Если небо молчит - Дмитрий Герасимов

– Скажи, – Лиснянская прищурилась, – мне просто интересно… Когда ты замышлял всю эту мерзость и строил планы на будущее, как ты предполагал в дальнейшем смотреть мне в глаза?

– Вот так. – Максим вытаращился на нее, криво улыбаясь.

Она с презрением покачала головой:

– Далеко пойдете, молодой человек…

– Всего доброго, Анна Ильинична! А этого джентльмена я забираю с собой. – Он ухватил куклу за руки и закинул на плечо. – Вы приобрели его, потому что он похож на меня, правда? Чтобы сделать мне сюрприз? – Максим повернул голову и вгляделся человечку в лицо. – Вам это удалось.

– Положи на место! – свирепо приказала Лиснянская.

– Зачем вам жалкая копия, если есть оригинал? – Танкован лукаво улыбнулся и направился к выходу. На пороге он обернулся и серьезно, даже с оттенком грусти произнес:

– А мне было с тобой очень хорошо, Аня… Очень…

В обеденный перерыв позвонила Михеева. Она сообщила, что оплатила содержание мотоцикла на штраф-стоянке и даже наняла слесаря, чтобы произвести замену поврежденных деталей агрегата и мелкий ремонт.

– Успеешь забрать своего коня до девяти вечера? – поинтересовалась Татьяна.

– Куда нужно ехать? – уточнил Максим.

– В Марьино. Станция метро «Братиславская».

– Ого! – Он взглянул на часы, прищурив один глаз и что-то прикидывая в уме. – Не ближний свет, но я постараюсь. А во сколько мне нужно быть дома?

Было слышно, как адвокатесса шмыгнула носом. Видать, опять прослезилась от такого простого, но по-семейному теплого вопроса. Просто удивительно, как деловые, холодные, волевые и жесткие женщины враз способны утратить все эти качества ради пустой и глуповатой надежды принадлежать кому-то с головы до пят, быть «при ком-то» или, точнее, «за кем-то», слышать «люблю» или даже нагловатое «с какой стати мне бросать тебя?»

– Чем скорее, тем лучше, – прошептала она. – Я буду ждать.

Танкован нажал «отбой». Успеет он сегодня забрать мотоцикл или нет, зависит от того, сколько времени уйдет на необычайно важное и, к сожалению, безотлагательное дело – освобождение от сетей, в которые умудрился попасть два дня назад. В жизни, увы, приходится и догонять, и удирать. Охотник сам рискует стать чьей-то добычей, а шантажист может оказаться жертвой шантажа.

В два часа истекает срок ультиматума, предъявленного ему сволочной Светкой, а в том, что эта безмозглая стерва способна на решительные и не всегда адекватные поступки, он нисколько не сомневается. Принести ей на блюдечке запрашиваемую сумму невозможно! И дело не только в том, что таких денег у него попросту нет, а еще и в том, что уступить вымогателю – значит проиграть. Кроме того, аппетит приходит во время еды, и нет гарантии, что, получив желаемое сегодня, завтра шантажист не потребует вдвое больше. Злодей поймет, что на правильном пути: его жертва боится разоблачения. Вряд ли Анна Ильинична думает точно так же, и как говорится – слава богу! Но ему самому не пристало идти на поводу у подлой шантажистки.

Остаются два варианта: броситься в контратаку – ударить по слабым местам, запугать, пригрозить – или выиграть время.

К великому сожалению, у Светки нет слабых мест. Точнее, у нее все места слабые, в особенности – голова, но они практически неуязвимы для ответных мер. Наносить тяжелый удар некуда – безмозглой, нищей студентке нечего терять, некого бояться, не о чем беспокоиться. На блеф она не купится. Позвонить и пообещать, что завтра ее выгонят из института и лишат койки в общежитии – равносильно тому, что сказать: «Ах, ты сволочь поганая, змея подколодная!» Она рассмеется в ответ и только мстительнее станет.

Поэтому единственный выход – выиграть время. В книжке «Статистика подлости» какого-то британского ученого он прочитал однажды, что в девяти случаях из десяти шантаж со временем теряет свою актуальность. Максиму нужен месяц, от силы – полтора. За этот срок он переиграет Светку. Возможно, она и сама остынет. А может статься, и настоящего убийцу найдут!

Сегодня пошловатая шутка Паука навела его на интересную мысль.

Поколебавшись, он набрал знакомый номер.

– Ух ты! – удивилась «пещера неожиданностей». – Позвонил все-таки! За полчаса до истечения срока.

Значит, она помнит о своей угрозе. Значит, все эти дни смотрела на часы. Стерва!

– Какого срока? – невинно поинтересовался Максим. – Здравствуй, Светик.

– Ты приготовил деньги?

– Ах, ты все про это! – беззаботно отозвался он. – Все злишься, глупышка?

– Я спрашиваю, – в голосе девушки появились раздражительные нотки, – ты нашел необходимую сумму?

– Необходимую для чего?

– Меня бесит, когда ты включаешь дурака! – Светка перешла на крик. – Сумму, необходимую для того, чтобы я не сообщала о тебе в милицию!

– Ты вправе сообщать обо мне туда, куда сочтешь нужным. – Максим изо всех сил крепился, чтобы не наговорить гадостей. – А звоню я совсем по другому поводу.

– Плевать на твои поводы! Мне нужны деньги!

– Мне тоже нужны, – рассмеялся он (ох, каких усилий это стоило!). – Только не делай вид, что ты почти год встречалась со мной из-за денег, которых у меня нет.

– Тебя не касается! – отрезала Светка, но как ему показалось, уже менее агрессивно.

– Я попал в аварию, – сообщил Максим. – И два дня лежал в больнице.

– Так тебе и надо!

– Я не верю, что ты жестокая. – Он постарался, чтобы его голос звучал укоризненно, но мягко. – Я знаю тебя совсем другой.

– Я тоже знала тебя другим, – парировала девушка.

– Сейчас я скажу тебе одну важную вещь, а ты, если захочешь, рассмеешься и повесишь трубку, договорились?

– Говори свою вещь, – секунду поколебавшись, разрешила Светка.

– Понимаешь, – Танкован огляделся по сторонам, словно его могли подслушать в застекленной кабинке, – когда ты находишься на волоске от смерти, когда жизнь, все-таки одержавшая верх, заставляет взглянуть по-новому на все, что тебя окружает… Когда явственно понимаешь, что растратил годы на ложь и подлость… Вот тогда уже не хочется врать, тогда признаешься себе в самом сокровенном и самом главном и стыдишься того, что вовремя это не осознал, что пытался выглядеть в глазах дорогих и близких людей эпикурейцем, донжуаном, циником и мерзавцем! – Он выдержал почти театральную паузу. – Света, если ты нагрубишь мне сейчас, плюнешь, бросишь трубку – то будешь, конечно, вправе так поступить. Но я все равно скажу тебе то, что хотел сказать с той минуты, как очнулся после аварии, а по большому счету с той минуты, как впервые узнал тебя… Ты – самый дорогой, самый лучший, самый чистый, самый светлый для меня человек! Я люблю тебя! Люблю…

Трубка молчала.