Волга - матушка река. Книга 1. Удар - Федор Панфёров

— Да. Больше одного ведра в день и не надо, — понимающе согласился академик.

Акиму Мореву вся эта история с переселением была известна, но он понимал, что Астафьеву приятно рассказывать ее, и потому не нарушал рассказа, но уже не так внимательно слушал, сосредоточенно рассматривая постройки, думая о своем.

— Вот я и завыл, — продолжал Астафьев, поблескивая глазами. — Да не только я, а и все мы. Колхозники жмут на своих руководителей, те на нас, а все вместе на меня, я на обком… на министерства… А министры свое: «Колодцами еще будем заниматься, у нас государственных дел и то — отбавляй». «Электричеством еще будем у вас в станице заниматься, у нас своих дел хоть отбавляй». Я к Малинову. А тот — в ту же дуду дудит… Я на пленуме, помните, выступил, а меня на куски разнесли: где нога, где рука, где голова. Приехал я сюда…

— И что ж? Прошу, продолжайте, — проговорил академик, недовольно фыркнув.

— Даже сейчас сердце замирает. Подошел к телефону и минут сорок ходил около него — позвонить или не позвонить.

— Кому?

— Товарищу Муратову, — выпалил Астафьев, задохнувшись, и его высокий, накатом, лоб прорезался морщинами.

— Это как же вы ему… отсюда… из станицы? — недоверчиво спросил академик.

— Когда в Москве был, при встрече товарищ Муратов мне телефон свой дал и сказал: «При нужде звоните прямо мне». Ну, разрешение-то есть, а как позвонить? Вдруг и он скажет: «Что у нас, государственных дел мало, заниматься еще вашим водопроводом?» Ходил, ходил я около телефонного аппарата: протяну руку и назад. Но под конец решил: так и так, говорю я, это Астафьев, помните, в Москве встречались. Думаю, забыл, наверное. А он: «Здравствуйте, Иван Яковлевич». Ну, я осмелел и напрямую — водопровод, мол, был в старой станице, ныне вода рубль ведро; электричество, мол, сияло в старой станице, ныне — коптилки; радио было, ныне — пустота… а мы, власти, внизу живем. «Малинов что?» — спросил он. «Что? — отвечаю. — Раскритиковал меня на пленуме». — «Хорошо, — говорит он. — Хорошо. Спасибо, что позвонили. Мы нередко за большими-то делами не видим маленьких, а они иногда, маленькие-то дела, большие дела под овраг толкают. Хорошо!» Но «хорошо»-то так сказал, что у меня и то мурашки по телу побежали… А через три дня — бац к нам бригада… замы министров прикатили. Помните, Аким Петрович, у вас мы все были… И вот — станица ныне выглядит нарядной, — закончил Астафьев, а Аким Морев подумал: «Видимо, и это ускорило отзыв Малинова».

Беседуя, они пересекли площадь, пошли улицей, а за ними следовали «Победа» и «газик»-вездеход Астафьева. С поворота в улицу, которая почему-то называлась Набережной, хотя она от Дона находилась весьма далеко, были видны задонские степи, усыпанные селами, деревушками, дно будущего Цимлянского моря, уже заливаемое водами Дона, отсюда же была видна и вся Нижнедонская станица, уходящая вдаль километров на десять. Здесь Аким Морев и высказал свои затаенные мысли…

— У меня недавно возникли кое-какие мысли, — начал он осторожно. — Может быть, совсем никчемные. Но высказать я их вам обязан. Если неверно — отбросим. Вот ваша, к примеру, станица. А ведь когда-то была создана на основе базара? Я говорю о базаре в экономическом смысле, то есть на основе рынка?

— Судя по названиям обществ, станица когда-то принадлежала трем помещикам — Веньевитинову, Уварову, Оболенскому. Общества так и назывались: Оболенское, Веньевитинское, Уваровское, — ответил Астафьев.

— Ну да, это во времена крепостной зависимости. А потом? Очевидно, все стал стягивать к себе рынок? Центр торга был в вашей станице. Сюда и тянулись купцы, скупщики, кулаки, да и крестьяне, которым надо было что-то продать, что-то купить.

— Да, это так, — подумав, ответил Астафьев.

— Ныне деревня живет и строится уже на иных началах: в основу всего положен не торг, а производство материальных благ для производителей же. Так ведь? Нам в ближайшие годы, в связи с созданием Приволжского моря, предстоит переселить десятки тысяч людей. Гораздо больше, нежели переселено вокруг Цимлянского моря. Как переселять? Основываясь на старом, дореволюционном тяготении деревни или… или продумать новое тяготение?

