За тихой и темной рекой - Станислав Рем

Кнутов кивнул в сторону Индурова:

— Тоже красавец, с усами. У нас тут каждый второй с усами. И каждый первый — красавец. Хотя информацию ты добыл прелюбопытную. Офицер, который дарит служанке золото, а она сей факт скрывает, заслуживает самого пристального внимания. Ты девку-то не спугнул?

— Да что вы… службу знаем. Анисим Ильич, может, это она из-за кольца Кузьму Бубнова прирезала?

— Ага. Ты свинью хоть раз в жизни резал?

— Нет.

— Попробуй. После я на тебя посмотрю. Нет, Селезнёв, не она убивала Бубнова. А вот тот офицер, или кто он там, вполне мог. Ладно, проверю на досуге твою версию. — Кнутов положил руку на плечо подчинённого. — А ты, Харитон Денисович, береги себя. Особо там не геройствуй.

— Так а нам иначе никак нельзя, — Селезнёв улыбнулся, и Кнутову сделалось не по себе от этой улыбки. В последний раз будто виделись.

Индуров ловко запрыгнул в тарантас, и уже оттуда требовательно кликнул Селезнёва.

Анисим Ильич хлопнул младшего следователя по спине и, не оборачиваясь, устремился к себе на второй этаж…

КАРТИНА ВТОРАЯ

Я стала Чёрной королевой,

Ты избран Белым королём,

С другой такой же, только белой,

Ты будешь завтра обручён —

Твоя защита и опора,

Ведь без неё ты глуп и слаб…

Мы партию закончим скоро

И я тебе поставлю мат.

Как жаль. Могло бы быть иначе —

Ты был бы Чёрным королём…

А впрочем, знаешь, я не плачу

И не жалею ни о чём[5].

ГЛАВА ПЕРВАЯ

Пришли в движенье оба войска вдруг.

Летит стрела, смятение вокруг.

Цепь дрогнула. Лихие кони ржут.

И лучники, и башни в бой идут.

Индуров с открытой неприязнью поглядывал на попутчика. Будь его воля, заставил бы младшего следователя весь путь, все двадцать вёрст, прошагать следом за телегой. Чтобы тому небо с овчинку показалось. Да не мог так поступить штабс-капитан! Потому как Селезнёв являлся его подчинённым временно и фактически условно. А командовать гражданскими чинами для военного — последнее дело. И до греха недалеко, ежели палку перегнуть. К тому же легко можно себе и недруга заработать. Военные времена лихие, короткие, а следователи постоянные, и с этой братией ссориться на данный момент было никак не с руки.

К тому же у Юрия Валентиновича, пока они ещё не покинули город, имелось кое-какое дело. И как только тарантас миновал переулок между Большой и Графской улицами, Индуров неожиданно заговорил с младшим следователем, а теперь и извозчиком:

— Как тебя звать-величать?

— Харитоном. По батюшке, Денисовичем.

— А фамилия?

— Селезнёвы мы, — следователь шворкнул носом, прикидываясь простачком, потому как не мог понять, куда клонит господин офицер.

— Селезнёвым кликать стану. Словом, так: правь-ка к дому купца Мичурина.

— Но, ваше благородие, — растерянно заморгал младший следователь, — это же совсем в другую сторону. И на пост нам надоть поскорее…

— Успеется, — вяло отмахнулся Индуров. — Правь, говорят тебе.

Делать нечего, как-никак, начальство. Харитон Денисович приспустил вожжи, и лошадки понесли тарантас не сворачивая.

В доме Кириллы Игнатьевича штабс-капитан пробыл недолго, так посчитал Селезнёв. Когда тот переступил порог, младший следователь тут же свистом подозвал бездельничающего мальца, приказав за гривенник сгонять в полицейский департамент и передать записку лично в руки старшему следователю Кнутову: «Заезжали в дом Мичурина. 10 минут».

Едва мальчишка скрылся с глаз, на пороге купеческого особняка образовался капитан Индуров. По тому как тот довольно улыбался, Селезнёв заключил, что его благородию повезло более, нежели ему: Индурову, как видно, поднесли чарочку-другую водки. Да под рыбку с огурчиком. А иначе, с чего так радоваться жизни? «Вот ведь, — после всю дорогу возмущался в душе кучер поневоле. — Одним жизнь всякого рода радости устраивает, а другим — только пакости!». Хотя, коли сам губернский полицмейстер дал приказ следить за капитаном, то по всему выходит не в таком уж тот и почёте.

Вожжи легко касались крупа лошади.

— О чём задумались, господин сыщик?

Селезнёв вздрогнул, после чего снова тоскливо вздохнул: от военного явственно тянуло свежаком.

— Да вот, размышления имею.

— И какие?

— О войне думаю.

— Ну, о ней сейчас в городе все думают, — отмахнулся сорванной веточкой от назойливой мухи Индуров. — Не думать, а действовать следует. Да только не с нашим главнокомандующим, — в словах капитана прозвучало разочарование, замешанное на сарказме. — Тоже мне, Приамурский Суворов! Меня, кадрового офицера, ставят начальником караула при переправе! А первой линией обороны руководят дилетанты с погонами поручика и тыловики. Бред и разгильдяйство!

Селезнёв молчал. Может, им, кадровым военным, и позволительно так отзываться о губернаторе, но ему, простому смертному, сие обсуждать никак нельзя. Потому Харитон Денисович решил перевести разговор в иное русло:

— А вы, господин капитан, были знакомы с Кузьмой Бубновым?

— С убитым-то? Конечно, — Юрий Валентинович сразу почуял, как сыщик ушёл от щекотливой темы, и потому решил на все дальнейшие вопросы, коли таковые будут, отвечать особым манером, чтобы вновь поставить младшего следователя в глупое положение. — А сей разговор следует принимать как допрос?

— Как же, господин капитан? Я же теперича вроде как ваш подчинённый. Просто время-то убить надо.

— Время, дружок, убить никак нельзя, — усмехнулся штабс-капитан. — Время — не Кузьма Бубнов. Ну да ладно. Что там тебя ещё интересует? Ты не стесняйся, я ведь понимаю, служба. Сегодня в дороге поговоришь со мной. Завтра об этом разговоре доложишь, куда следует.

— Нет, — помощник Анисима Ильича присвистнул, и лошадки перешли на мелкую рысь. — Завтра не доложу. Вы же меня не отпустите с поста? Нет. А вот как возвернёмся, то всенепременно. Не сомневайтесь.

— Экая ты шельма, Селезнёв, — Индуров рассмеялся. — И на начальство сработал, и мне угодил. Так что там с Бубновым-то? Признаться, когда сообщили об убийстве, я в карауле стоял. Толком ничего и не знаю.

Харитон Денисович достал фляжку с водой, промочил горло. Ин-дуров пить отказался: сушнячок ещё не пришёл. Но ничего, лошадкам прыти-то поубавить, так через час-другой сам на воду лаять станет, будто пёс, объевшийся солёной рыбы.

Младший следователь прикинул дальнейшую свою исповедь. Поначалу Харитон Денисович вроде как с неохотой начал повествование об убийстве купца-молоканина. Дорога оказалась длинная, а время скоротать хотелось, потому рассказ следователя имел полную версию произошедших событий. Вплоть до посещения ювелирной лавки.