Ласточка - Наталия Терентьева

Ника пожала плечами:

– Ну… хорошо. Пойдем. Но скоро обед.

– Мы быстро. Туда-сюда.

– Подожди тогда, я купальник и телефон возьму.

Борода, невозмутимо улыбаясь, встала в тень большого дерева, достала свой телефон и стала в нем ковыряться.

– Связь одна палочка… Что за связь, а? Блин. Ничего не поставишь… Такой видосик забабахала…

– Даша! – окликнула ее Ника. – Иди одна. Я что-то телефон не могу найти!

– Да потом поищешь! Куда он денется! А то все с моря на обед уже потянулись!

Ника распрямилась.

– Ну… Ладно. Только ты мне объясни сначала, зачем вы ерунду эту придумали, что я избила кого-то…

– А, это! – хохотнула Борода. – Идем, идем…

Навстречу им шел Олег с группой ребят помладше и двумя взрослыми. Олег, увидев их вместе, посмотрел на Дашу, та показала ему незаметно от Ники сжатый кулак, чуть подняв руку – «но пасаран», Олег понимающе мигнул Даше и улыбнулся Нике. Ну вот и ладно. Умная девчонка Дашка все-таки, уладит обязательно все конфликты.

– Слушай, вот этот дядька-то, с которым вы пришли, – начала Борода, – друг Олега…

– Игорь?

– Ну да, Игорь. Представляешь, а его жена у нас ведь в клубе работает! Но она на турслеты не ездит. Она бухгалтер. А я думаю, откуда я его знаю? У нее портрет его на столе. А я смотрю сегодня – ну, глюк какой-то… В голове, думаю, от жары глючит…

– Жена? – ровным голосом, переспросила Ника.

Борода ухмыльнулась про себя. Ясно. Клюнула. Все она правильно поняла. Все она про людей знает, про их слабости, все видит сразу.

– Ну да. Мы ее совсем не знаем, зачем нам бухгалтерия, просто всегда, когда в клуб идем, через комнату проходим, где она сидит, а там на столе его большой портрет. Не спутаешь. Симпатичная мордаха. Даже не скажешь, что у него уже трое детей… Во-от… Поэтому он и в лагерь к нам приехал. Олег чужих не берет. – Борода покосилась на Нику. – Редко очень, вот как тебя.

– А… – Ника хотела спросить, не может ли Даша ошибаться и давно ли последний раз она видела этот портрет, но не стала ничего говорить.

А что тут скажешь? Все и так понятно. Трое детей… Обманщик. Зачем? Какой смысл было обманывать? Разве… Разве что-то между ними такое было, из-за чего стоило обманывать? Ну да, он ей понравился, очень понравился… И – что? Что с того? Зачем так по́шло, так мелко, гнусно… И потом, он же сам все время брал ее за руку… Зачем? Просто так? Как маленького ребенка? Или как? Она знает его всего день. Ну и что. За один день жизнь может круто измениться. За один день можно потерять близкого. За один день можно потерять свободу – жениться. За один день можно стать чемпионом Олимпийских игр. Или не стать, проиграть. Стать проигравшим. Можно найти недостающее звено, без которого никак не решалась формула или не доказывалась теорема, которую другие пытались доказать триста лет, так и умерли, не доказав. И доказать ее. Можно услышать и записать мелодию, которую потом будут петь десять лет. Или сто. Или четыреста. И так далее. Можно начать войну и взорвать мир. Можно остановить начинающуюся войну. Сутки проговорить с врагами, пойти на немыслимые компромиссы, самому взорваться, а войну остановить. День – это очень много. Вчерашний день перевернул всю ее жизнь. А теперь ее нужно перевернуть в обратную сторону. И забыть мелкого, ничтожного, жалкого Игоря, который на ее вопрос, есть ли у него семья, ответил: «Да, есть. Мама. Живет в Волоколамске». А жена где живет? С тремя детьми…

Даша, наблюдая тени сомнения, страдания, отчаяния, пролетающие на лице у Ники, спокойно шла рядом. Ника неожиданно остановилась.

– Ты куда? – спросила Даша.

– Пойду спрошу его, – искренне ответила Ника.

– А! – засмеялась Даша. – Понравился тебе, да? Он всем девчонкам нравится! Мимо портрета идут, воздушные поцелуи всегда посылают, если жена не видит. Я ж говорю – мордашка. Не, мой парень не такой…

Ника, не слушая дальше Дашу, развернулась и пошла в лагерь. Даша хотела было ее остановить, но, подумав секунду, не стала. Ей сейчас важнее было посмотреть, что же у Ники в телефоне. Кто она на самом деле. Что снимает, что кому пишет. Это же так интересно. Редко когда выдается такая возможность – заглянуть в душу другому. То, что люди пишут в Сети – это все ерунда. Все там в масках, все кого-то изображают, всё вранье. Это же на всеобщее обозрение. Конечно, Даша понимает, что там у кого за масками. Но некоторые маски уж такие привлекательные. Вот как у Ники – так и хочется содрать и увидеть, какая она настоящая. Когда не знает, что за ней кто-то смотрит.

