До особого распоряжения - Борис Пармузин

хороший суп, принес свежего, еще теплого хлеба.

Днем начал моросить дождь. Именно такая погода, наверное, устраивала парней.

- Хорошо... - потер ладони Тухлы.

После вкусного сытного обеда он приказал:

- Спать... Как следует выспаться.

Но отдыха не получилось... Алим поднялся раньше всех. Осмотрев спящих парней, взял нож и

потянулся к халату Пулата. Он знал, что в этом халате зашиты деньги. Чтобы подрезать нитки, вытащить

плотный сверточек, не потребовалось много времени. Но в эти минуты, словно предчувствуя недоброе,

все спали чутко.

Пулат, слегка приоткрыв глаза, следил за ловкими движениями Алима. Когда тот спрятал сверточек

под кошму и спокойно улегся, Пулат вытащил нож и рывком бросился на своего теперь злейшего врага.

135

Шрам от острых зубов Алима покраснел. Казалось, он вот-вот прорвется и снова, как тогда в ущелье,

хлынет кровь.

Тухлы вскочил.

- С ума посходили... - шептал он. - Нас же возьмут.

- Пусть возьмут! - не унимался Пулат.

Алим воспользовался минутным замешательством. Вместе с Тухлы они скрутили Пулату руки.

Скомкав поясной платок, заткнули рот.

Тухлы и Алим, переглянувшись, поняли друг друга. Решение было принято без слов: надо убрать и

этого. Потом, перед уходом.

К вечеру дождь пошел сильнее. Он хлестал по крыше, по маленьким мутноватым окошкам.

Хозяин кормил гостей и с ужасом поглядывал на связанного парня. Что же они с ним будут делать?

Неужели оставят. Парень рычал, стонал... Но никто из его спутников не обращал на это внимания.

- Будем выходить... - наконец объявил Тухлы. - Пойдете сначала вы... - обратился он к двум парням. -

Мы с Алимом выйдем за вами.

Когда двое, сгибаясь под тяжестью вещмешков, вышли в дождь и двинулись по указанной тропке,

Алим позвал хозяина из кибитки.

Тухлы не услышал даже крика, только стук падающего тела. Глухой какой-то стук...

Алим вошел с ножом в руках. Он даже не вытер его.

- Иди! - прошептал он. - Иди, Тухлы. Я сейчас…

На Тухлы он не смотрел. Ноздри раздувались, губа подергивалась.

Тухлы взял мешок и вышел за дверь. Ему казалось, что слышал удары ножа, прерывистое, тяжелое

дыхание Алима. Сколько он так простоял?.. Потом не выдержал, вернулся...

Алим бил по связанному телу спокойно, методично. Он еще не лишил жизни своего врага. Он еще не

добрался до сердца.

Тухлы передернуло... Забил озноб.

- Кончай! Пошли! - хрипло проговорил Тухлы и торопливо вышел из дому. Он подставил лицо под

холодный дождь, прижался к стене. И, когда чьи-то крепкие пальцы сжали его руки, он даже не

шевельнулся. Тухлы тошнило... «Все!» - успел подумать он.

В дом проскочили несколько человек

«Всех взяли... Это точно...» - И Тухлы сполз вниз. Он не мог стоять. И очень хотел пить. Он ловил

дождевые капли, жадно глотал их.

Никогда, даже в пустыне, ему не хотелось так пить...

Из рукописи Махмуд-бека Садыкова

После Великого Октября на территории советской Средней Азии, а затем и за ее пределами стали

создаваться различные контрреволюционные организации. Многие из них бесславно завершили свое

существование сразу же после создания. Наиболее сильной была «Иттихад ва таракки».

В Туркестане эта пантюркистская организация была создана весной 1918 года по инициативе

прибывшего из Турции представителя Хайдаре Шауки. В 1926 году она получила название «Милли

истиклял» («Национальная независимость»).

Прием в эту организацию проходил так. Будущего члена вызывали на собеседование, где он давал

обязательство: «Отныне я вступаю в члены «Милли истиклял» и даю клятву беспрекословно выполнять

все поручения организации и хранить ее тайны».

В этой процедуре принимали участие три человека: один нес наружную охрану, второй заводил

вступающего в помещение, а третий - член руководства организации - стоял за ширмой, произносил

слова клятвы, которые повторял принимаемый. Впоследствии с завербованным держал связь тот, кто его

рекомендовал.

Муфтий Садретдин-хан до конца оставался верен «Милли истиклял» и с надеждой присматривался к

«Союзу спасения Бухары и Туркестана». Эта организация пыталась развить бурную деятельность на

территории некоторых восточных стран, создавая филиалы и в Европе.

