М.С. - Владимир Чистяков

— Я вообще-то только начала веселиться — сквозь зубы выдавила Марина, поигрывая кухонным ножом.

— Знаешь, прекрасная дама, мне вовсе не улыбается любоваться на рыцарский турнир в стенах моего замка, который плавно перейдёт в обыкновенную пьяную поножовщину.

— Не смешно. — снова сквозь зубы, и на этот раз злобно. Взгляд Сашки невольно зацепился за графин на столе. В него наливали только воду, все остальное Марина пьет из заводского производства емкостей.

Повисла напряжённая тишина. Чуть ли не осязаем запах готовой вот-вот разразится грозы. Марина никогда не уступает. Все знают. Только и сестра не менее гордая, и столь же упрямая. Наверное, пару минут они переглядывались. У обоих во взгляде играет плохо скрываемое бешенство. Только у одной ещё и боль. Тщательно скрытая. Но есть она. Остальные молчат. Сашка считает, что права не имеет вмешиваться. Дима и Сергей действуют по грэдской поговорке — лезть в еггтовскую свару, то есть заниматься заведомо безнадёжным делом.

Сергей поднялся.

— Я пожалуй пойду.

Дима взглянул на Марину.

— Свободен, — безо всякого выражения.

Затем она с силой метнула в стену нож. Деревянная панель треснула сверху донизу.

— Психуешь? — спросила Софи.

— Нет, просто думаю, что сгореть в том броневике было бы лучше. Нож из стены кто-нибудь выдерет или так торчать и будет?

Софи с трудом выдергивает нож, плашмя швыряет на стол, и протянув руку приказным тоном говорит Марине.

— Ключи.

— Пошла ты!

— Ключи!

Марина шарахнула связку об пол, словно гранату, и отрывисто говорит, обращаясь к Сашке:

— А, и ты здесь. Хочешь, наверное, знать, что за ключи? Могу объяснить: Моя сестрёнка до смерти боится, что я пальну себе в висок. А ключи от сейфа с пистолетами.

Она резко развернулась на кресле.

— Завтра попрошу тебя нам не мешать. Ты и здесь себе место найдёшь. А у меня всё осталось там. И этого уже не вернёшь. Дверь открой!

Она укатила. Софи устало опустилась на стул.

— Тяжело с ней жить.

— Очень, — устало отозвалась Софи, — Дома мы последнее время почти не виделись, и это было к лучшему. А здесь… — она махнула рукой. — Мы все переживаем синдром войны, а она тяжелее всех. Мог что-то сделать, и не сделал. Это нас гложет. А она знает это и добавляет. Она ведь может сказать «крысы тыловые, я кровь проливала, а вы прятались», и это будет не слишком далеко от истины. А она занимается тем, что постоянно разжигает у нас чувство вины.

— Вины перед кем? — Сашка не могла ничего понять, во взаимоотношениях сестёр для неё открывалась какая-то новая страница, гораздо более жуткая, чем предыдущие.

— Перед кем? А друг перед другом, и перед всем миром. Она ведь живёт только надеждой когда-нибудь вернуться, и больше ничем. Больше ничем. — задумчиво повторила она, — Ведь только это надежда сдерживает её от того, что бы пустить себе пулю в висок. Я это чётко знаю. Она очень нервная. У неё серьёзно травмирована психика. Войной и не только. Она переполнена ядом, переполнена злобой и ненавистью ко всему человечеству и к каждому человеку в отдельности.

Я то к её характеру привыкла, он у неё всегда был довольно тяжёлым. А их троих она совершенно откровенно травит. Да и тобой уже занялась.

— Пожалуй это верно. — согласилась Сашка. Человеконенавистнических высказываний от неё Сашка наслушалась уже преизрядно. — Но ведь, насколько я поняла, её жизнь временами складывалась просто ужасно. И нет ничего удивительного в том, что она такая озлобленная.

— А! — Софи махнула рукой, — Ты всегда всех защищать готова. И уж поверь мне, Марина совершенно не тот человек, который нуждается хоть в чьей-то защите. Она не в коей мере не жертва. Она боец. И страшный боец. Ей убить человека — что муху прихлопнуть. И даже проще. Как в бою, так и из-за угла. Она очень на страшные вещи способна. И если она встанет, то начнётся что-то чудовищное. Можешь мне поверить.

— Ты ее, безусловно, знаешь гораздо лучше меня. Но, ты может, будешь смеяться, но она вовсе не жестока, и вовсе не зла. Она просто страшно озлобленна. И за этими шипами и иглами вовсе не видно её истинного образа.

Софи смотрит на Сашку, как на глупенького ребёнка, которому надо объяснять самые простые вещи. И уже далеко не в первый раз.

