Расстаемся ненадолго - Алексей Кулаковский

К сожалению, линия фронта, что неподалеку от Старой Чиглы, никак не отдалялась, и старочигольцы по-прежнему считали себя прифронтовыми. Из ночи в ночь дежурили на улице, на колхозном дворе. Чуть ли не ежечасно над деревней кружили вражеские стервятники, сбрасывали шрапнельные бомбы и термитки. Алина еще недавно боялась даже думать о фашистских самолетах, теперь возглавляла женскую команду противовоздушной обороны и не одну «шипучку» погасила собственными руками. Часто над крышами завязывались жестокие воздушные бои. Анна Степановна всегда с дрожью в сердце следила за ними, и все ей казалось, что в одном из наших самолетов обязательно сидит за штурвалом, бьет врага ее Николаи. «Только бы уцелел, только бы уцелел он, мой сынок…»

За рекой в перелесках, по всей округе стояли тыловые части. Колхозники поставляли им овощи. За летние месяцы в деревню понаехало много семей из ближайших областей и районов Воронежчины. Некоторые из них эвакуировались уже во второй, а то и в третий раз. В каждом дворе жило по десятку и более человек. Все шло под жилье: бани, сараи, погреба. На каждом огороде вырыли землянки. Жили эвакуированные и в школе, только три класса удалось сохранить для учащихся. Анна Степановна организовала занятия в две смены.

Во второй день начавшегося учебного года в деревню приехала женщина с двумя детьми, с которой Анна Степановна когда-то лежала в больнице. В прошлом случайные знакомые, теперь они встретились как родные сестры. С вечера наговорились, нарадовались неожиданной встрече, а ночью, во время очередной бомбежки, приезжая была убита… Сбежались люди, пришел Кирилл Фомич. Выяснилось, что под шум бомбежки женщину кто-то застрелил из пистолета. Поднялась паника, особенно среди эвакуированных, зародились подозрительность, недоверие друг к другу. Председатель колхоза сообщил об убийстве в воинскую часть.

Приехали работники контрразведки, долго вели следствие, но убийцу не нашли.

Бурно обсуждался трагический случай в школе. На Анну Степановну все это так подействовало, что она едва нашла в себе силы вести уроки. У приезжей осталось двое детишек. Проплакав всю ночь, утром пошли они по деревне искать свою маму. Анна Степановна забрала их к себе, утешала, успокаивала – ничто не помогало. Девочка, младшенькая, даже посинела в плаче и горе, чего доброго, заболеет, не выдюжит…

Какие только догадки не высказывались по поводу случившегося! Некоторые считали, что убийство – лютая лесть за что-то. Иные склонны были предполагать несчастный случай – в женщину угодила шальная пуля. А физрук доказывал, что на вражеских бомбардировщиках есть теперь такие пулеметы, у которых пули очень похожи на пистолетные.

У Анны Степановны возникли и другие соображения. Вечером они долго сидели в Вериной комнате, советовались, обсуждали, взвешивали все детали и обстоятельства. Алина была на дежурстве. Вера рассказала: ночью, после налета, она видела, как кто-то волчьими прыжками мчался с соседнего огорода, а потом шмыгнул в их кукурузник. Показалось, знакомый… Но только показалось…

Решили переговорить с председателем колхоза, Кириллом Фомичом и начать исподволь следить, наблюдать – помочь специальным работникам воинской части…

Антонина Глебовна принесла сонного Владика, спросила учительниц, не видели ли где Фомича.

– Поверите, третью ночь не спит старик, – пожаловалась она. – Пойду поищу.

Вскоре ушла и Анна Степановна. А Вера еще долго не ложилась, ждала Алину. Сложные, противоречивые мысли роились в голове – и о сегодняшнем случае, и о разных других обстоятельствах.

Вчера пришли в школу свежие газеты, тоже после долгого перерыва, как и письмо Валентине Захаровне. В «Правде» помещена небольшая заметка о действиях одного партизанского отряда на территории Белоруссии. И снова, как уже не раз бывало, в сводке – командир отряда С. А вдруг это Андрей? Светом счастья и надежды озарилась бы жизнь!.. Но разве мало на свете фамилий на «С»? Изныло, изболелось сердце… Сколько надеялась получить хотя бы какую-нибудь весточку, не письмо – записку!.. Не верила, понимала, что чуда быть не может, а все-таки ждала. Без надежды и вовсе жизни нет…

В час ночи вернулась домой Алина и прежде всего – как самую важную новость! – сообщила, что видела директора школы. Расхаживал с палочкой около своей квартиры, а как заслышал ее шаги, спрятался за угол: стыдно встречаться с людьми. А после рассказала про случай из ряда вон… В двенадцать часов ночи, когда обычно налетают на эти места вражеские самолеты, тот пост, где стояла Алина, заметил, что неподалеку от складов воинской части кто-то выпустил одну за другой три синие ракеты. Алина с дружинницами бросилась туда, хоть над складом уже начали кружить бомбардировщики. Никого не нашли. Наши зенитки ударили по самолетам, сбили их с курса: бомбы упали вдалеке от складов. Прибежали патрули из воинской части:

– Кто пускал ракеты?

