Чёрный Легион: Омнибус - Аарон Дембски-Боуден

Нефертари взмыла в воздух, рванувшись мимо него и замахиваясь клэйвом. Она превратилась в блестящее размытое пятно, двигаясь быстрее, чем мне когда-либо доводилось видеть. Достаточно быстро, чтобы вилять между проносящихся рядом с ней болтов, и достаточно быстро, чтобы распороть щеку примарха, рассекая половину мышц на его обугленном лице. Но он уклонился вбок. Она промахнулась со смертельным ударом. Женщина, которая убивала военачальников из Легионов, не уронив ни единой алмазной капельки пота, промахнулась со смертельным ударом. Гор был слишком быстрым, даже для нее.

Я вскрикнул — не из-за собственной боли, а от того, что увидел дальше. Рука примарха сомкнулась на лодыжке Нефертари, извернувшейся в воздухе для еще одного удара, и он бросил ее на палубу. Я скорее почувствовал, чем расслышал, как слабые кости ее крыльев переломились, будто хворост на земле в лесу. Из моего сознания полностью пропало ее ощущение. Мертва, или без сознания — я не знал, что именно. Это само по себе ужаснуло меня. Она могла быть мертва, убита этим полубогом, а я был слишком слаб, чтобы узнать наверняка.

Следующей он сокрушил Гиру. Моя волчица-демон метнулась к его горлу. Ее когти вспарывали его нагрудник, а челюсти сжались на стыке мышц шеи и плеча. Она находилась на линии огня и была беспомощна. Выпущенные с дюжины направлений болты рвались внутри и вокруг ее тела, разрывая ее шерсть и плоть. Но она держалась. Держалась, чтобы не дать Гору прикончить меня, и при каждом щелчке челюстей, при каждом рывке головы раздирала ткани с сухожилиями.

Сокрушитель Миров разорвал хватку Гиры и разбил ей череп, уронив волчицу на палубу, словно кусок разделанного мяса. Половины ее головы просто не было, на этом месте образовалась огромная дыра и разлилось серо-красное мозговое вещество. Ее смертное тело начало растворяться, и вместе с этим я почувствовал, как ее сущность утекает из моего разума, в точности, как было с Нефертари.

Гор вновь развернулся ко мне — то, немногое, что осталось от его лица лучилось болью, яростью и ненавистью, заполнявшей широко раскрытые глаза. Я силился подняться, двигаться, сделать хоть что-нибудь, но у меня не осталось сил. Сокрушитель Миров поднялся и обрушился вниз.

Еще одна фигура врезалась Гору в бок, лишив его равновесия и вынудив отшатнуться в сторону, а в цель ударил новый залп болтерных зарядов. Клинок, который отвел от меня смерть, выбросив ливень искр, был моим собственным клинком, моей секирой, Саэрном, твердо удерживаемым одним из моих рубрикаторов.

Искандар, — передал тот. Это прозвучало в моем разуме более отчетливо и реально, чем все, что мне доводилось встречать среди пепельных мертвецов с самой ночи их проклятия. Я узнал этот голос.

Мехари…

Искандар, — отозвался он. Не шипением рубрикатора, а человеческим голосом. Мехари направил мне импульс. К моему вечном сожалению, я был слишком ошеломлен, чтобы ответить.

Он выпрямился.

Мой брат, мой капитан. Его голос стал отчетливее. Более уверенным, более решительным. Он снова обратил свой пустой взгляд на Гора, которому, невзирая на болты, разрывавшиеся повсюду вокруг него и об него, каким-то образом удалось восстановить равновесие и двинуться на нас.

Парные мечи Телемахона вырвались спереди из разбитого нагрудника Гора, выбросив фонтан крови, насыщенной практически до ядовитого состояния. Не делая паузы и так быстро, что даже Телемахон не успел выдернуть клинки, Гор схватился за них кулаком в перчатке, переломил, а затем крутанулся и ударом тыльной стороной кисти отправил мечника через всю комнату. Телемахон врезался в дальнюю стену с характерным раскатистым треском керамита.

Мехари вновь вскинул мой топор, шагнув навстречу бушующему полубогу.

Прощай, — передал он у меня в сознании.

Сокрушитель Миров прошел сквозь секиру, которую я носил с момента гибели моего родного мира. Саэрн разлетелся у Мехари в руках, броня того взорвалась, словно глиняный горшок, а затем… он ушел. Ушел по-настоящему. Ушел, как Угривиан.

Братья выиграли время, чтобы я смог откатиться в сторону, хотя это расстояние и близко не стояло к достаточному. Гор обернулся ко мне, теперь уже полностью утратив красоту манеры держаться из-за ран и злобы. Как он ни пытался, но так и не убил меня. Я остался в живых, хотя это и стоило мне всего.