Астафьев промолчал.

В Приволжской области, как и в Нижнем Поволжье, да так, как, наверное, и по всему Союзу, о чем Аким Морев знал, созревали новые теоретические представления.

Многие теоретики-аграрники, да не только аграрники, но и экономисты, философы, утверждали, что развитие деревни неизбежно пойдет по такому пути: окрепнувшие колхозы на основе высокой техники непременно «переплавятся» в сельскохозяйственные коммуны, и тогда будут ликвидированы машинно-тракторные станции: вся техника, все кадры — трактористы, комбайнеры, механики — все перейдет к коммунам.

Выглядело это весьма заманчиво: коммуны. В коммунах люди будут жить без собственных огородиков, коров, овечек: получит каждый все, что ему надо, — по потребности. Так разрабатывали аграрники перспективу развития сельского хозяйства… Но жизнь такую схему безжалостно ломала: люди из деревни непрестанно и широким потоком уходили в города — на фабрики, заводы, в институты, университеты, министерства. Аграрники вопили, кричали караул о нарушении устоев, а в деревне шел свой неумолимый процесс, не подчиняющийся статьям и логическим выводам теоретиков-аграрников, экономистов и философов. Они через печать стремились воздействовать на этот процесс, намереваясь приостановить поток из деревни в город, и даже сумели повлиять на органы Советской власти, и органы приняли ряд административных мер, чтобы оборвать движение из деревни в город… а жизнь все это отбрасывала: люди шли на работу в машинно-тракторные станции, десятками тысяч отправлялись на великие стройки крупнейших гидроузлов на Волге, Дону, Днепре, Каме или — что было доподлинно известно Акиму Мореву — рвались на Черные земли, в Сарпинские степи, где освоение обширнейших, в несколько миллионов гектаров, земель только еще намечалось, как намечалось и использование Большой воды, которая вот-вот хлынет из Дона и Волги.

Одним словом, назревали какие-то жизненные процессы, не предусмотренные многими теоретиками. Какие? Понять еще было трудно. Но во всяком случае видно было, что эти процессы совсем не ведут «к переплавке» колхозов в сельскохозяйственные коммуны, как утверждали экономисты-аграрники. Но то, что в деревне нарастала угроза экономике государства, — вот этого еще никто не предвидел, хотя многие, в том числе и Аким Морев, насторожились.

Вот на эти обстоятельства, волновавшие последнее время Акима Морева, он и намекнул Астафьеву.

Астафьев промолчал, промолчал и академик, видимо занятый своими думами. И только теперь, уже сидя в кабинете, Астафьев, долго и пристально глядя на карту района, заговорил:

— Видите ли, Аким Петрович… мне кажется, мы станицу переселили на новых началах, во всяком случае не к базару. В станице два крупных колхоза и машинно-тракторная станция, обслуживающая главным образом эти два колхоза. Если бы машинно-тракторная станция оставалась исполнителем заказов колхозов, то, пожалуй, и не следовало бы колхозы приближать к ней. Но дело в том, что машинно-тракторные станции, на мой взгляд, за последние годы как-то превратились из простого исполнителя заказов колхозов в руководителя колхозами.

Аким Морев внимательно посмотрел на него, как посмотрел и академик. Иван Евдокимович, подвинувшись к нему, даже сказал:

— Интересно.

Машинно-тракторная станция не просто овладела всей зерновой частью колхозов — посевом, уборкой, молотьбой, подъемом зяби, паров, но она материально заинтересована и в высоком урожае зерновых. С одной стороны, машинно-тракторная станция заинтересована в высоком урожае зерновых материально, а с другой — она заинтересована и как государственная организация, поэтому она обязана руководить всем, чтобы поднять урожай, а стало быть, руководить и агрономическими силами. А колхозники? Они вполне понимают, что им без машинно-тракторной станции не обойтись: она своими машинами не только поднимает производительность труда в колхозах, но и помогает колхознику, облегчает его труд, вытесняя ручной, заменяя его машиной, — вот почему колхозники тянутся к МТС, вот почему их не отдерешь от МТС, вот почему иные колхозники поговаривают, чтобы их перевели на положение рабочих машинно-тракторных станций: там обеспечена зарплата, там клубы, там кино, там библиотека, там культурные блага, а так как у нас в колхозах молодое-то поколение с семи- или с десятилетним образованием, то у таких колхозников и культурные потребности велики. Я думаю, — продолжал Астафьев, — я думаю, наступит время, когда эти два колхоза сольются в один, а затем, на каких-то началах, и этот колхоз сольется с машинно-тракторной станцией. К тому идет, товарищи.