– Не знаем, сами его ищем…

Потом прибегает запыхавшийся Анатолий Ксенофонтович и тоже к девчатам:

– Кто пускал ракеты? Я, – говорит, – с дежурства шел и увидел. Надо искать!

Рассыпались девчата и армейцы по всей околице, обшарили все и вся, но никаких следов шпиона не обнаружили. Анатолий Ксенофонтович сказал, что завтра он сам будет дежурить всю ночь.

Вера слушала молча, не перебивая сестру: пусть говорит, пусть расскажет во всех подробностях. Ведь даже слово, словечко может прояснить догадку. Или просветлить тяжелые мысли Веры, развеять предчувствия, что так давно уже беспокоят ее, а сегодня – особенно. Но слов этих у Алины не нашлось. И у Веры рождались свои… Их надо было произнести вслух, глядя сестре в глаза, зная, что на такое-то время от этих слов погаснут глаза Алины. Ведь Алина теперь у Веры – единственный родной человек. Чем дальше, тем больше меркнет надежда увидеть когда-нибудь мать, доброго, ласкового отца, дружных сестер, своевольного, но безгранично милого Сашку…

Нет, не может Вера промолчать, коль на душе вот так растет тревога. Ведь все это – высказанное – в помощь нашей армии, фронту. Чем только не пожертвовала бы ради фронта! Даже собой.

– Где сегодня собирался дежурить Анатоль? – тихо, с нескрываемым волнением спросила Вера.

– А что? – Алина мгновенно изменилась в лице, руки ее задрожали. – Почему ты так спрашиваешь об этом, Верка?.. Ну, к сараям, так что?..

– Алиночка, милая, прости и не пугайся, но мне почему-то кажется, что это он…

– Что?!.

– Это он сегодня пускал ракеты.

– О боже, что ты говоришь? – Глаза Алины налились слезами, в них было столько отчаяния, что Вера не смогла продолжать разговор. Не спеша разобрала постель, села на кровать, тяжело задумалась.

– Чего ты, Верочка, ну чего? – пуще прежнего заволновалась Алина. – Ну говори же, говори! Как он мог отойти от амбаров, если там был еще один человек? И вообще – как ты могла подумать такое об Анатолии Ксенофонтовиче?

– Я уважала твои чувства к нему, – тихо заговорила Вера, – потому что люблю и жалею тебя. Уважала, но больше не могу, хотя и знаю, как нелегко тебе будет это пережить и простить меня. Возможно, и не простишь, возможно, скажешь, не сестра я тебе, однако я решила больше не скрывать от тебя того, что начало так жестоко мучить меня. У этого человека все какое-то неестественное – внешность, походка, голос и даже то, как все время держит он левую руку в кармане. Что бы он ни говорил, мне кажется – говорит неправду. Что бы ни делал – все выглядит фальшью. Грызет, грызет предчувствие, что этот человек способен на любую гадость, даже на преступление. Только хитер он, как дьявол, маскируется ловко! Я долго сомневалась, не верила ни своим наблюдениям, ни даже фактам. Тут во многом была повинна и ты. Душа у тебя чистая, и я думала, ты быстрее почувствуешь, что наш физрук не тот, за кого мы его принимаем. И вот постепенно накапливались новые факты, которые все больше и больше рассеивали мои сомнения. Вспомни: были мы на окопах в те самые трудные дни. И он приходил с лопатой, а разве копал? Ходил по обороне, делал вид, будто тебя ищет, а в самом деле интересовался чем-то, запоминал. Вчера ночью, после этого жуткого случая с женщиной, я тоже видела его… Не на дежурстве, понятно. Это был он, теперь я уверена!

Алина зарылась головой в подушку, плечи ее судорожно задрожали.

– Почему ты так говоришь, почему так думаешь?..

– Мне это виднее, Алина, – покрепчавшим голосом продолжала Вера. – Виднее потому, что я смотрю на него совсем не такими глазами, как ты. Сегодняшний случай, о котором ты рассказала, еще больше убедил меня. Гневайся, делай что хочешь… И если я ошиблась, рада, счастлива буду. А теперь не могу переиначить своих мыслей, пойми меня, родная моя девочка!

– Я не сержусь, – с душевной болью произнесла Алина. – Я и сама все время света белого не видела от дум об этом человеке. Но как же можно поверить в то, о чем ты сейчас говоришь?!.