Река Джима - Майкл Флинн

— Думаю, эта угроза для него не будет пустым звуком.

— Не знаю, какую защиту дает мое положение.

— Так спроси у Водного Стебля.

— Боже, нет. Он нам не враг, но и не друг. Ему может казаться, будто он нам что-то должен, поскольку мы разрешили ему укрыться вместе с нами за скалой. И он мог усвоить более глубокую концепцию морали в старой империи.

Донован фыркнул.

— Не заметил каких-то особо глубоких концепций морали ни у Лафеева, ни у Слоофи, ни у лодочников.

Он окинул взглядом сожженное укрепление.

— Только посмотри, — сказал он, указав пальцем. — С утесов свисают веревки. Вот как арфы напали на город. Они обвязались веревками и спрыгнули с вершин. Ближайший аналог воздушного налета из всего, что видел этот мир.

— Билли может притвориться моим слугой. Он знает, как играть эту роль. Тедди и Поули — моими телохранителями. Арфы поймут, почему арфистка путешествует с охранниками и слугой. Но кем мне представить Софвари?

— Или меня, — добавил Донован.

— Ты мой бонгко. Ты играешь на барабанах и задаешь ритм.

— Мéарана, я не отличу алап от джалы.

— Тебе и не нужно. Лодочники сломали твои барабаны, и ты должен пройти ритуал очищения, прежде чем взять новый комплект. А ты не сможешь сделать этого до тех пор, пока не вылечишь руку.

— Моя рука… — Донован внимательно осмотрел конечность. — О да.

Он согнул пальцы и покрутил запястьем.

— Софвари, — наконец сказал он. — Ты ему нравишься.

— Такого поворота я не ожидала, и он может быть… назойливым. Но у него красивое тело и хорошо подвешенный язык, а подобное сочетание встречается не столь часто, чтобы так просто отмахиваться.

— Когда Боквана повалил тебя, я думал, что умру.

— Боквана?

— Рулевой с «Зеленого лебедя». Громила. Когда он бросился на тебя, я проклял себя за то, что стоял сбоку, а не рядом с тобой.

— Так его звали? Я с ним даже не познакомилась. Что ж, теперь мы лучшие друзья. Кто может быть ближе друг другу, чем убийца и жертва?

— Когда Софвари выжег Бокване мозги, я полюбил его, как сына.

Она нанесла смертельный удар. Четыре раны в живот. Возможно, выстрел Софвари был лишним, но до чего приятно вспомнить, что он сделал это ради нее.

Каноэ причалило к берегу.

От Ревущего водопада к предгорьям поднималась хорошо проторенная тропинка, на которой в самом узком месте можно было устроить засаду, но те, кто охранял дорогу, погибли, и ею завладели арфы. Водопад с ревом низвергался с утесов высотою в триста футов, в брызгах воды переливались бледные радуги. Все было влажным, повсюду сверкали капли.

Арфы разгрузили каноэ и перебросили тюки на спину химмеров — местной разновидности ослов, полуводных в сезоны дождей и способных накапливать жир в спинных горбах в засуху. Отнятых у причитающих матерей мальчишек-ущель-цев приставили погонять животных.

— Взгляни на это с позитивной стороны, — произнес Фудир. — По крайней мере, нас ведут в нужном направлении.

Он кивнул на возвышающуюся гряду далекого Коббер-джоббла, чьи снежные шапки сияли под полуденным солнцем.

Они шли целыми днями. Каждое утро с гор спускался холод, и после быстрого завтрака они снова трогались в путь. Во время полуденных остановок погонщики поправляли поклажу, крепче затягивали подпруги на химмерах, и все пили горький отвар из листьев какао, чтобы легче перенести высокогорную болезнь, которая начинала проявляться у жителей низин. Ночью вокруг лагерных костров воины пели резкими гнусавыми голосами, от которых Билли скрипел зубами, а некоторые играли на свистульках дикие пронзительные мелодии.

Мéарана собирала все впечатления, чтобы однажды сыграть об этом приключении удобно усевшимся слушателям с Ди Больда и Иеговы, с Абалона и Верховной Тары, которые в своем невежестве сочтут, что легко перенесли бы подобные испытания. Спиральный Рукав большой, но он далеко, и прихоть приграничного вождя в головном уборе из перьев значила здесь больше единой воли Верховного Шинейда.

Наконец они выбрались на плато, где выли ветра и росли причудливо искривленные деревца. Они снова увидели Муль-тавии. Их встретили каноэ, волоком перетащенные по берегу реки. Погонщики ослов к тому времени перестали лить слезы и встретили разгрузку животных с горящими, решительными взорами.

