Зов пахарей - Хачик Даштенц

– Три пуда овса и один могильный камень в Артике над погибшим гайдуком, – повторил смуглолицый.

– Молодец, сынок. Давай действуй.

Осажденная столица Не успел Андраник отъехать от Эчмиадзина, темной ночью принесли ему весть о том, что на берегу Раздана семь человек из его солдат убиты и что перестрелка в городе не стихает.

Полководец, прощаясь, сказал своим солдатам, чтобы они без пропуска не входили в Ереван. Но солдаты, забыв про предостережение, кинулись на базар. Была пасха, на базаре народу толклось великое множество. Один из солдат решил продать своего коня, чтобы денег сколько-нибудь заиметь на обратный путь.

Когда он переходил мост через Раздан, его остановил полицейский:

– Пропуск есть?

– Нет.

– А оружие?

– Нет.

И вот полицейский, под видом того, что ищет оружие, отнимает кошелек с деньгами, поворачивается и уходит прочь. А товарищ этого солдата догоняет вора и велит ему вернуть деньги.

Тут подходит к ним один из офицеров нынешнего правителъства и, вместо того чтобы выяснить, в чем дело и вернуть деньги хозяину, принимается выгораживать полицейского. Солдаты Андраника выражают возмущение, а тот офицер, не долго думая, стреляет в них. На выстрелы сбегаются другие солдаты. Начинается потасовка.

Командиру ереванского гарнизона Дро было доложено: мол, солдаты Андраника, придя из Эчмиадзина в Ереван, перевернули вверх дном пасхальный базар, избили на разданском мосту полицейского и офицера, а когда их призвали к порядку, стали поносить правительство Армении и вообще вели себя вызывающе и напрашивались на драку.

Дро приказал отправить для усмирения смутьянов пятьдесят своих солдат, но эти пятьдесят солдат, родом все ванские, ответили: «Мы в наших братьев стрелять не будем». Тогда Дро отправил других солдат, и не пятьдесят уже, а целую сотню. Эти открыли огонь по сасунцам. Сасуицы забросали камнями машину Дро и отняли у полицейских три ружья. Несколько человек из войска Андраника убиты, есть раненые, многие арестованы.

Получив это известие, Андраник тут же снова собрал свое войско, которое было распустил, и разоружил эчмиадзвнский гарнизон. Потом перекрыл все дороги, соединяющие Эчмиадзин с Ереваном, и спешным порядком двинулся на Ереван. Разгневанный гайдукский предводитель осадил столицу дашнаков со стороны старого Разданского моста и Цицернакаберда и направил жерла пушек на здание армянского парламента. Красное знамя, подаренное женщинами Зангезура, вновь развевалось на холмах Далмы, напротив Ереванской крепости. Андраник потребовал, чтобы ему выдали его убитых солдат и чтобы виновные были наказаны. «Даю час времени и требую, чтобы все арестованные были выпущены, – написал он в ультиматуме, – в противном случае снимаю с себя ответственность за кровопролитие, которое неминуемо».

Дашнакские заправилы были напуганы. В городе начался переполох. «Андраник окружил Ереван. На Далме их знамя. Гайдуки хотят напасть на парламент», – слышалось отовсюду.

Дро попытался связаться с Эчмиадзином. Эчмиадзин не отвечал. По полевому телефону связался с Маргарой. Маргара сообщила; «Андраник испортил всю связь и идет на Ереван». Связался с Арташатом: «Андраник идет на Ереван, срочно соберите гарнизон и двигайтесь к Разданскому мосту». То же самое распоряжение Дро сделал, связавшись с Аштараком: «Андраник идет на Ереван. Перебросьте все силы к садам Далмы».

Потом командующий ереванским гарнизоном приказал выстроить на берегу Раздана три сотни – одну кавалерийскую и две из пехоты. После чего сел и написал письмо Андранику:

«Андраник, мы все воспитаны на твоих революционных действиях в Сасуне. Наслышавшись разных слухов, поверив домыслам пьяниц и всякому сброду, ты движешься сейчас на Ереван. Я прошу своего боготворимого гайдукского предводителя отказаться от решения идти на столицу.

Одновременно, как командующий ереванским гарнизоном, считаю своим долгом предупредить тебя, что, если ты не выведешь войско из Цицернакаберда, я буду вынужден прибегнуть к оружию. Смею тебя заверить, что ты не войдешь в Ереван. Все необходимое для этого уже предпринято».

Прочел Андраник письмо Дро и хлестнул плеткой плешивого гонца, потом разорвал бумагу и говорит: «Дурак этот Дро, чего он лезет! Мне до него нет никакого дела. У меня счеты с ереванским правительством».

