Гарольд Дурсль - ur1ka

- Привет, Гарри, - Ремус робко улыбнулся. - Когда-то я держал тебя в руках. Ты был вот такой маленький, - он развел руки в стороны, показывая что-то размером с полметра. Рядом мерзко захихикал Драко. Гарри немедленно смутился. Все такими были. Какая-то начальная симпатия к другу Сириуса немедленно испарилась. Он бы еще начал показывать фотографии, где Гарри голый и на горшке. Рука была нетерпеливо вырвана из ладони Ремуса, а Гарри нахмурился, исподлобья посматривая на оборотня.

Захотелось ответить чем-то ужасно ехидным и злым. Но его опередил Люциус:

- Оборотень? В моем доме? Сириус, кажется, мы договаривались?

Сириус добродушно улыбнулся, опуская руку на плечо смутившегося Люпина:

- А еще мы договаривались о том, что я найду приемлемого учителя по Защите. Знакомься - Ремус Люпин, профи. Признанный даже Дамблдором. И если я буду сотрудничать с бывшим Пожирателем, то почему бы тебе не смириться с оборотнем под твоей крышей?

Люциус закусил губу. Драматически помолчал и нехотя выдавил:

- Мистер Люпин, в моем доме вам придется соблюдать ряд правил. И это не обсуждается.

Ремус чуть поклонился.

- Ваш дом, ваши правила, мистер Малфой. Я слушаю.

Люциус набрал в грудь воздуха, как перед прыжком в воду:

- В подвале находится клетка с посеребренными прутьями решетки…

Ремус поторопился прекратить унижение хозяина поместья. Он опять робко и уважительно улыбнулся:

- Если хотите, я могу и поселиться там. Уверен, что ваш подвал будет намного лучше моего последнего пристанища. Надеюсь, звукоизоляция там хорошая. Я, знаете ли, вою, -улыбка стала чуть более смущенной.

Люциус немедленно откровенно возмутился. Он выпрямился и, вскинув голову, уверенно заговорил, как будто утверждая единственную истину:

- Мои слова не были оскорблением. Я всего лишь пекусь о безопасности доверенных мне детей. Для проживания вам будет выделена комната рядом с комнатой лорда Блэка. Клетку будете занимать в полнолуние. Еще вы смените гардероб. Учитель моего сына не может ходить в обносках, - он брезгливо приподнял концом трости подол потрепанной мантии.

Люпин опустил голову, но было видно, что он не впервые подвергается насмешкам. Легкое движение плечами - он как будто хотел ссутулиться - вот и все, что выдало его реакцию на откровенное унижение.

- Простите, лорд, но вряд ли мои финансовые возможности…

А вот Люциус практически взбеленился. Вытянувшиеся в прямую линию губы, почти побелевшие от напряжения, едва ли не затряслись от обиды. Гарри понять не мог, что могло настолько вывести из себя обычно благодушно-сдержанного аристократа. Но Люциус уже пояснял. В своей короткой эмоциональной речи он помянул всех грифов, бросающих друзей в лапах нищеты; старого маразматика, пользующегося людьми, как игрушками - развлекся и забросил в чулан; и, главное: недопустимость дальнейших оскорблений от незнамо кого. В целом Гарри понял одно: со стороны Люпина в заботе о новой одежде требуется лишь одно - сходить и померить.

Сириус покраснел. Он стоял и разевал рот, словно выброшенная на берег рыба. Те невнятные звуки, что он смог выдавить, переводились как упреки собственной тупости и, заодно, оправдание ей же. Что-то вроде того, что он боялся оскорбить друга подачкой. Вот тут несколько успокоившийся Люциус вспомнил, что свидетелями безобразной по всем меркам сцены являются дети, и немедленно выгнал их прочь, напомнив о необходимости привести себя в порядок перед обедом.

* * *

В этот день они еще смогли насладиться отдыхом. Утром следующего дня начались неизбежные и давно обещанные мучения. Сначала их терзал Люциус. К десяти он обязан был появляться в Министерстве, так что побудка в семь и начало занятий в восемь даже не обсуждались. В ответ на первую же жалобу мистер Малфой внятно пояснил, что сам он встает в пять, так что вполне может назначить первый урок и на семь утра. Больше этот вопрос не поднимался. Правда, полтора часа с Люциусом были невероятно интересны. Геральдика (Гарри начал подозревать, что угроза выучить наизусть все двенадцать томов была не такой уж и угрозой. Скорее страшной реальностью. Но только страшно интересной), родовые законы, как основа родовой магии, начальные понятия о стихиях и самое лучшее - теория построения заклинаний.

Затем за них принимался оскорбительно выспавшийся Сириус. Оказалось, что «все Блэки всегда были непревзойденными специалистами по арифмантике и рунам». После двух часов непрерывных расчетов Гарри казалось, что цифры лезут у него даже из ушей. Люпин и Томас принимались за них после обеда. Однажды после урока Люпина Сайф, остекленело глядя куда-то в угол, заявил, что, пожалуй, хотел бы присоединиться к охотникам за оборотнями. Тогда он избавился бы от мышечной боли. И что он вообще не понимает, как можно настолько жестоко обращаться с невинными детьми. Драко только простонал в знак согласия, а вот Гарри опять забеспокоился.

Ничего такого он не ощущал - ни магического истощения, ни физической усталости - а ведь Люпин гонял его жестче, чем остальных. В чарах Гарри оказался самым слабым учеником. Томас списывал все неудачи на порывистость движений и советовал заняться бальными танцами. Драко было оживился, представляя, как погоняет Гарри, но понял, что сил на еще одни уроки не хватит. К началу июля они несколько втянулись. Нет, уроки на каникулах по-прежнему оставались каторгой, но времени хватало и на мелкие пакости. Хотя, по мнению Блейза, по возрасту им пора было переходить на пакости более крупного масштаба.

Но в тот день Гарри уже за завтраком чувствовал себя выжатым, как лимон. Всю ночь ему снилась какая-то белиберда, так что едва проснувшись, он немедленно снова захотел спать. Уныло прожевывая бесконечный бутерброд, Гарри с сонным раздражением прислушивался к разговору за столом. Вернее, к его обрывкам. Размеренное «бу-бу-бу» взрослых временами разбавлялось визгливым сопрано Блейза или капризным прискуливанием Драко. Блондин опять что-то выпрашивал. Захотелось просто опустить голову в кашу и заснуть. Решение пришло внезапно. И подсказал его Невилл. Он поинтересовался у Малфоя зарослями рододендрона почти у ограды парка. Гарри совершенно не понял, чего хотел Лонгботтом, но вспомнил о миленькой полянке посреди кустарника. Там можно укрыться и вздремнуть от души. И уже через четверть часа он удобно устраивался на прихваченной из прихожей мантии.

Крепкий сон постепенно сменился на сонную одурь. Гарри уже выспался и даже проснулся, но разморенный почти полуденным солнцем не спешил ни шевелиться, ни открывать глаза. Он валялся растекшейся по песку медузой и наслаждался покоем и абсолютным ничегонеделаньем. Состояние, которое он гордо назвал «кататония». И которое кто-то нагло разрушил. Сначала Гарри честно пытался не замечать неприятного бухтения едва ли не над ухом, но звук нарастал, и пришлось открыть глаза. Спросонья он ожидал увидеть над головой недовольного Сириуса, или укоризненного Люпина, или еще кого. Но увидел только небо и цветы. Разговаривали на тропинке, огибающей кустарник и ведущей куда-то в заросли одичавшей ежевики. Туда не рисковал соваться даже Невилл.