Богач, бедняк... Том 1 - Ирвин Шоу

Томас потягивал пиво, не спуская глаз с двери. Три минуты двенадцатого. Дверь отворилась. В бар вошел Синклер. Он вглядывался в темную глубину салона. Томас встал, чтобы тот его заметил. Синклер подошел к его столику.

– Добрый вечер, сэр! – вежливо поздоровался Том. – Что будете пить? – осведомился Томас у него, когда подошел официант за заказом.

– Виски с содовой, – ответил Синклер со своим вежливым гарвардским выговором.

– Еще один «Бад», пожалуйста, – заказал Том.

Они несколько минут сидели молча, рядышком, на одной банкетке. Синклер барабанил пальцами по крышке стола, внимательно оглядывая зал.

– Ты часто приходишь сюда? – спросил он.

– Время от времени.

– Здесь бывают члены нашего клуба. Ты видел кого-нибудь?

– Нет, не приходилось.

Подошел официант, поставил перед ними выпивку. Синклер жадно глотнул из своего стакана.

– Хочу сообщить для твоего сведения, – сказал он. – Я ворую деньги не потому, что в них нуждаюсь.

– Знаю.

– Я болен. Я – больной человек, – признался Синклер. – Это – болезнь. Мне надо к психиатру.

– Очень правильное решение, – поддержал его Том.

– И ты со спокойной совестью требуешь от меня деньги, зная, что перед тобой больной человек?

– Да, сэр, – ответил Томас. – Да, смею вас заверить.

– Выходит, что ты крутой сученыш, так?

– Думаю, вы правы, сэр.

Синклер, распахнув пальто, полез во внутренний карман, извлек оттуда длинный, толстый пакет, положил его на банкетку между ним и Томасом.

– Вот деньги. Не трудись пересчитывать, не нужно.

– Уверен, что вся сумма здесь целиком, – спокойно ответил Томас. Он сунул конверт в боковой карман.

– Так я жду, – сказал Синклер.

Томас вытащил расписку, положил ее на столик. Синклер, бросив на нее короткий взгляд, разорвал ее, отправив маленькие клочки в пепельницу. Потом встал.

– Спасибо за выпивку. – Он пошел мимо стойки бара к двери – красивый молодой человек, образец тонкого воспитания, элегантной светскости, хорошего образования. Ясно, что удача зациклилась на нем.

Томас, глядя ему вслед, допил пиво. Заплатив за выпивку, вышел в холл и заказал номер на одну ночь. Там, наверху, заперев дверь на ключ и опустив ставни, он пересчитал деньги. Вся сумма в стодолларовых банкнотах, все новенькие. А если они меченые? – мелькнула у него в голове тревожная мысль. Трудно сказать.

Он проспал всю ночь один, как король, в двуспальной широкой кровати, а утром позвонил в клуб и сказал Доминику, что ему нужно срочно уехать в Нью-Йорк по семейным делам. Вернется не раньше понедельника, и то вечером. За все время работы в клубе он не брал ни одного выходного, так что Доминик не стал возражать. Но отпустил его только до понедельника.

Моросил нудный дождь, когда поезд медленно вползал под своды вокзала, и эта печальная серая изморось совсем не красила Порт-Филип. Томас, выйдя из вокзала, пришел к выводу: нет, здесь ничего не изменилось. Он не захватил с собой пальто, и пришлось поднять воротник пиджака, чтобы мелкие капли не проникали за ворот.

Вокзальная площадь тоже ничуть не изменилась. Правда, «Порт-Филипский дом» отремонтировали, а большой радиотелевизионный магазин в новом, сложенном из желтого кирпича высотном здании рекламировал распродажу переносных радиоприемников. От реки до него доносился знакомый запах. Том запомнил его на всю жизнь.

Он, конечно, мог взять такси, но после года отсутствия решил все же пройтись пешком. Улицы родного города должны как-то подготовить его, но вот к чему, он не знал, не был до конца уверен.

Томас миновал автобусную станцию. Вспомнил свою последнюю поездку с Рудольфом. «От тебя несет, как от дикого животного».

Прошел мимо универсального магазина Бернстайна, места встреч сестры с Теодором Бойланом. Он вспоминал. «Голый мужчина в гостиной». «Пылающий на холме крест». Счастливые воспоминания детства. А вот и их школа. Возвратившийся с войны пожелтевший от малярии солдат, меч самурая, его рассказ о том, как он отрубил голову япошке, как хлестала потоком кровь из отрубленной головы.

Вот церковь Святого Ансельма, где проповедует дядя Клода Тинкера. «По Божьему соизволению его не заметили».

Он свернул на Вандерхоф-стрит. Дождь усилился. Он потрогал на груди выпирающий комок – конверт с деньгами. Их улица изменилась. Появилось какое-то квадратное, похожее на тюрьму здание, в котором разместилась, по-видимому, фабрика. Некоторые старые магазинчики обнесены дощатыми заборами, а на витринах других он читал совсем незнакомые ему имена владельцев.