Даша быстро сняла чехол со своего телефона и переодела на Никин. Она давно уже поняла, что у них одинаковые модели. Вот теперь можно спокойненько, не прячась, читать все, что там есть. Качнуть бы инфу… Да не на чем. Компьютера у нее с собой нет. У Олега есть, но Даша рисковать не будет.

Даже не запаролила… Даша вошла в телефон и хмыкнула… Вот сама и виновата… Фотографии… Много… Инстаграмер наша Ника… Какой няшный Инстаграм! Цветы, пейзажи… Много снежных гор… Ну да, ну да… горнолыжница… А это что? Даша остановилась, вглядываясь в картинку. Ничего себе компроматик… Да у нее брат умер, младший, похоже… Фотография памятника, а на нем – фамилия, портрет, даты жизни и смерти… Даша быстро перекрестилась. Это многое проясняет… Все-таки интересно, что с матерью. Мать-то где? Тоже умерла? Не, это бы знали…

Даша быстро листала фотографии. Вот мать, наверно. Может, будет фотография, где она на зоне? С другими зэчками… Налысо стриженная… Даше бы пригодилась такая фотка… Но ничего подобного не находилось. Веселая, жизнерадостная, в основном хохочущая на всех фотографиях женщина. Похожая на саму Ласточкину, разумеется. Вот отец, наверно, – тоже похож. Кем работает, интересно, уж больно весь какой-то… Учитель труда, может? Да не, такого пацаны недоструганными табуретками в первый же день забросают… Симпатичный вроде, стройный, да какой-то валенок, женщинам в семье, видно, привык подчиняться… Глаза близорукие… Ну, с отцом – неинтересно. Лузер какой-то явно. А вот что с матерью? Узнать бы, вытянуть бы эту информацию – сколько разговоров, именно потому что они ничего не говорят. А тайна какая-то есть. Может, бросила их? Нет, не было бы тайны. Ну бросила, ну уехала – куда там обычно уезжают все – в Канаду, в Германию… Как это – кто-то знает, а Даша – Даша Харизма! – администратор школьного «Подслушано» – не знает. Хотя обычно она знает все. Что у директора пьющий муж. Жил-жил, не пил и вдруг запил. Работать не хочет – жена теперь много получает, ему хватает. Он хочет жить в свое удовольствие, спать до десяти, философствовать, бездельничать. И его видели на бульваре в компании алкашей. И что директора за это скоро попрут. Знает, что у физика новая жена, а он про нее говорит, как будто про старую. Со старой у него двое детей, а с новой – один ребенок недавно родился, и он делает вид, что родился от старой. Зачем? Ведь наоборот, так интересно, если дядька в сорок лет решил сделать крутой вираж, женился на молодой, они сразу другими глазами на него посмотрели.

Даша знает все. Про учителей, про их семьи, а уж про школьников!.. Про школьников, правда, не так интересно, особенно про малявок. Но сейчас граница между тем, малявка ты или не малявка, резко и угрожающе поползла вниз. По школе, по их лицею ходят семиклассницы в огромных, раздутых поролоном лифчиках, с сильно накрашенными глазами, с нарисованными на пол-лица губами. И если бы они просто ходили! Они целуются взасос с такой же малышней, конечно, старшеклассники не будут позориться, целоваться с ними в школе. А вот после школы – пожалуйста. Даше, администратору школьной беседы «Подслушано», это как ни кому хорошо известно. И фотки присылают – не чужие, свои. Чтобы она их поставила. Кто что кому и как целует. Но у Даши – закон: никакой порнографии. Если красивая фотография – она ее поставит. Любая. Машина, цветок, малыш, разрушающийся дом – в уродстве тоже есть своя страшная, отчаянная красота, еда – сколько угодно еды можно поставить, ее много не бывает, губы, глаза – все снятое отдельно, получаются иногда оригинальные снимки, котята, собачки, красивые позы, красивые тела… Если красиво – это не порнография. Так Даша для себя определила. А раз она так считает, то это правильно. Когда Аристотель или кто-то из тех, чьи слова считаются безоговорочной истиной, писали свои занудные книги, они ведь ни у кого совета не спрашивали – так это или не так. Так! Вот и у Даши – так.

У каждого свое мнение. Кто свое мнение хочет и умеет высказывать, тот и высказывает. А правда – у сильного. Всё. И вовсе не наоборот. Правда – в силе, а не сила в правде. Это Дашино кредо. И пусть кто-то докажет ей, что это не так. Пока никому не удавалось. Ни отцу, которого теперь не заботит, что она ест и во что одета, у него новорожденный ребенок, очередной, и ему ничего не интересно, он с Дашей толком пару слов не скажет по телефону, виделись последний раз осенью, он все про «братьев» ей рассказывал, какие они умные, какие у них головы, как у древних египтян – длинные, мозг там особый, значит, не как у Даши… Ни матери не нужна, которая вдруг решила в тридцать восемь лет, что ей нужно срочно устраивать свою личную жизнь. До этого, пока Даша страдала в китайском интернате, никак не смогла устроить, а вот сейчас вроде как получилось. Зацепился кто-то один. Устроила? Вот и радуйся теперь, а Дашу не трогай. Бегай со своим самцом, который на тебе жениться не собирается, а Дашу больше учить ничему не надо, Даша – ученая, сама научит кого угодно.