ХМУРЫЙ ВЕЧЕР

Муфтий еще не знал о провале группы Тухлы, но предчувствовал беду. Он продолжал смотреть на

выцветший флажок и ворошил прошлое. Свое прошлое. Искал в нем удачи, вспоминал провалы.

Провалы...

Муфтий Садретдин-хан знает главную причину всех бед. Грызлись, делили власть, рвались к ней,

забыв обо всем на свете. Власть - это деньги. А деньги - это все!

Он ходил в драном халате, питался черствыми лепешками.

Плодились общества, организации, банды...

Как хотелось объединить эти силы в одну - огромную, мощную. Ударить бы настоящим кулаком... А

они, руководители организаций, махали ладонями с растопыренными пальцами.

Муфтий Садретдин-хан большие надежды возлагал на работу «Союза спасения Бухары и

Туркестана». Там собрались солидные люди, они могли многое сделать.

136

...Давно пора отшуметь осенним ливням. Но снова зарядил унылый, беспросветный дождь.

Муфтий ненавидел такую погоду. Сидеть одному, в полной неизвестности и слушать шум дождя...

Два месяца назад ему сообщили, что освобожден из тюрьмы его помощник Махмуд-бек Садыков.

Муфтий понимает, как трудно вырваться из столицы. Конечно, Махмуд-бек еще находится под надзором

полиции. Правительство определило срок пребывания Махмуд-бека Садыкова в стране - три месяца.

Срок истекает.

Муфтий прислушивался к чужим шагам, к каждому шороху. Редок гость в такое время года. Очень

плохие дороги. Только неотложные дела могут заставить человека бросить дом, пуститься в путь.

Изредка к муфтию заходит индус, хозяин небольшой лавочки. Он приносит свежие известия, незаметно

оставляет деньги, продукты. Заходит полицейский, пьет чай и молчит. Раньше муфтий рассказывал ему о

прошлом, о чужих городах. Теперь надоело. Да и полицейский ни о чем не просит.

Страшны одиночество и неизвестность.

Но в один из таких ненавистных вечеров и появился гость...

Хмурый старик в поношенном халате топтался на пороге, неумело кланялся. И было в этих поклонах

что-то неестественное. Никогда муфтий не верил таким людям. Старик назвал свое имя и напомнил

муфтию, где они раньше встречались.

- Да-да... - торопливо согласился муфтий и пригласил гостя сесть.

Старик снял мокрый халат, разбитые сапоги, аккуратно все сложил у порога и шагнул к муфтию:

- Да-да... - машинально повторил Садретдин-хан. - Помню.

Он не помнил старика. Муфтий не слишком внимательно рассматривал лица простых эмигрантов.

Серая масса, которую надо подталкивать к цели, которой надо обещать и пока ограничиваться жалкими

подачками. Все они с такими же усталыми, хмурыми или озабоченными лицами. В таких же рваных

халатах и стоптанных сапогах. Муфтий называл таких людей одним словом - босяки.

В дверях показался настороженный слуга.

- У нас гость, - сказал муфтий. - Подай чай.

Муфтий был сыт. Затевать угощение ради незнакомого человека пока не стоило. Нужно узнать, с чем

пожаловал этот человек.

В глубине души Садретдин-хан был рад сейчас приходу любого эмигранта. Он устал от одиночества.

Пусть горькие жалобы у бедного гостя, но есть же и новости...

Старик погладил бородку. Пальцы у него дрожали.

- Устали с дороги? - участливо спросил Садретдин-хан.

- Устал... - сказал гость.

- Сейчас будет чай.

Пока слуга подавал чайник и пиалы, гость рассказывал о жизни эмигрантов в столице. Старик ничего

нового не сообщил: нищета, смерть, пустые разговоры о будущем. И все-таки, казалось муфтию, что

гость чем-то взволнован и с трудом скрывает это. Взглянув на дверь, старик прервал рассказ об

эмигрантах и неожиданно попросил:

- Уважаемый муфтий, нужно, чтобы ваш слуга сходил в караван-сарай за моим хурджуном. Я

побоялся сразу прийти...

Муфтий приподнялся:

- Что там? В хурджуне?

- Не знаю. Вам прислали.

- Кто? - допытывался муфтий.

- Не знаю...

Муфтий привык к тайной пересылке писем, денег, вещей, оружия. К нему являлись самые непонятные

люди, в самых необычных одеяниях.

- Иди! - коротко приказал Садретдин-хан своему слуге.