Он шел, опустив глаза, чтобы в них не попадала дождевая вода, и когда наконец вскинул голову, то от удивления замер. Что за чепуха! Он был ошарашен. На том месте, где когда-то была их пекарня, их дом, в котором он родился, теперь возвышался громадный супермаркет с тремя этажами квартир над ним. Он читал вывески на витринах: «Деликатесы на сегодня», «Ребрышки для жаркого», «Бараньи лопатки». Большие двери магазина то и дело открывались и закрывались, и из них то выходили, то входили в них женщины с сумками для покупок.

Томас стоял на тротуаре, зорко вглядываясь через витрины внутрь. Девушки-кассиры отсчитывают сдачу. Ни одну из них он не знал. Может, войти? Какой смысл? Ведь он здесь не для того, чтобы купить «ребрышки для жаркого», или «бараньи лопатки».

В полной растерянности он шел вниз по улице. Стоящий по соседству гараж перестроен, на нем – новое имя владельца. Ни одного знакомого лица вокруг. Но на углу он увидел старый магазинчик Джардино «Овощи и фрукты». Он стоял на том же месте, как и много лет назад. Он вошел и терпеливо ждал, когда какая-то старуха закончит спор с миссис Джардино по поводу стручковых бобов.

Когда сердитая старуха наконец ушла, миссис Джардино повернулась к нему. Маленькая, бесформенная женщина с острым, как клюв, носом, с бородавкой на верхней губе, из которой торчали два жестких, длинных, черных волоска.

– Слушаю вас, – сказала миссис Джардино. – Что вам угодно?

– Миссис Джардино, – начал Том, отворачивая воротник, чтобы выглядеть более респектабельно, – вы, вероятно, меня уже не помните, но я когда-то был… ну… вашим соседом, что ли. У нас была своя пекарня. Джордах, не помните?

Миссис Джардино уставилась на него своими близорукими глазами.

– Вы который из них?

– Самый младший.

– Ах, да. Маленький гангстер.

Том хотел улыбнуться, чтобы тем самым отдать должное миссис Джардино за ее грубоватый юмор. Она не улыбнулась в ответ.

– Ну, что вам нужно?

– Меня здесь довольно долго не было…

– Разве ваши родные вам ничего не сообщали? – спросила миссис Джардино, поворачивая яблоки на прилавке так, чтобы сразу не бросались в глаза покупателю их ржавые «бочки».

– Видите ли, я долго не получал от них никаких известий, – сказал Том. – Не знаете ли вы, где они сейчас?

– Откуда мне знать, где ваши родные. Они никогда не снисходили до разговоров с «грязными итальяшками». – Повернувшись к нему своей широкой квадратной спиной, она стала перебирать пучки сельдерея.

– Все равно, спасибо вам, – сказал Том, поворачиваясь к выходу.

– Минутку, – остановила его миссис Джардино. – Когда вы уезжали, ваш отец был еще жив? Так?

– Да, жив, – ответил Том, чувствуя недоброе.

– Ну так вот, он умер, – сообщила она. В голосе ее чувствовалось удовлетворение. – Утонул в реке. После его смерти ваша мать куда-то переехала, ваш дом снесли, а теперь…– с горечью продолжала она, – на этом месте построили этот проклятый супермаркет, который взял нас за горло.

В лавку вошел покупатель, и миссис Джардино стала взвешивать ему картошку. Томас вышел на улицу.

Он в нерешительности постоял перед супермаркетом, но его внушительный вид не наводил его ни на какую полезную мысль. Может, пойти к реке? – подумал он. Но что она ему скажет? Он пошел назад, к вокзалу. Проходя мимо банка, он вошел и, заплатив за аренду своей личной ячейки, положил в маленький сейф сорок девять сотен из пяти тысяч долларов. Можно оставить на хранение деньги и здесь, подумал он. Чем Порт-Филип хуже? Может, выбросить эти деньги в реку, в которой утонул отец?

Может, пойти на почту, спросить там о матери, брате? Вероятно, кто-нибудь хоть что-то о них знает. Но он решил не делать этого. Ведь он приехал сюда ради отца. Чтобы отдать ему свой долг.

ГЛАВА ВТОРАЯ

1950 год

Июньский солнечный день. Рудольф сидел на лужайке перед колледжем вместе с другими выпускниками во взятых напрокат черных шапочках с квадратным верхом и черных мантиях – все, как полагается.

– Сейчас, в тысяча девятьсот пятидесятом году, когда мы все живем на рубеже, точно разделяющем пополам наше столетие, – громко вещал спикер, – мы, американцы, должны задать себе несколько вопросов: что мы имеем? чего мы хотим? каковы наши сильные и слабые стороны? куда мы идем? – Спикером на торжественной церемонии был член кабинета правительства, он специально прилетел из Вашингтона, делая этим визитом своего рода одолжение президенту колледжа, с которым он дружил в ту пору, когда они учились в Корнуэльском университете, куда более престижном высшем учебном заведении, чем это.