Особо одаренная особа - Вересень Мария

— Бей магов! — набросились на Велия, свалив его в сугроб. Нерешительный Зоря, понукаемый овечкой, тоже робко свалял снежок на полведра снега и, осмотревшись вокруг, остановил на мне оценивающий взгляд.

— Ты это… того… не шали… — неубедительно погрозила я ему пальцем, поняв, что мне такого счастья не пережить, но, на мое счастье, Сиятельный с Волком, обернувшимся добрым лаквиллским молодцем, пристроив на постоялом дворе коней, вывернули из-за ворот, мило на ходу беседуя, и тут же были сметены с ног снежным ядром Зори.

— Чего там? — высунулась на крыльцо служанка, лакей в малиновом кафтане с золотым галуном солидно так заявил:

— Нечисть, вишь, озорует. На постой к нам соизволили.

— А это не опасно? — сделала круглые глаза служанка.

— Не-э, — лениво отмахнулся лакей, — вишь, какие веселые, значить, уже слопали кого-то, теперь не обидют.

Служанку как ветром сдуло, а я подмигнула дядечке и как можно серьезней прокричала:

— Только на ночь вьюшку не закрывайте, а то мы чертей в гости ждем!

Утром леший меня понес на торги в Белых Столбах, которые всегда славились далеко за пределами края, особенно конный рынок, на который барышники пригоняли племенных жеребцов со всего света. Прибыв по Миренскому тракту из южных степей, кони шли отсюда на Златоград и Княжев-Северский, а потому здесь всегда толпились конюшие как императора, так и Великого Князя. Конечно, были купцы, которые вели караваны и в Лаквилл, Сарсу, Урлак и Приморье, но самые яростные баталии все же вспыхивали между южанами и северянами. Они иногда торговались так, словно речь шла не о конях, а о государственном престиже, жизни и смерти и вообще о вещах далеких от коневодства.

Алию, конечно, сразу понесло на выгон, но я, зная этот город как свои пять пальцев, ухитрялась каждый раз провести их мимо. Мне нравились Белые Столбы, и, хотя я прожила здесь всего два года, они казались мне родными и близкими. Теперь, побывав там и сям и повидав две столицы — Златоград и Северск, — я с уверенностью могла сказать, что величественная, седая красота Белых Столбов мне больше всего по душе. Да что уж там кривить душой, половина моей резиденции в Заветном лесу была беззастенчиво скопирована с дворцов в Белых Столбах. Если кремль князя Милослава Ясеневича и уступал по размерам великокняжескому, то своей красотой уж точно его переплюнул. Да и как иначе, если когда-то Белые Столбы были столицей Северска.

— Вот, — я остановилась посреди крытого рынка Белых Столбов, наверное, единственного во всем Северске, — посмотрите, какое громадное здание, а кажется невесомым благодаря этим чудесным аркам и тонюсеньким, как свечи, столбам.

— Пойдемте уже коней смотреть, — бубнила равнодушная к моим чувствам Алия.

— Не-э, лошадки много ржут и какают, — возразила Лейя, которую тянуло в лавку ювелира.

Овечка же мечтательно закатила глаза и проблеяла:

— А мне нравятся, такие все душки, хоть и без мозгов.

Двоедушный Велий только похмыкивал, глядя на меня, всегда готовый присоединиться к большинству. И только Сиятельный с Зорей проливали бальзам на мою душу, поворачиваясь туда, куда я показывала пальцем.

— Нет, давайте в самом деле пойдем посмотрим на коняшек, — вмешался Серый Волк. Алия радостно заулыбалась, а Серый продолжил, облизнувшись: — Люблю резвую пищу.

Пришлось вздохнуть и смириться, но Велий получил очередной тычок в ребра за двуличность.

— А вот интересно, — сказал вдруг Зоря, обращаясь ко мне, — вы сами-то себя кем числите? Я, к примеру, родился на Засеках, значит — засечный. А вы хоть и в дебрях, но на границе со Златоградом, то есть получаетесь южанка.

— А кстати, маму твою звали Любава, это не та, которой храмы строят? — влез с комплиментом маг, за что получил еще один тычок под ребра. Зоря меж тем продолжал:

— Тетка вас прятала аж на самом севере, у границы с бирюками, как я понимаю.

— Кто такие бирюки?! — удивилась я, точно зная, что такого народа не существует.

Зоря покосился на Алию и честно признался, что бирюками на Засеках кличут все северное население, от диких мурсингов и нансей до лаквиллов. Алия пробиралась сквозь толпу, орудуя локтями, и не подозревала, что ее обозвали бирючихой. Овечка прижалась к ее ноге верным псом и даже порыкивала на особо неспешных горожан.

