Сыны Тьмы - Гурав Моханти
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Несколько ачарьев, нанятых Шакуни, чтоб раскрыть секреты подземелья, давно сдались. Но на самом деле Шакуни это мало заботило, главное было, что подземелье выполняло свое предназначение.
А для этого заключенным здесь просто рубили конечности, которые медленно, мучительно, но верно отрастали заново – лишь для того, чтоб их снова отрубили. Вечное исцеление и вечная пытка – пока разум сам не покинет тело. Смерть не даровала здесь освобождения.
Лишь безумие могло освободить.
В одной из камер находился закутанный в грязные, окровавленные тряпки мальчишка, которому едва исполнилось десять зим. Этот решт осмелился выпить воду из колодца в Коронах. Даже Карна знал, что этого лучше не делать. Лицо мальчишки осунулось от голода, и сейчас он, отчаянно царапая пятками камни и вскинув руку, чтоб защитить лицо от света, пытался отодвинуться подальше в угол, что-то бормоча на ломаном санскрите.
В таких местах, как это, свет может быть хуже тьмы. Больше света – больше пыток. Я помню…
Шакуни подошел к другой камере, из которой за ним следила пара кошачьих глаз. Здесь не горели факелы. В них не было необходимости – достаточно было того, что струился от друга Шакуни. Глаза переместились на хромца. И в глубинах этих глаз кружились мириады созвездий всех цветов радуги.
Шакуни, прихрамывая, вошел в сырое помещение, стараясь, чтобы липкая флуоресцирующая кровь заключенного не запачкала одежду.
– Есть какие-нибудь успехи? – спросил он.
– Никаких, мой господин, – ответил Туман. – Наши обычные методы, похоже, не работают. Кажется, ему не нужно есть или пить. Мы решили пытать его водой, но это не сработало. Мы собирались поднять…
– На это нет времени! – огрызнулся Шакуни. Он бросил взор на заключенного, и их взгляды встретились, словно два меча. Шакуни почувствовал, как неведомый холод скрутил ему живот, и мужчина отвел взгляд. – Что-нибудь известно о шпионах, пытающихся выяснить, что у нас здесь?
– Нет, мой господин, – уверенно ответил Туман. – Отсюда только один выход, и я запретил остальным Туманам спускаться на второй этаж.
– Ну, кто-то слил информацию Белому Орлу. – Смотреть на Тумана, чтоб оценить его реакцию, не было никакого смысла – его лицо было скрыто за непроницаемой маской. – Я не люблю утечки.
– Я могу доверить своим сослуживцам свою жизнь.
– И, если не найдешь виновных, ты ее несомненно лишишься.
Туман кивнул. Шакуни повернулся, чтобы снова взглянуть на заключенного.
– Через несколько часов мы должны отвести его в кабинет господина. Но перед этим я хочу получить ответы. Воды.
Туман подошел к углу, взял ведро и выплеснул его содержимое в лицо заключенному. Заключенный закашлялся и мотнул головой, стряхивая капли с волос цвета солнца. Пленник попытался встать, но цепи, которыми он был скован, удержали его на стуле.
– Пытки – тонкое искусство, дэв, – сказал Шакуни своему гостю. – Самое главное для них – не допустить смерти. Смерть – проклятие для науки пыток, и Вайю знает, я не убийца.
Туман принес деревянный стул, Шакуни устало сел на него, застонав от вновь растекшейся по телу боли, и поднял глаза на пленника.
– Я приношу извинения за безвременную смерть твоих друзей, но они оказали сопротивление при аресте и убили пятнадцать моих охранников. Уверяю тебя, я сделаю все, что в моих силах, чтобы помочь тебе прожить остаток твоей бессмертной жизни. Но, возможно, не так, как ты себе это представлял. – Дэв ответил ему все тем же безжизненным взглядом. – Если, конечно, мы не станем друзьями.
Дэв не сказал ни слова.
– Я знаю, что ты понимаешь наш язык. Так почему бы тебе не сказать мне, какого хера ты вернулся?
Тишина. Странные глаза дэва светились во тьме.
Шакуни устало вздохнул. Какое экзотическое создание!
Он почувствовал, как у него в душе поднимается незнакомая волна стыда из-за того, что ему приходится так обращаться с дэвом. Красота тигра исчезает, когда его лапы впиваются в твою шею. Кандалы сдерживают когти.
– Я открою тебе секрет, дэв. Когда меня схватили, я думал так же, как ты. Когда мне начали резать ногу, я был полон решимости молчать. Когда мне выбили зубы, моя решимость немного поколебалась. А к тому моменту, как мне вырвали ногти, я рассказал им все, что знал. Я лгал, лишь бы сказать им больше! Я выдал все секреты нашей армии, рассказал обо всех туннелях, всех стратегиях, обо всем… Тем не менее это не сработало.
Шакуни тихонько хмыкнул, глядя, как Туман раскладывает инструменты.
– Но они оказались отличными учителями, потому что их старание… – Шакуни открыл рот, показывая свои выбитые зубы, – лежало на практических уроках. Так что если ты думаешь, что не будешь говорить, когда я начну заниматься тобой, то уверяю тебя, мой друг, к тому времени, как я закончу, ты будешь петь.
Из горла дэва вырвался гортанный звук, похожий на низкое, зарождающееся в утробе рычание льва.
– Что ж, это только начало.
III
Говорят, что дэвы были существами, рожденными из Света и ушедшими отсюда эоны лет назад. Ачарья Крипа, однако, считал, что их вообще никогда не существовало. Так что Шакуни мог с уверенностью сказать, что ни один живой человек никогда не видел дэва.
И все же Шакуни сейчас находился здесь, пытая одного из них.
У дэва уже были вырваны ногти, по рукам текла зеленая кровь. Шакуни рукой в перчатке взял молот и почувствовал, как запястье пронзила боль. Туман схватил дэва за левую руку, прижав ее к каменной плите, – когтистые пальцы растопырились на шероховатой поверхности. Дэв не проронил ни слова, лишь на шее вздулись янтарные вены, когда он пытался вырваться из крепкой хватки. Но Туман держал его очень надежно.
Боек молота с отчетливым хрустом опустился на костяшки пальцев дэва. Удар сотряс руку и самого Шакуни, новый удар боли пронзил запястье, но мужчина не остановился. Второй… Третий… Четвертый удар. Дэв шипел, выл и извивался, издавая странные звуки. Он отдернул руку от плиты, ладонь на мгновение развернулась. Шакуни улыбнулся, когда молоток вновь опустился и раздробил запястье, превратив его в почерневшее месиво.
– Теперь ты будешь говорить?
Дэв закричал, и от этого звука к ушам Шакуни прилила кровь.
– Нет? Очень хорошо, – он провел пальцем по разбитым костяшкам пальцев, затем коснулся большого пальца и легонько обвел линии на ладони, коснувшись разбитого запястья.