Нависнув надо мной, он занес Сокрушитель Миров, готовясь прикончить меня так же, как остальных. Его остановил раздавшийся голос. Одно-единственное властное слово, которое пробилось сквозь звуки боя и остановило все. Смолкла даже стрельба.

— Хватит.

За спиной у Гора стоял Абаддон. Он не выкрикивал это слово. Он вообще едва повысил голос. Все, что потребовалось Абаддону — звучавший в его интонации абсолютный авторитет. В своем доспехе Абаддон был таким же, как клон его отца — как по размеру, так и по источаемой ярости. В это темное, последнее тысячелетие имя Магистра Войны на миллионе планет произносят шепотом, будто проклятие, а многие имперские обыватели — те из них, кому вообще известно о событиях, сформировавших нашу империю — верят, будто Абаддон является клонированным сыном Гора. Эти суеверные люди не удивились бы, случись им узнать, что в миг, когда они оба стояли передо мной, их можно было различить только по ранам и вооружению. Во всех остальных отношениях они были, будто близнецы.

Гор повернулся, размываясь в движении, и Сокрушитель Миров описал дугу быстрее, чем это вообще могло быть возможно для оружия с такими размерами и массой. Абаддон не просто парировал удар булавы, он поймал ее. Удержал. Стиснул громадным Когтем, запятнанным кровью бога и Его ангела.

Отец с сыном стояли друг напротив друга, каждый из них ожесточенно дышал в ощерившееся лицо другого. Примарх впервые заговорил. Между его зубов тянулись нити слюны. Зубы были чистыми и нетронутыми, без выгравированных хтонийских иероглифов, как у Абаддона.

— Это. Мой. Коготь.

Абаддон сжал кулак. Сокрушитель Миров переломился точно так же, как Саэрн, разбившись о более могучее оружие. Из-под кос на пальцах Абаддона посыпались обломки металла.

Мне доводилось слышать рассказы об этом моменте. Возможно, даже вы, в самых далеких глубинах Империума, тоже слышали их. Каждая группировка отражает те события по-своему.

Существует множество рассказов о последних словах Гора — о просьбах, с которыми он обратился к собравшимся сыновьям и племянникам; о том, как он произнес славную речь о возможностях в новой эпохе; или же о том, как он молил о пощаде, оказавшись перед клинками юстаэринцев. Есть даже истории, которые клятвенно утверждают, будто Гор был возвышен благословлениями Пантеона, как в последние дни Терранской Войны, и сами Боги воскресили своего павшего чемпиона.

Но я находился там. Не было никаких трогательных последних слов или вдохновляющих речей, а Боги, если вообще присутствовали при этом, остались безмолвны и холодны. Жизнь редко дарит нам спектакли, которые мы обнаруживаем в легендах. Так что заверяю вас свидетельством того, кто был там в тот день: божественного чемпиона не одаривали священным перерождением. Абаддон не вершил никакого бесстрастного суда, когда судьба перешла от одного Магистра Войны к другому.

Там были окруженные мертвыми и ранеными клонированный отец и блудный сын, столь похожие, что я мог различить их лишь по ранам и вооружению. По ним, а еще по разным улыбкам.

На остатках лица Гора появилась усмешка завоевателя. В единственном уцелевшем глазу вспыхнуло узнавание, подлинное узнавание.

— Эзекиль, — облегченно выдохнул он, словно его посетило откровение — Это ты. Это ты, брат мой.

Время застыло. После всего произошедшего я подумал — вопреки всякому здравому смыслу и логике — что они обнимутся как сородичи.

— Сын мой, — произнес примарх. — Сын мой.

Все пять когтей Абаддона так глубоко вонзились в грудь Гора, что вырвались из спины. Косы вытолкнули наружу затупленные останки мечей Телемахона, и сломанные клинки лязгнули об пол.

Остатки белого мехового плаща, лохмотья которого были накинуты на плечи Гора, залило темно-красным. На меня хлынул дождь крови генетического божества. Мне захотелось смеяться, сам не знаю, почему. Возможно, из-за шока. Шока и неприкрытого облегчения.

Штурмовой болтер на тыльной стороне Когтя трижды дернулся, всадив в открытую грудь и шею Гора шесть болтов. Они разорвали его изнутри, добавив внутренности к крови, которая лилась на тех из нас, кто оставался лежать распростертым.

Так они и стояли — в глазах одного пылало золото, а в глазах другого угасала жизнь. Колени Гора подогнулись, но Абаддон не дал ему упасть. Рот Гора шевелился, но не доносилось ни звука. Если его последние слова и прозвучали вслух, их услышал только Абаддон.