставался. Все работы на постоялом дворе уже давно были исполнены; теперь кабатчик напропалую отдавал Жихаря внаем за хорошие деньги. Богатырь уже вычистил все отхожие места в Столенграде, поставил десятка два домов взамен сгоревших в бунташное время, выкопал и оснастил срубами пару колодцев. Наниматели кормили работника сытно, и Святогорова сила помаленьку возвращалась.

Частенько приходилось Жихарю раздувать меха у Окула в кузнице. Там они за работой, под звон молота, судили и рядили о том, как бы побыстрее выкупиться из кабалы, какую бы гадость устроить Невзору, каким образом обойти и оставить с носом закон. Кое–что уже и надумали: ежели гибкую медную трубку, через которую Жихаря кормили во время смертного сна, приладить к котлу, а в котел налить простой бражки да начать кипятить ее, поливая трубку холодной водой, то из трубки должна закапать Мозголомная Брага. Такое хозяйство Жихарь видывал у Беломора. Когда же затея удастся, все люди из кабака переберутся за угощением к кузнецу, а Невзор пойдет по миру, как ему и полагается…

Но до этого следовало еще дожить.

– Нечем мне тебя отблагодарить за добрую весть, – вздохнув, сказал Жихарь Демону. – Вот один медный грош добрая старушка сунула, и всех денег…

Демон Костяные Уши поглядел на грош с презрением, и за дело.

– С оплаченным ответом, – сказал он.

– Покормить бы тебя, – сказал Жихарь, взвалил заостренное бревно на плечо и

пошел к изгороди. Демон взлетел с плетня и сел на бревно, точно выбрав

такое место, чтобы работник не утратил равновесия, бредя по грязи.

Вдвоем они быстро поставили бревно в заранее выкопанную яму и забили его поглубже с помощью копра, причем Демон поднимал каменную шар–бабу наверх с нечеловеческой легкостью.

Солнце уже клонилось к обеду.

Служивший в кабаке Бабура заворчал, что и самого–то Жихаря кормить не за что, не говоря уже о всяких крылатых проходимцах, но Демон молча царапнул когтем столешницу, Бабура оценил глубину царапины и заткнулся, выбросив на стол остатки вчерашнего угощения. Демон, надо сказать, и тому был рад.

После еды полагался отдых, и этому даже Невзор не смел противиться, хотя и шипел насчет лежебок и дармоедов.

Жихарь лежал на бревнах и думал, что же передать побратиму. Писать было нечем, не на чем да и не о чем: то–то Яр–Тур обрадуется, узнав, что сэр Джихар Золотая Ложка ходит в последних батраках!

– Передай на словах, – сказал он наконец, – что я в своем государстве тружусь за все про все. Меня, скажи, так в народе и прозвали: царь–плотник. Пальцы от работы закостенели, перо не удержат. Как всю работу переделаю, так непременно буду в гости. Не женился покуда, достойной себя не нашел. К Беломору наведаюсь днями, – добавил он с сомнением. – Братние клятвы помню и соблюдаю… – сказал он с еще большим сомнением. – От Лю Седьмого известий не было. Должно быть, отшельничает, как и собирался. Ну вот вроде и все. Повтори.

Демон повторил слово в слово, ободряюще похлопал его крылом по плечу, оттолкнулся от бревен и полетел на закат.

Дождик прекратился, и трава, казалось, полезла из земли прямо на глазах. Вернувшиеся птицы, склевывая с деревьев жуков и гусениц, взахлеб рассказывали друг дружке, в каких краях зимовали да что повидали. Жихарь пожалел, что на Разнозельной Делянке, встретившейся им с Яр–Туром в походе, среди множества полезных и чудесных трав не попалась ягода Сорочье Яйцо – ведь человек, съев такую, научался понимать все как есть на свете языки, хотя бы и птичьи.

– Впрочем, что мне теперь толку языки знать, – сказал он вслух, наблюдая, как скрывается в небесах Демон – пусть и при службе, а все–таки вольный. – Теперь мне отсюда не выбраться до седых волос, как княжна сказала…

В самом деле, прямого и честного выхода он не видел. Можно, конечно, и сбежать, да ведь от себя не убежишь. Денег на выкуп нету. Можно, конечно, вечерами выбегать на большую дорогу – портняжить деревянной иглой, да о том скоро все узнают. И без того купцы стали обходить Многоборье стороной.

Можно поискать клад, только клады лежат заговоренные на три головы, на десять голов, на тридцать голов, – вот сколько людей придется самолично погубить искателю, прежде чем сокровище дастся ему в руки.

Есть клады и не кровожаждущие – чтобы взять подобный, достаточно, спеть без

перерыву двенадцать песен, но не простых, а таких, чтобы ни в одной не было

сказано ни про друга, ни про недруга, ни про милого, ни про немилого,

только песен этих еще никто не придумал сложить. Разве что у каменных

варкалапов перенять…

Жихарь встал, растер сам себе ладонями ноющую спину и пошагал на прежнее место – оставалось обновить еще добрую половину частокола.

За время Жихаревой кабалы народ в Столенграде здорово обленился – ведали, что даже за мелкую медную денежку жадный Невзор пошлет богатыря на любые труды. Одна такая денежка угодила не к кабатчику, а к Жихарю в пустую мошну – добрая старушка тайком сунула, хоть богатырь и не просил. С этого грошика надлежало начаться будущему богатству…

Возле бревен сидел прямо на вешней траве нищий. В прежние года, до княжения

Жупела, побирушек в Многоборье не водилось: всем всего хватало, и своим, и

пришлым. При Жупеле народ начал бедовать, многие пошли с сумой. Злодею это

не понравилось, потому что иноземные гости, послы и купцы, могли усомниться