Три минуты молчания - Г Владимов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
- Почему ты решила?
- Не знаю. Просто, кажется мне.
- Из Орла.
- Ну, так я недалеко от тебя росла - в Курске. И тоже мечтала - в такое место заповедное заберусь, где и дышится не так, и люди какие-нибудь особенные. На северную стройку записалась по объявлению. Во, как кровь-то горела! Где посуровей искала, дура. И что нашла? Кирпичи класть? Балки перетаскивать? Раствор замешивать? Или в конторе - мозги сушить? Да никакой работы я не боялась! И как только не покалечилась, бабой быть не перестала?.. А - ради чего? Люди вокруг - все те же, так же мучаются и других мучают, и что от моего геройства в их жизни поправится? Вот я так пристроилась, чтобы и самой полегче, и они б хоть мелькали побыстрее, не задерживались, - все как-то веселее, подолгу-то - иной раз муторно их наблюдать. Ты тоже, наверно, так устроился - с людьми особенно не сживаться, не зависеть ни от кого?
- Да почти угадала.
- Плохо это, наверное, но уж так! Но я-то все-таки - баба, должна же я к кому-то одному прислониться - и тогда уже все терпеть ради него, радоваться, что терплю. А ты мне - "уедем, другого чего поищем". Нет уж, чего в себе не имеешь, того нигде не найдешь. И мне никогда не дашь. Милый мой, другим же ты - не родишься!
- Какой же я, Клавка?
- Все сказать? Не обидишься?
- Нет.
- Не такой ты, за кого выходят. Влюбиться в тебя можно, голову даже потерять. В одних твоих глазыньках зеленых утонешь... Но выйти за тебя - это же лучше на рельсы лечь. Или вот отсюда, из иллюминатора, вот так, в чем есть, выброситься. Ты знаешь, ты - кто? Одинокая душа! Один посреди поля. Вот руки у тебя хорошие. - Взяла мою руку, прижала к своей щеке. - А душа ледышка. И не отогреть мне ее никогда. Страшно мне было, когда ты на меня кричал.
- Я не кричал.
- Уж лучше б кричал. Лучше бы даже побил. А ты так... по-змеиному, шепотом. Ты все на меня мог подумать. Но ты что - не видел, как я на тебя смотрела. Я ж на палубе, на ветру стояла! Тут не подделаешься.
Это я просто видел сейчас, как она смотрела. А вспомнилось мне, как Алик нам кричал сверху: "Бичи, вы мне нравитесь, это момент истины!" Наверно, есть что-то, чего не подделаешь, - только ведь различить!.. И еще про шотландца, на которого я орал. А он, наверно, просто спал в корме. Страхом намучился, устал... Руки-то делали, что надо, а душа была - ледышка.
Я сказал:
- Может, потому все, что жизнь у меня такая... Колесом заверченная.
- А у меня она - другая? Тоже вертись. Но живем же мы еще для чего-нибудь, не только чтобы вертеться. Иной раз посмотришь...
- И - звездочка качается?
- Ну, как хочешь это назови. Но должно же оно быть. Да не где-нибудь, а у нас же в душе. Бог, наверное, какой-то, я уж не знаю... Ну вот, наговорила я тебе. Не обидела?
- Клавка, - я сказал, - я одно знаю: я теперь без тебя не жилец.
- Не надо так. Я тебе же хорошего желаю. Я ведь сбегу от тебя, это у меня живенько. Второй раз такое лицо твое увидеть... как тогда, помнишь, когда я тебя спрашивала: "Что ты против меня имеешь?" А ведь увижу, увижу! Что другое, а это увижу. Наговорят тебе про меня - и увижу. И далеко мне придется от тебя бежать! От милого-то подальше бежишь, чем от немилого.
- Скажи, зачем же тогда все было?
- Что было? А ничего такого не было. - Уже она другая стала, когда накинула платье, далекая - вот с этим кружевом на груди. И самое-то лучшее уже прошло - когда она в первый раз ко мне припала, к плечу. - Ну, что ты спрашиваешь? Зачем любовь была? Да так... Пусто мне в последнее время. Ты в эту пустоту и залетел, такой непрошеный. А тут еще ты смерть пережил. Ну, прости. Наверное, не надо было...
Нет, я подумал, все было надо. Хотя бы затем, чтоб ты мне все рассказала. И впредь бы я не думал, что можно пройти мимо любого и коснуться его - хоть рукой, хоть словом - и совсем следа не оставить. Но зачем же ты пришла, чтобы уйти? Сама же спрашивала: "Зачем так жить глупо?" А все мы так и живем. Уходим, чтобы вернуться. Возвращаемся, чтобы уйти. А мне-то уже подумалось - я прибился к какой-то пристани, и она была, что называется, "обетованная". Где-то я такое слышал: "Земля обетованная". Не знаю, что это. Но, наверно, хорошая земля. Только и она от меня уходила.
Я это хотел ей сказать - и не успел. Потому что тут, в каюте, тоже был динамик. И по трансляции объявили: наших шотландских гостей приглашают на верхнюю палубу. Причалил норвежский крейсер, который отвезет их на родину.
- Их еще долго будут провожать, обниматься, - сказала Клавка. - Ты отдохни еще, все-таки я тебя покормлю. Вас-то пока не дергают.