— Не забывай про то, что она ещё и политик, а хороший политик всегда ещё и неплохой актёр.

— Она сейчас не играет. Ей действительно очень плохо. Ей намного хуже, чем любому из вас. Она ведь потеряла абсолютно всё, что было в её жизни, у неё ведь не осталось даже её ребёнка.

И просто полностью пусто на душе. И ты это понимаешь.

— Да понимаю, но у меня попросту нет пути к её совершенно закаменевшему сердцу.

И Софи рассказала всё о своём мире. О конфликте великих империй, и их внутренних проблемах, о своей жизни и войне с чужаками. Обо всём, что творилось где-то в ином пространстве. О том, чем они жили почти всю свою жизнь. И волей обстоятельств лишились всего. Сашка читала о путешествиях во времени и в параллельные миры. А теперь видит людей оттуда. Им нельзя завидовать. Пусть они довольно сносно адаптировались к чужому миру. Не испытывают материальных проблем. Но в остальном…

С нервами у них у всех после войны крепко не в порядке. Особенно у Софи. У сестры, конечно, тоже есть определённые проблемы, но она очень волевой человек, и проблемы с психическим состоянием начнутся скорее не у неё, а у тех, кто с нею часто общается. А Софи из-за здоровья сестры переживает больше её самой. Ей жалко Марину. И Софи очень тонкая натура, и колоссальную роль в её жизни играют эмоции. А Марина абсолютно безжалостна, и больше всего на свете ненавидит именно выглядеть хоть в чьих-либо глазах человеком, который может вызывать сочувствие и жалость.

Но ведь это так и есть, ей двадцать пять лет, а она калека, прикованная к инвалидному креслу. И знает, что ей не встать, но не может с этим смирится.

Сашка не зла, и помнит добро, но с тех пор, как живёт в этом странном доме, старается держаться подальше от человека, по воле которой её избавили от многих жизненных проблем. В том числе, и от самых серьёзных. Да, она благодарна Марине. Хочет ей помочь. Но и быть вечной мишенью для её озлобленного настроения, тоже не намерена. Хотя, Софи и говорит ей, что с тех пор, как она поселилась у них, Марина несколько оттаяла. Может, и так, Софи Сашка из вежливости поддакивает, но про себя думает, что Марина не переменится, а Софи просто видит то, что очень хочет увидеть.

Марина уже не изменится никогда. Слишком уж много плохого было в её жизни. Она просто комок ненависти, злобы и ярости. Она словно вся переполнена ядом. В котором травится сама. И травит других. Ведь почти невозможно слушать её человеконенавистнические рассуждения. А их от неё слышишь почти каждый день.

— Ах, да, и вот теперь мы здесь. Человеку с замашками Марины, да и моими тоже теперь даже остров Святой Елены покажется курортом. Ибо оттуда всё-таки был шанс сбежать. Пусть, ничтожный, но был. А вот отсюда…

— Но вы же как-то попали сюда…

— Установку в подвале видала?

— Да.

— Ну, так вот, — раздражённо сказала Софи, — у неё нет, необъяснимая фигня с блоком перехода. В переводе на русский, это означает, что мы отсюда сможем вернуться, только если там этого хоть кто-нибудь захочет. Для нас же активировать установку невозможно в принципе. Вот так! И пошло всё к дьяволу! — Софи изрядно отхлебнула из фляжки и продолжила.

— Мне ведь здесь тоже несладко. Я слишком привыкла к известности. Выставки, богема, статьи в газетах, интервью, свора всякой швали, увивающаяся вокруг тебя, и то, когда тебя узнают на улицах, балы, приёмы и многое, многое другое… К этому привыкаешь, и просто не можешь без этого жить. А здесь ко мне отношение просто как к богатой и взбалмошной стерве. Каковой я в значительной степени и являюсь. Но ведь у меня есть и другой облик. Правда, умение одеваться, в том числе и в маскарадные костюмы, относится к числу моих несомненных достоинств.

— Я сознательно стремлюсь выглядеть так, чтобы любой стремился выбрать именно меня. Проблема только в том, что это он будет считать, будто выбирает он. А на самом деле выбираю я. Кружить головы умею мастерски. Этого у меня не отнять. Но ещё никто не может похвастать, будто он остановил свой выбор на мне. Ибо выбираю я и только я.

— Ну, а первое впечатление обо мне — либо очень дорогая шлюха, либо просто подстилка какого-нибудь распальцованного, в любом случае с полным отсутствием мозгов. То есть, как ни крути, а мнение не слишком благоприятное. Или скажешь, что я выгляжу как-то иначе? — а ведь такое спросит только на 200 % уверенная в своем превосходстве.

— Не знаю, мне ты, например, показалась классической современной принцессой.