До особого распоряжения - Борис Пармузин

смеется. Даже люди оглядываются на этого странного заключенного: «Не сошел ли с ума!» - Твои

прошения никто но читает.

- Прочтут, - уверенно говорит Фарида.

Махмуд-бек качает головой и только вздыхает.

- Ну да ладно, может, и прочтут. . - соглашается он. Не надо портить ей настроение. - Может, найдется

такой. Прочтет.

О многом не знает Фарида. Махмуд-бек не имеет права уйти из тюрьмы... Если бы она знала,

например, кто вон тот гордый старик. Он сложил руки на груди, будто совершенно не чувствует цепей, не

обращает на них внимания. Старик, прищурившись от света, с презрением рассматривает поток людей.

Он не просит подаяние. Ему приносят мясо и хлеб. Приносят в камеру эти же стражники, которые сейчас

его охраняют. Принесут за хорошую плату.

Жилистый, черный от ветров пустыни и солнца, он и сейчас стоит во главе большого племени.

Приказано старика держать в зиндане. На базар его вывели стражники на свой страх и риск. Слишком

хорошо заплачено им за эту прогулку. К старику приехали люди из его племени, такие же гордые и

своенравные, как их вождь. Они знают десятки скрытых тропинок и больших дорог, по которым в

соседние страны уходят лихие джигиты и никому не известные чужеземцы. Уходят под покровом ночи. О

их делах никому не известно, кроме этого старика, который сидит почти рядом с Махмуд-беком.

Никакие угрозы и пытки не сломят вождя племени. Ничего от него не добьются самые жестокие

служители тюрьмы. И об этом они хорошо знают.

Да и у кого поднимется рука на человека, чье племя хозяйничает в отдаленных районах страны. У

кого? Люди из племени умеют мстить. У всех есть семьи, друзья, родные...

Махмуд-бек пользуется уважением у старика. Придет день, когда вождь многое расскажет Махмуд-

беку. Надо ждать. Надо упорно ждать. Махмуд-беку нужны дороги, по которым уходят в Страну Советов

чужеземцы, нужны проводники из племени жилистого, неприступного старика.

А как объяснить все это Фариде?

Махмуд-бека давно бы выкупили или украли... Но он еще нужен в тюрьме.

- Скоро... - шепчет Махмуд-бек.

Он проводит ладонью по пальцам Фариды. Пальцы заметно дрожат. Потом берет руку Фариды и,

наклонившись, целует.

Стражники многое повидали в своей жизни, но сейчас удивленно переглянулись. Такого чуда никогда

не видывал и этот шумный, пестрый базар.

Из рукописи Махмуд-бека Садыкова

128

На чужбине я встречался и с тысячами обманутых людей, и с так называемой верхушкой эмиграции.

Эти последние были повинны во многом: они предали родину и народ, они уничтожали, сжигали,

убивали...

Уйдя от правосудия, бывшие курбаши, муллы, баи еще строили планы нападения на Страну Советов.

Я знал многих курбаши, которые спали неспокойно, с маузером под подушкой, боялись своих

подчиненных. Курбаши понимали, что никакое «войско» на угрозах и обмане долго не удержишь.

Басмачество - контрреволюционное движение в Средней Азии - проявилось в форме открытого

бандитизма. Басмач (по-тюркски - басмак) - это притеснитель, грабитель, насильник.

Как оно родилось? Кто его поддерживал?

Старый чекист, участник гражданской войны в Средней Азии Сергей Васильевич Калмыков оставил

после себя книгу «Коран и маузер».

Как очевидец, он рассказал о рождении первой банды в Ферганской долине. Начало

контрреволюционному движению положила так называемая Кокандская автономия, просуществовавшая

с 9 декабря 1917 года по 20 февраля 1918 года.

В январе 1918 года крупный бай Хамдам Ходжи Каландар и создал первую банду. Во главе ее он

поставил вора и убийцу Назара.

Это было время, когда в Ферганской долине свирепствовала «крестьянская армия» кулака

Монстрова, когда белогвардейские офицеры и английские разведчики становились советниками

новоявленных «полководцев», снабжали их деньгами, оружием, обмундированием.

Разве можно назвать движение народным, если у истоков его стояли воры и убийцы?

Я знаю, что многих курбаши отдавали правосудию их же «воины».

Связанный долгие годы с крупными деятелями эмиграции, я очень часто чувствовал на себе взгляды

простых людей, полные нескрываемой ненависти. И в меня летели увесистые камни...