— А потом вы еще и в Мирене, и здесь везде побывали… — загибал пальцы Зоря. — Так вот мне интересно, каковской вы себя числите?

— Она не из каковских, — влезла в разговор мавка, переливающая из ладошки в ладошку голубые бусики, мимоходом купленные Сиятельным, — она общественная. — Услышала хмыканье Велия, поняла, что это нехорошо прозвучало, и тут же поправилась: — Гулящая она!

— Спасибо тебе, подруга. — Я поклонилась в ноги Лейе, а маг заржал в голос.

Зоря замер, шевеля пальцами, но ему по должности смеяться было не положено — все-таки хозяйка, хоть и временная. От тихой смерти мага спас радостный присвист Алии, наконец-то вырвавшейся на широкий выгон.

— А мне другое интересно, — призадумался в свою очередь Сиятельный, — Алия, когда она волк, как их любит? Чтобы кататься или уже как кушать?

— Не знаю как Алия, а вот кое-кто, — Велий покосился на меня, — любит их кушать, одновременно катаясь.

Понятно, намекает на Упыри. Князь удивленно приподнял брови, ожидая продолжения истории, но я буркнула:

— Подумаешь, укусили один раз, из самообороны.

Мы собрались в очередной раз немного повздорить, но тут сквозь ряды пробежал мужик, вопя:

— Оборотни!

— Сам ты оборотень! — возмущенно крикнула ему вслед овца. — Я чистокровная овца! — Она посмотрела вокруг, ища сочувствия у прохожих: — Всех дел-то, спросила, почем красавцев продают, а крику, крику!

Народ ее вежливо обтекал, а кое-кто уже и посмеивался над трусливым барышником:

— Подумаешь, нечисть на торги пришла! Первый раз, что ли?

У дощатого забора загона мы отвоевали себе почетное место и замерли, надолго забыв про бег времени. Кони были красивы и проходили перед нами один за другим, от тонконогих нервных бегунов до огромных, как гора, тяжеловозов с копытами как тележное колесо.

— Эх! Мне бы кладней два мешка! — ерошила волосы Алия.

Огромный черный красавец танцевал перед зрителями на задних ногах, злобно рубя воздух передними и косясь налитыми кровью глазами.

— В Златоград уйдет, — уверенно сказал Сиятельный.

— А почему не в Княжев? — спросил Велий.

— На Севере тяжелой кавалерии нет. А этот просто создан для катафрактариев.

Торги начались от тысячи кладней. Как и предсказывал Сиятельный, уцепились за коня именно златоградцы. Северцам этот конь был не нужен, но они из принципа увеличивали цену на радость продавцу. Покупатели горячились, махали руками, брызгали слюной, разве что только за ножи не хватались. Но стоило цене подскочить до немыслимых десяти тысяч, как по рядам прошел ропот.

— Чего там? — навалилась грудью на ограждение Алия.

Волк, у которого слух был не в пример другим, объяснил:

— Князь забирает его в уплату десятины с торгов.

— Сдурел?! — зафыркала лаквиллка. — Пусть деньгами берет!

Возмущение волной прокатилось по выгону, но это были крики бессилия. Князь имел право на свою долю — он ее взял. Конь ушел за первоначально названную цену. Алия выла и рычала, пытаясь погрызть рукав у Серого, а потом кинулась к воротам, куда уводили красавца, заставив и нас тащиться хвостом. Наперегонки с овечкой они спешили последний раз посмотреть вслед вожделенному коню и врезались в строй охранников князя. Образовалась свалка, в которой тут же наподдали и ей, и овечке тяжелыми копьями по спине. Серый, лишь на полшага отставший от Алии, живо выдернул ее за шиворот из кучи и так толкнул ближайшего усердного буяна в грудь, что вместе с ним повалил половину стражи. Кто-то крикнул:

— Воры!

И строй ощетинился копьями, целясь в основном Серому в живот.

— А-а-а! — заорала я, испугавшись, что сейчас начнется смертоубийство, и, упав животом на овцу, завопила: — Есть! Я ее поймала! Серый, держи! — пока волк хватал за морду испуганно верещащую овечку, я кинулась к страже, стараясь не замечать зло перекосившихся рож: — Ой, спасибо вам, дяденьки! Ах ты, негодяйка! — погрозила я пальцем овечке. Та удивленно выпучила глаза, не понимая, за что ей такое оскорбление, народ, взбаламученный неосторожным словом, захохотал надо мной, успокаиваясь, но тут охрана раздвинулась и до тошноты знакомый голос капризно спросил: