Солдат удачи - Дина Лампитт
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Ну, так вот, это ты.
— Я польщена.
— Он сейчас в Индии… что-то вроде военного шпионажа.
— Как интересно! А когда он вернется?
— Надеюсь, рано или поздно вернется. Вот его брат вернулся, чтобы сыграть свадьбу. В общем, у Джекдо…
— Джекдо?
— Это его прозвище. Джон Уордлоу, по прозвищу Джекдо. Так вот, у Джекдо есть брат и сестра, и оба они женятся этой весной. В этом году, кажется, все решили играть свадьбы.
Горация сосчитала, загибая пальцы:
— Аннетта, брат и сестра Джекдо… а что, есть еще кто-то?
— Да, благодарение Богу. Моей сестричке Матильде наконец сделали предложение. Этим летом она выходит замуж за красавца-француза. Свадьба будет в Париже, и мы с Фрэнсисом туда поедем.
— А Джон Джозеф там будет?
— Если ему удастся получить отпуск. Но если нет, то в этом году он не сможет попасть в Англию.
Горация на мгновение опечалилась, но потом ее русалочьи глаза снова вспыхнули веселым блеском.
— Но все же рано или поздно он вернется, — сказала она.
— Да, — медленно ответила Кэролайн. — Рано или поздно хозяин Саттона должен вернуться в свой замок.
Каждое время года приносило в замок новые перемены; весной алебастр лепнины становился белым и хрустящим, а кирпич отливал розоватыми бликами.
То же происходило и со Строберри Хилл в жаркий весенний день, когда графа и графиню Уолдгрейв увозили в тюрьму. «Скандал Уолдгрейвов» наконец-то добрался до них.
Накануне свадьбы Джордж жестоко избил полисмена. Это произошло в неделю скачек в Дерби, когда Джордж со своим дружком Уотерфордом возвращался с Кингстонской ярмарки. Целый год газеты наперебой требовали правосудия, и наконец дело дошло до суда. Приговор, присуждавший виновного к шести месяцам тюремного заключения и штрафу в 200 фунтов, показался публике вполне удовлетворительным.
Однако все были удивлены тем, что Фрэнсис решила разделить заключение со своим супругом.
— Она, наверное, железная, — сказала Энн Элджернону, откладывая в сторону номер «Таймс». — Не могу понять, восхищаюсь я ею или нет.
— Ты должна ею восхищаться, — рассудительно ответил Элджи. — Она самая решительная женщина в нашем… да и в любом веке.
— Да… Но, Элджи, это ведь не значит, что я должна любить ее!
— Нет. А ты ее любишь?
— Определенно не люблю. Я думаю, что она решила пробраться в высший свет и делает это с помощью моих сыновей… обоих моих сыновей… Она использует их, как ступени лестницы. Бессовестная стерва.
— И тем не менее завтра мы должны навестить их. А потом, я думаю, мы могли бы сесть на поезд и отправиться за город.
— Куда именно?
— Думаю, лучше всего — в Уокинг. По Гилдфорденской дороге, — он с энтузиазмом ухватился за свою идею, словно взявшая след охотничья собака. — Там есть один, большой дом, который я хочу тебе показать. Он принадлежит этому молодому человеку, Джону Джозефу — брату Кэролайн. Когда я первый раз увидел его, я был потрясен.
Энн снова взяла в руки газету и ответила:
— Прекрасно, дорогой. А как он называется?
— Саттон. Я почти уверен, он тебе тоже понравится, Энн.
— Без сомнения, без сомнения, — пробормотала она, уже углубившись в колонки «Таймс».
Затем наступила тишина, и замок был временно забыт.
ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ
Никогда прежде мир не был столь прекрасен, Англия никогда не была столь прекрасна, Лондон не был столь прекрасен, как в тот день! И путешествие на поезде, шипящем, пыхтящем и выпускающем пар, как сказочный дракон, тоже никогда не было прежде столь волнующим. По крайней мере, именно так казалось майору Джону Уордлоу, словно сошедшему с картины в форме 9-го уланского полка: его недоверие к железной дороге совершенно пропало. Он вскочил на подножку вагона в Йоркбаунде с такой радостью, что при виде его хорошенькая пассажирка вся зарделась и долго не находила себе места, пока неотразимый, очаровательно прихрамывающий офицер устраивался напротив нес.
Но все ее надежды на то, что офицер завяжет с ней беседу, рухнули, когда он сперва достал последнюю книгу Чарльза Диккенса — «Лавка древностей», а потом, утомившись от чтения, принялся смотреть в окно с таким видом, словно никак не мог налюбоваться мелькающими пейзажами и весенним утром 1842 года.
— Вы приехали из-за границы? — рискнула обратиться к нему соседка.
— Да, я три года пробыл в Индии. И совсем забыл Англию. Забыл, как хороша бывает сельская местность.
— Она и вправду очень мила, — отозвалась девушка, глядя на усыпанные белыми цветами вишневые деревья под белоснежными облаками на голубом небе.
— Она великолепна, — сказал офицер. — Надеюсь, меня больше никогда не пошлют за границу.
— А вы далеко едете?
— До Йорка, а потом — в Скарборо. Повидаться с дедушкой.
На этом беседа оборвалась, и Джекдо снова принялся глядеть в окно, пожирая глазами сменяющиеся пейзажи и с каждым поворотом колес преисполняясь все большего восторга. Юная леди вздохнула, сдалась и обратилась к журналу.
Итак, под стук вагонных колес и свист паровоза, Джекдо углубился в свои мысли и принялся подводить итоги. Сидя в вагоне поезда, он оглядывался на прожитую жизнь и думал обо всем, что привело его сюда и сделало именно таким, каким он теперь был.
Прежде всего, он вспомнил детство; вспомнил, как боялся он разочаровать своего отца; вспомнил свою хромую ногу и лечебную обувь; и свой дар ясновидения.
Потом он подумал о школьных годах; о том, как ему хватало недели на то, чтобы уловить суть нового языка, и как он с жадностью набрасывался на чужие наречия; вспомнил о встрече с Джоном Джозефом, о своей братской любви к нему и о преклонении перед ним как перед героической личностью. Затем Джекдо вспомнил, как начиналась его зрелость, как он потерял невинность в объятиях мисс Фитц; вспомнил, как страстно влюблена была в него Мэри и как возненавидела его миссис Тревельян; вспомнил вкус губ цыганки Кловереллы.
Но ярче всего были воспоминания о Горации: каждую мельчайшую деталь драгоценных видений он перебирал, словно самоцветы в шкатулке. И наконец он вспомнил, как встретился с ней в Гастингсе, — и каким дураком себя выставил.
Поезд въехал в туннель, и Джекдо закрыл глаза. Он был спокоен. Единственное, о чем он сожалел, — это то, что когда-то пытался подавить себе наследственный дар ясновидения. Индия (несмотря на то, что он с радостью покинул се) научила его очень многому в том, что касалось психического развития. На постижение истинной сути раджа-йоги — царского пути совершенствования духа — не хватило бы и целой жизни, а он изучал ее всего три коротких года. Но с ее помощью он сумел достичь преддверия истины.