ТЮРЕМНЫЕ СТЕНЫ

Доктор, сдвинув наручник, отыскал пульс. Стараясь не смотреть на Махмуд-бека, сосредоточенно

считал удары. Сердце билось ровно. Оно было спокойным. Казалось, человек подчинил эти удары своей

воле.

В присутствии доктора в камере становилось тихо. Все побаивались этого доброго человека, потому

что появление его обычно было связано с несчастьем. Когда, осмотрев неподвижное тело, он

поднимался и странно шевелил пальцами, все знали: еще один покинул этот суетный, грешный мир.

Не глядя ни на кого, доктор выходил из камеры.

Доктора побаивались. И даже при острой боли, недомогании люди молчали, сжав зубы, повернувшись

к каменной стене. Суеверный страх не покидал их и тогда, когда доктор приходил только к Махмуд-беку.

Но с Махмуд-беком пока ничего не случалось.

- Хорошо вы держитесь... - сказал доктор.

Махмуд-бек невольно улыбнулся, пожал плечами: приходится.

Согнутым указательным пальцем доктор постучал по груди. Неизвестно почему, но глуховатый стук

ему тоже понравился.

- Хорошо...

В камере по-прежнему тихо. И доктор не решается начать разговор.

- Что там? - напоминает Махмуд-бек.

Там - другой мир. Огромный, беспокойный.

- М-м... - неопределенно промычал доктор.

Он сам ждет удобного момента, чтобы передать последние новости.

В углу завозился сумасшедший. Что-то пробормотал, хихикнул... Все повернулись к нему.

- По-прежнему? - спросил доктор о сумасшедшем.

- Да...

- Не разрешают перевести... - как бы оправдываясь, говорит доктор. - Тихое помешательство

считается не страшным. Понимаю, что он пугает людей, создает невыносимую обстановку. Это нравится

стражникам. - Доктор положил руку на худое, костлявое плечо, сжал его: - Держитесь...

- Держусь... - в тон ему ответил Махмуд-бек.

- А там много дел... - кивнул в сторону зарешеченного оконца доктор. - Немец отступает. Бежит. .

При каждом сообщении Махмуд-бек остается невозмутимым. Непонятно, радуется он или нет. Доктор

привык к такой реакции.

- Вы знали Мустафу Чокаева? - неожиданно спросил он.

- Лично не знал. Он старше меня. Но, конечно, много слышал. Он возглавлял Туркестанский комитет.

В Париже...

- В Париже немцы его арестовали, как английского агента.

Махмуд-бек знал об этом. Он кивнул.

- Мустафа Чокаев, уже находясь в тюрьме, вынашивал одну идею, которую и предложил Гитлеру, -

создание Туркестанского легиона.

129

Махмуд-бек кивнул головой: тоже известно. И это его не удивило. Шарахаются лидеры туркестанской

эмиграции от одного хозяина к другому, лишь бы спасти шкуру.

- Чем это кончилось? - спросил Махмуд-бек.

- Легион стали создавать... Но для Чокаева все кончилось плохо. Он умер.

Махмуд-бек вопросительно посмотрел на доктора:

- Просто умер?

- Пожалуй, не просто. Он заболел: тиф. В госпитале находился в одной палате со своим другом Вали

Каюм-ханом...

- И этот друг в один прекрасный день…

- Вы знаете?

- Догадываюсь... Как?

- Говорят, отравил.

- Похоже на них...

- Вали Каюм-хан стал президентом Туркестанского национального комитета. Комитет создан

Гиммлером.

- Откуда эти сведения? - спросил Махмуд-бек.

- Из официальной печати. Я думал, вам будет интересно знать.

- Да, дорогой доктор, это интересно...

- Ну и вот. . - Доктор снова сжал плечо Махмуд-бека. - А теперь мне надо идти…

- Спасибо вам...

Доктор промолчал.

- Надо... - повторил он, но сам не поднимался с места. - Один вопрос?

- Пожалуйста, дорогой доктор.

- Я догадываюсь о ваших возможностях. Почему вы их не используете? - Доктор многозначительно

осмотрел камеру.

Да... Такие возможности у Махмуд-бека давно были - оказаться на свободе.

- Доктор, - сказал он, - когда вы придете ко мне в гости, за хорошим чаем мы обязательно поговорим...

- Да-да... - рассеянно согласился доктор.

- Не обижайтесь, - попросил Махмуд-бек.

Доктор улыбнулся. Они даже не слышали, как истерически, надрываясь, начал хохотать

сумасшедший. Заключенные испуганно косились в сторону больного.