Волга - матушка река. Книга 1. Удар - Федор Панфёров

Город рос сказочно: каких-нибудь пять месяцев тому назад Аким Морев и Иван Евдокимович по этим вот улицам въезжали в Приволжск, видя всюду развалины, а теперь здесь красуются многоэтажные дома, закладываются и растут новые.

Это радовало Акима Морева, и он мысленно благодарил тех, кто поднимал из руин город, зная, что его поднимает вся страна: материалы сюда идут из Ростова, Саратова, Свердловска, Магнитогорска, Москвы, Ленинграда, Новосибирска и даже из Алтайского края… И Аким Морев кланялся тем людям, мысленно произнося: «Спасибо вам, товарищи! Спасибо! Ах, если бы и в сельском хозяйстве у нас было бы так же, как на заводах, фабриках, как на строительстве города». И, обращаясь к академику, проговорил:

— Мысль, конечно, моя наивная… но все равно выскажу. Строится город… и бурная весна этому не помешает.

— Не понимаю.

— Город не зависит от погоды.

— А, вон что. Ну, придет время, и сельское хозяйство не будет зависеть от погоды… вернее, от случайностей погоды. Мы с вами — да и все колхозники вашей области — еще младенцы перед злыми силами природы, перед суховеем в первую очередь. Младенцы. Придет Большая вода, вырастут леса, и мы превратимся в силачей. Астафьев — тот уже силач. Вот увидите.

Машина несется по древнейшему тракту Урал — Волга — Дон — Черноморье, изрезанному во всю ширь глубокими колеями, уже заросшими придорожными травами. Разбрасывая по обе стороны старые наезженные колеи, тянется гудронированное шоссе.

Аким Морев из истории знал, что именно здесь, вдоль этого древнего тракта, когда-то обитали скифы, потом хазары, оставив после себя памятники — курганы, а из старинных записей было известно, что тут росли леса, в которых водились волки, медведи, лоси… ныне же всюду стелются ровные, необозримые степи — глазом не окинешь.

Что произошло, какая свершилась катастрофа?

Иван Евдокимович уверяет, что купчишки вырубали не только вишневые сады Чехова, но и леса. Вряд ли это применимо к здешнему краю: ведь леса-то погибли еще в те времена, когда купчишек и на земле не было. Возможно, леса сгинули в период разлива Каспийского моря… Но тогда не было бы записей свидетелей. Да и другое доказательство имеется: до сих пор на днищах рек находят в три обхвата мореные дубы. Не могло же их принести полыми водами со Средней Волги — за тысячу, две тысячи километров. Вероятно, они росли по берегам рек и попадали на дно. И ныне растут в той же Докукинской балке, да и вон — в овраге кудрявятся молодые, никем не саженные дубки.

Академик, как бы подслушав мысли секретаря обкома, глядя на кудрявые дубки, растущие по склону оврага, заговорил:

— У нас есть ученые, которые уверяют, что пустыня не наступает и не отступает. Чепуха! Это такие ученые, которые мир рассматривают… как фотокарточку: все застыло, и застыло навечно. Чепуха! Если бы пустыня не наступала и не отступала, то и нам не нужно было бы наступать на нее. Нет, она наступает по своим неизбежным законам и отступает по своим неизбежным законам. Когда-то вот здесь было дно Каспийского моря, ныне мы с вами мчимся по гудронированному шоссе. Неподалеку от Астрахани когда-то Батый расположился ордой. Что же вы думаете, в голой степи он и остановился? — как бы споря с кем-то из своих противников, горячился академик. — Полагаете, судари, что татары, завладевшие к этому времени почти всей Азией, пол-Европой, так, по глупости, и сели на выжженной степи? Дудки! Они не дураки были. А-а-а, вы мне сейчас возразите, дескать, я возвеличиваю поработителей славян. Чепуха! Я не возвеличиваю, а привожу жизненный факт, если вам недостаточно геологических фактов. Пустыня наступает и отступает. А мы своим безобразным отношением к дарам природы, особенно к лесам, помогаем ее злым силам: открываем ворота наступлению пустыни. Вот что, голубчики, я утверждаю. Когда-то люди под руководством купчишек всех мастей, в том числе и картежников — помещичьих сынков, самих помещиков, вроде Стивушки Облонского из «Анны Карениной», помогали наступлению пустыни. Ныне нам дана полная возможность наступать на пустыню. Наступать!

— Разумно… наступать, а не кирпичи выращивать.

— Это вы к чему о кирпичах?

— Помните? Вы говорили председателю колхоза «Гигант» Жуку: «Иной вздумает в поле кирпичи выращивать»… Вот и в Левобережье мы видели… кирпичи.

— Опять взялись за лиманы?

— За них, — видя, как академик начинает кипятиться, улыбаясь, произнес Аким Морев, хотя у самого на душе тоже все бурлило. — За них, — повторил он. — И еще, видели мы там лесополосу. Такая же, какую мы имели честь с вами лицезреть в Разломовском районе. Медведю уж никак не водиться в той дубраве.