- Это не задержится.
И точно, не задержалось. Ниже поименованных товарищей попросили вернуться на свое судно - для несения буксирной вахты. Перечислили всех почти, кроме машинной команды.
- И тебя позвали?
- Разве не слышала?
Клавка ушла к столику, закинула руки, встряхнула всю копну волос. И снова рассыпала по спине. Потом стала собирать в узел.
- Я же не знаю твою фамилию. Знаю только, что Сеня.
Я сказал ей.
- Вот теперь буду знать. Надо тебе идти?
- Вахта все-таки. Хотя и буксирная.
- Жалко, я думала: мы хоть вместе доплывем. Я бы тебя где-нибудь устроила.
- Я бы и сам устроился. Только ни к чему.
Я теперь должен был встать и уйти. Но встать мне было - как на казнь, и куда я должен был идти от нее - я тоже не знал.
Все-таки я оделся. И все-таки еще одну глупость сделал. Спросил ее:
- Не встретимся больше совсем?
- Не знаю. Запуталась я. Уехать бы мне и правда куда-нибудь!.. Ну, иди, пожалуйста. Иди, не терзай меня. Я даже не знаю, как я отсюда выйду. И хлопот мне еще прибавилось.
- Каких же хлопот, Клавка?
Она улыбнулась через силу:
- Маленький? Не знаешь, с чего дети начинаются?.. Ох, нельзя мне было сегодня!..
Никогда я не знал, что в таких случаях говорят. Я хотел подойти к ней. Она попросила:
- Не надо, не целуй меня. А то я совсем расклеюсь.
- Прощай тогда...
Когда я уходил, она отвернулась к столику, вдевала сережки.
Я дошел до главного трапа и остановился. Может быть, здесь она и спрашивала: "Что ты против меня имеешь?" Я встал в тени, за огнетушителем. Мне хотелось еще раз на нее посмотреть.
Клавка шла по коридору - медленно и как пьяная. Не как те пьяные, которых шатает. А как сильно пьяные, которые уже прямо идут. Шаркала каблуками по ковру. Остановилась, поправила волосы и улыбнулась сама себе. Но улыбка тоже вышла пьяная и жалкая какая-то.
От других - когда я уходил после этого - мне больше всего отдохнуть хотелось душой, весь я пустой делался. А ее - как будто с кожей от меня оторвали. Я даже позвать ее не смог, когда она мимо прошла, не заметила. Лучше мне было не смотреть на нее.
Я вышел на верхнюю палубу - там шумно было, светло и весь левый борт, где причалил крейсер, запружен людьми. Там все еще провожали шотландцев, никак не могли отпустить. Обнимались с ними, фотографировались при прожекторах.
Я туда не пошел. Мне хотелось с первой же сеткой спуститься, чтобы не увидеть Лилю, когда она выйдет провожать салаг. Слава Богу, они где-то задержались, а первыми Шурка пришел и "маркони". Ухман нам подал сетку, и мы взлетели. "Маркони" Галка вышла проводить, она ему помахивала платочком и хохотала. Шурку провожала Ирочка, но как будто ей не до смеха было.
Мы летели, и "маркони" мне кричал:
- Сеня, ты с прибылью? Тебя поздравить можно?
- У вас-то как?
- Все так же, Сеня. Но говорит, с третьего захода еще надежней.
Принял нас "дед". Он в чьей-то телогрейке был внакидку и в шлепанцах на босу ногу. Понюхал нас и скривился.
- Портнишка накушались, славяне. Ай, как не стыдно!
Я смутился.
- "Дед", забыл про тебя.
- Ты-то забыл, а я нет, - Шурка из телогрейки достал поллитру "Столичной". - Ну, не я, а просили передать.
- Кто ж это, интересно?
- Просили не говорить.
- Таинственно, - сказал "дед". - Еще тут два инкогнито мне по бутылке армянского смайнали на штертике. Между прочим, пока не начато.
Спустились еще Серега и Васька Буров. Васька на лету вспоминал про бутылку вермута итальянского - так она и осталась на столе нераспечатанная, а дотянуться руки не хватило.
- А попросить, чтоб передали, нельзя было? - спросил "дед".
- Да постеснялись. И так нас вахтенный пускать не хотел.
- И правильно он вас не пускал, - сказал "дед". - Куда вас таких шелудивых пускать? Да и вести себя не умеете. А ты-то чего полез, "маркони"? Оба мы с тобой в списке стояли, оба отказались дружно, а ты - взял да полез.
"Маркони" себя почесал за ухом.
- Сам удивляюсь. Ну, все полезли - и я.
- Ох, бичи, когда же вы достоинство-то будете иметь? Ну, вот что. Насчет двух бутылок армянского не пропущено без внимания? Так вот, я вас, бичи, к себе приглашаю. Понимаете - при-гла-ша-ю. Но учтите - я вас тоже к себе шелудивыми не пущу.
"Дед" зашлепал к себе. Бичи тоже разбежались сразу. А я еще задержался - взглянуть на борт плавбазы: не может ли быть все-таки, чтоб Клавка вышла поглядеть на меня. Нет, так не было.
Вдруг я заметил - в тени, возле капа - одинокая фигура. Ушанка на глазах, лица не увидишь.