Но как раз в ту минуту, когда предводитель гайдуков собирался обстрелять здание парламента и двинуть силы на Ереван, прискакали запыхавшиеся епископ Гарегин и архимандрит – посланцы католикоса.

– Что ты делаешь, полководец? – крикнул епископ Гарегин, падая перед Андраником на колени. – Год назад весь наш народ, как один, встал против османских захватчиков, а теперь ты сам идешь на армянскую столицу? Известная вещь, что, обжегшись на молоке, дуют на воду.

Я понимаю, у тебя не уста обожжены, а сердце. Но опомнись, полководец. Что расскажут о тебе эти две вершины грядущим поколениям? Три тысячи лет стоит под их сеныо армянская столица, и теперь ты решил уничтожить ее? Одумайся, полководец, твое светлое чело всегда было обращено к звездам. И пусть так будет и впредь. По повелению армянского католикоса с крестом в руках стою я у ног твоих и прошу отступить от братоубийственной войны.

В это время со стороны Далмы пришли военные представители просить Андраника воздержаться от опасного шага. Они обещали немедленно разыскать и выдать всех убитых, раненых и арестованных солдат. И, словно бы в подтверждение своих слов, они привели раненного в колено сасунца, которого Андраник тут же переправил в Эчмиадзин.

Военные сказали, что зачинщиками драки были подчиненные Дро, и обещали наказать их.

Все это подействовало на полководца, в особенности же слова епископа Гарегина, и Андраник приказал отозвать войско и орудия и вернуться в Эчмиадзии. Дро в тот же день отправил Андранику в Эчмиадзин три пуда овса и, отдав распоряжение поставить на могиле сасунца-гайдука камень, сбежал в Дилижан. 27 апреля утром гайдукский предводитель, взяв с собой двести семьдесят солдат, покинул Армению. Со станции Шаали он дал телеграмму министру внешних дел Грузии: «Преследуемый правительством Араратской республики, прошу убежища на вашей гостеприимной земле. Прошу разрешения войти в Тифлис мне и моим солдатам».

В Грузии он пробыл недолго. Оседлал коня, взял солдат и пошел дальше. До самого Черного моря дошел. Большую часть своих солдат он устроил в городе Батуми на работу, кое-кого отправил в Болгарию и Румынию, а некоторые вернулись с Аджи Гево в Армению. А сам полководец с несколькими преданными ему солдатами погрузился на английское военное судно.

И коня своего Аслана с собой взял. Военное судно доставило их сначала в Европу, а затем в Америку.

Запомни мой адрес Вскоре раненный в колено солдат выписался из госпиталя. Вот что рассказал он об этих событиях и о том, как прощался с ним Андраник:

«В апреле мы прошли Базарчай и лесами Гергеры спустились к Давалу. По дороге мы всюду видели одну и ту же картину: люди, давно уже, видно, голодающие, набросились на первую весеннюю зелень. Изможденная и обескровленная Армения испускала дух на наших глазах.

Андраник, потрясенный всем этим, принялся вслух ругать дашнаков. Полковник Гибон, подойдя к полководцу, выразил ему свое соболезнование – положение действительно было удручающее. Андраник подозвал переводчика:

– Скажите этому негодяю – был бы Лондон в таком положении, а я пришел бы выразить ему соболезнование! Пусть проваливает! О, негодяи, как злостно обманули они своего верного союзника!

На следующий день смотрим – идет поезд.

– Товарищ Андраник, я привез хлеба для твоего войска, – сказал Дро, спрыгнув на землю. Но Андраник не дал ему даже договорить, поднял руку: заткнись, мол, и бросил ему в лицо с презрением:

– Дро, это когда же мы вместе выходили на разбой, что ты меня своим товарищем называешь?

Полководец вызвал Аджи Гево и велел проверить первую теплушку: что, мол, там…

– Хлеб там, паша, – доложил Аджи Гево.

– Принеси мне одну буханку.

Взял, переломил пополам и видит – рис вперемешку с опилками.

– Значит, в Ереване голод, – сказал Андраник. – Отдайте, пусть везет обратно, – и велел запереть дверь теплушки.

Пришел священник из села Давалу: мол, если отказываетесь брать, отдайте нам, какой-никакой, а хлеб, в нашем селе голод.

– Сын мой, – сказал паша солдату, – открой дверь вагона и отдай весь хлеб святому отцу.

Священник привел людей, и они разобрали весь хлеб. А поезд полководец оставил в своем распоряжении.

– Прицепи еще несколько вагонов, – приказал полководец начальнику поезда. – Погрузим войско и боеприпасы. Да знай, не в Ереван везешь, а прямиком на станцию Эчмиадзин.

Вскоре поезд с пехотой и боеприпасами ушел.

Остались мы при конях.

– По коням! – прозвучал приказ, и конница понеслась следом за поездом.