Каноэ арф выглядели красивее, чем у ущельцев. Носы их кораблей украшали фигуры львов, грифонов и сказочных зверей, которые держали в когтях арфы. По всей длине бортов вились ярко раскрашенные узоры. Водный Стебель сказал ей, что каждый узор и тотем на носу обозначают определенный клан. Раньше ему не доводилось видеть так много кланов, собравшихся вместе.

— Там лежит страна арф, — произнес Водный Стебель, указывая мимо Второго водопада на горы Кобберджоббл. — Но вождь говорит: это плато теперь наш дом. Прошлый урожай был беден, и многие умерли в месяц Большого Голода, поэтому он повел нас вниз на поиски славы. Ущельцев согнали с утесов, а воины медведей вторглись в долину Теларнак. Ни один вождь арф прежде не покорял столько земель.

— Он — самый настоящий Элиша Бо Ванамеер, — согласился Донован, и Мéарана вспомнила, как юный Зорба де ла Суса убил Народную Надежду.

Когда поклажу погрузили на каноэ, вождь арф приказал выстроить детей ущельцев, и его люди обнажили мечи. Мéарана с ужасом поняла, что собираются сделать арфы.

— Нет! — вскрикнула она. — Вы’ня можете!

Донован поймал ее за руку, но она вырвалась и встала между мальчиками и мужчинами с мечами. Вождь не понимал галактического, но тут все было ясно без слов. Он снизошел до объяснений только потому, что она арфистка.

— Вождь говорит, — сказал ей Водный Стебель, — что эти дети станут мужчинами, а мужчины будут искать мести за своих отцов, которых убили у них на глазах. Когда это случится, они падут под нашими мечами, как и их отцы, поэтому зачем ждать?

— Затем, — сказала Мéарана на лоора нуксрьес’р, — что сейчас они не могут дать отпор.

Вождь кивнул:

— Да. И тем лучше.

— Арфистка, — сказал на галактическом Билли Чинс, — это не стоит риска. Их отцы готовились спуститься по реке и перебить нас. Их отродьям мы ничего не должны.

Мéарана не удостоила его даже взгляда.

— Я спою об этом, — заявила она.

По рядам арф прокатился потрясенный вздох, когда те, кто немного знал имперский язык, перевели для тех, кто его не знал. Вождь выглядел неуверенным, не понимая, почитать ли это за честь.

— Я спою о том, как арфы побоялись кучки детей и убили их, хотя они не могли ударить в ответ. Я спою об этом в Граде на Холме, куда мы идем. Я спою об этом на причалах Раджи-лура, во дворцах Нуксрьес’ра. Я спою об этом на Сияющем Пути! На Арфалуне и Ди Больде, от Рамажа до Танцующей Дамы. В мирах, где о вас ничего не знают, а теперь узнают, что вы — детоубийцы.

Водный Стебель задрожал и упал на колени.

— Она спела сатиру о речниках, — сказал он вождю, — и почти все они умерли.

Вождь оскалился:

— Да. Потому что мы пришли и убили их ради золота.

— Ты станешь отрицать, что ее пение привело вас к ней? Словно река, извилист путь Странной.

— Итак, — решительно сказал заметно побледневший вождь, — если мы не должны убивать их потому, что они не вооружены, мы дадим им оружие. А может быть, ты сразишься вместо них?

— Я сражусь за них, — раздался голос позади арфистки.

Мéарана оглянулась и увидела, как ей ухмыляется Теодорк Нагараян.

— Это мой хлеб, детка. Начинай думать, что ты споешь обо мне.

Он обратился к вождю:

— Я буду сражаться против твоего лучшего бойца или против пятерых обычных воинов, ибо я не ел с самого полудня и ослаб от голода.

Вождь заулыбался, когда Водный Стебель перевел ему. Наконец появился кто-то, кого он понимал!

— Я буду сражаться сам! — заявил он.

Но Теодорк отказался.

— Я не могу оставить твоих людей без сильного лидера. Потребуется крепкая рука, чтобы утешить вдов.

Арфы шушукались между собой, пока вождь пытался понять, было ли это похвалой или насмешкой.

— Надеюсь, его меч так же ловок, как и его язык, — донесся до Мéараны шепот Донована.

Вперед шагнули четыре человека, затем, когда назвали его имя, вышел пятый. Они стали в ряд, сжимая в руках мечи. Теодорк посмотрел на их оружие и улыбнулся.

— В моем мире такие называют гладиями, — сказал Дикарь Мéаране. — Их используют на спортивных соревнованиях.

Затем он обратился к стоявшим напротив него воинам:

— Это ваши клинки, посвященные вашим богам именами и кровью?

Они нахмурились, не улавливая смысла обряда, но Водный Стебель перевел им, и арфы закивали.

— Верно, мой собственный.

— Его держал только я!

Теодорк кивнул.

— Тогда я взываю о праве использовать собственные клинки, которые из-за страха перед ними были отняты у меня и лежат теперь в каком-то каноэ.