— Где уж? Сорока и та гнезда не совьет, — возмущенно произнес Иван Евдокимович. — Но ведь все это состряпали якутовы по принципу «валяй-давай». Правительство разумное постановление выносит, а они, сторонники «валяй-давай», это постановление оглупляют. Но и вы не оглупляйте меня, — вдруг вспылил академик.

— Это как же так? — спросил Аким Морев, тоже накаливаясь.

— Не превращайте меня в служанку. Я слуга народа, а не служанка. Я жил, трудился, работал, боролся со всяческими «штукарями» в агрономии не ради того, чтобы заниматься лиманами или разведением помидор в Тубинской пойме. Есть мастера по выплавке стали, а есть и те, кто из этой стали делают… ножи и вилки, например, — тоже вещи полезные.

— О-о-о, — подражая Ивану Евдокимовичу, заокал Аким Морев.

— Вы не дразните меня, Аким Петрович.

— Иногда это полезно: становишься более энергичным и предприимчивым.

— Выращивать ли помидоры в Тубинской пойме? Глупо было бы не выращивать, — продолжал Иван Евдокимович, будто не слыша слов Акима Морева. — Выращивать ли там сады? Глупо было бы не выращивать их там. Сеять ли пшеницу по лиманам? Глупо было бы не сеять ее там… Все это надо. Все это полезно и обязательно, но… но и не так сложно, как не так-то уж сложно из самой лучшей стали делать ножи и вилки, например. Кликните только клич, дайте технику — и десятки тысяч людей, засучив рукава, с удовольствием примутся за дело. Но вот вырастить сад в полупустыне, как его вырастила Аннушка, — это уже равняется перелету Чкалова через Северный полюс.

— Ну, хватили!

— Не хватили, а точно. Преобразовать поля района так, как это сделали колхозники под руководством Астафьева, — это равно чкаловскому перелету. А победа над суховеем значительней иного великого открытия. В Советском Союзе люди покончили с народным бичом — суховеем! Вот о чем тогда заговорит весь мир.

— К победе над суховеем надо идти многими путями, — возразил секретарь обкома, думая: «Одержимый ты, дорогой академик».

— Лиманы — это не путь к победе над суховеем. Это приспособление к злым силам природы. Мы, батюшка мой, добьемся изобилия лишь после того, как овладеем законами природы, а не тогда… когда… когда ваш редактор Рыжов напишет статейку под названием «Победа коммунизма».

— Злой же вы сегодня, — заметил Аким Морев, смеясь.

— Как не быть?! Правительство, партия подхватили народную мечту о преобразовании природы, а «штукари», взявшись за выполнение этой великой задачи, состряпали безобразие. Ну, мы ныне пойдем разумным путем.

— Это хорошо — разумным. А лично вы откуда собираетесь разумно наступать? — глядя на задорного Ивана Евдокимовича, спросил Аким Морев.

Тот удивленно посмотрел на него:

— Не знаете, что ли? Правительство решило открыть ряд отделений Академии наук в Нижнем Поволжье и направило туда руководителей. Меня, например, к вам, в Разломовский район.

— Злые языки говорят, что отделение-то обосновали в Разломе ради… ради…

— Ради чего?

— Ради Аннушки, говорят.

— Болтают.

— Конечно, — согласился Аким Морев. — Конечно, вы могли бы Аннушку перевести и в другой район.

— О нет, трудно: у нее сад. Такой сад за один год не вырастишь. Ну, а отделение можно было б открыть и в соседнем районе, а можно и в Разломе. Ничего не изменится. Так я и решил, лучше в Разломе.

Аким Морев подумал про себя: «Я тебя, милый мой, все равно перетащу в город и заставлю руководить всеми агрономическими силами области, той же Еруслановской станцией, тем же Светлым опорным пунктом… и мы организуем новые опытные станции, новые пункты, а вместо отделения создадим филиал Академии наук, — Аким Морев чуть не рассмеялся и чуть не выдал свою затаенную мысль: Ларин достраивает пятиэтажное здание для управления строительства гидроузла. В центре этого здания — лаборатории, а боковые корпуса — квартиры. Но ведь правительство предложило перенести строительство городка гидроузла с правого берега Волги на левый. — Вот мы скоро к Ларину приступим «с ножом к горлу», скажем: «Отдай здание под филиал Академии наук».

По степи уже бродили вихри пыли, напоминающие футболистов: вдруг там и там поднимется черный, уходящий ввысь, как морской смерч, вихрь и побежит, побежит, а навстречу ему другой — и вот они оба столкнулись и рассыпались или в виде огромного штопора поднялись и ввинчиваются, ввинчиваются в голубое, чистое небо, да так, играючи, и убегают куда-то вдаль.