Разгадка 37-го года. «Преступление века» или спасение страны? - Александр Елисеев

Проводя репрессивную политику, регионалы в конечном итоге подрывали свое же собственное могущество. Они чистили одних людей и приближали к себе других. Однако новые выдвиженцы уже относились к местному руководству с недоверием, опасаясь (и не без оснований), что оно рано или поздно репрессирует уже их самих. Репрессии связывались в основном с региональным начальством, Москва же была далеко, и считалось, что тамошнее руководство ничего не знает о произволе на местах. Поэтому в определенные моменты местные кадры оказывались готовыми одобрить смещение и аресты их руководства.

Кроме того, регионалы сами создавали почву для будущих обвинений. Неизбежно возникал вопрос — если в регионе оказалось столько врагов, то кто в этом виноват? Уж не удельные ли князьки? А сам факт массовых расправ давал повод и для открытых сомнений в том, что все репрессированные пострадали за дело.

В течение нескольких месяцев, прошедших между июньским и октябрьским пленумами, Сталину удалось свалить таких региональных гигантов, как Варейкис, Хатаевич, Шарангович, Икрамов. Группировка «левых консерваторов» стремительно таяла, как льдина весной. Оставались, правда, еще магнаты самого высшего эшелона — Косиор и Эйхе. В правительстве сидел их ставленник Чубарь. На Волге куролесил Постышев. Вся эта публика находилась в составе Политбюро — в качестве членов или кандидатов в члены. Атаковать их впрямую было бесполезно и даже опасно, региональные вотчинники вполне могли сделать ставку на самый решительный сепаратизм и развязать гражданскую войну. И вот тогда Сталин решил доконать их если не мытьем, так катаньем.

Вождь соблазнил Эйхе и Косиора ключевыми постами в правительстве СССР. Это ему было нужно для того, чтобы выманить их из региональных вотчин и переместить в чуждую совнаркомовскую среду. В данной среде, контролируемой Сталиным и Молотовым, влияние регионалов неизбежно должно было ослабнуть.

Сталин умело использовал непомерное честолюбие князьков. Им уже было мало вершить судьбы своих регионов и влиять на положение страны через ПБ. Они захотели еще и правительственных постов, которые им щедро предложил Сталин. Первым поддался искушению Эйхе, ставший в октябре 1937 года наркомом земледелия СССР. За ним последовал Косиор, получивший в январе 1938 года сразу два поста — заместителя председателя СНК СССР и председателя Комитета советского контроля.

Регионалы были людьми хитрыми, но подвоха они так и не обнаружили. Во-первых, потому, что честолюбие всегда мешает политической зоркости. А во-вторых, Сталин сумел притупить их бдительность, используя фигуру Чубаря, бывшего когда-то председателем СНК Украины. Этот деятель находился на посту заместителя председателя Совнаркома аж с 1934 года, несомненно, выполняя функцию лоббиста региональных элит. Сталин его не трогал, разумно полагая, что особой погоды он не сделает. Пример Чубаря успокаивал регионалов, которые полагали, что Сталин, по своей старой традиции, пытается наладить некий компромисс. Их оптимизм поддерживался еще и тем, что одновременно с назначением Косиора Сталин двинул Чубаря на повышение, дав ему пост уже первого заместителя председателя СНК.

Из предполагаемого компромисса регион алы хотели выжать как можно больше преимуществ. Возможно, они даже рассматривали свой новый статус как некий задел для захвата власти. Но Сталин в этот раз не был настроен на компромисс. Он постарался сделать так, чтобы новые должности стали трамплином для прыжка в никуда.

Но сначала он расправился с менее опасным Постышевым. В начале 1938 года, на январском пленуме ЦК были приведены данные о небывалом размахе репрессий в Куйбышевской области. Сталин охарактеризовал происходящее там следующим образом: «Это расстрел организации. К себе они мягко относятся, а районные организации они расстреливают… Это значит поднять партийные массы против ЦК». Постышева на пленуме жестко критиковали сталинцы — Молотов, Ежов, Микоян, Берия, Каганович. При этом Косиор, Эйхе и Чубарь отмалчивались. Они не были склонны обвинять Постышева, однако то, что он делал, являлось перегибом даже с их точки зрения. К тому же они получили видные назначения и не хотели столкновения со Сталиным. Регионалы отдали Постышева на съедение. В январе его сместили со всех постов, исключили из партии. А 22 февраля он был арестован.

Потом пришло время и самих регионалов. Подождав немного, Сталин стал бить по ним, причем уже не оглядываясь на мнение ЦК, изрядно подчищенного не без помощи самих же регионалов. В апреле был арестован Эйхе, в июне — Косиор. Последним упал с вершин властного Олимпа бесполезный уже Чубарь. Сталин поначалу не стал его арестовывать, а просто переместил на должность начальника строительства Соликамского целлюлозно-бумажного комбината. Но потом передумал и все-таки подверг репрессиям.

Совершенно очевидно, что регионалы пали жертвой собственных же левоконсервативных политических убеждений, которые на практике вылились в массовый террор. Однако не следует возлагать на них всю ответственность за случившееся. Рецидив Гражданской войны был спровоцирован деятельностью разнообразных заговорщиков — троцкистов, зиновьевцев, бухаринцев, тухачевцев. И «левые», и «правые» изрядно потрудились для того, чтобы взбудоражить самые широкие партийные массы.

Глава 11

ПОБЕДИТЕЛЬ И ПОБЕЖДЁННЫЙ

Нормализация

Теперь перед Сталиным встала важнейшая задача — вернуть страну к нормальной жизни. Ещё на январском пленуме Г. Маленков много говорил о необоснованных исключениях из партии. Правда, тогда не был поднят вопрос о несправедливо осужденных. Сталин осторожничал и не решался назвать кошку кошкой. После январского пленума судьи стали в массовом порядке отправлять липовые дела на дополнительное расследование. В апреле Прокуратура СССР дала особые инструкции в областные и республиканские прокуратуры. Согласно им, для возбуждения всех дел по политическим обвинением необходимо было заручиться согласием союзной прокуратуры. И она постаралась дать как можно больше отказов. В мае — декабре ведомство Вышинского получило 98 478 просьб о возбуждении политических дел, из которых было удовлетворено всего 237. Работники прокуратуры стали привлекать к судебной ответственности многочисленных доносчиков. В прессе против них развернулась настоящая кампания. Только в апреле — сентябре «Правда» опубликовала десять статей, разоблачающих безудержное доносительство.

Регионалы пали, но было ещё одно серьёзное препятствие, которое мешало свернуть «Большой террор». Я имею в виду «железного наркома» Ежова. За время «Большого террора» Ежов чрезвычайно укрепил свои позиции на властном Олимпе. Этому способствовала и концентрация в его руках двух важнейших постов — секретаря ЦК и председателя Комитета партийного контроля.

Ежов, что называется, вошел во вкус командования грандиозным аппаратом тайной полиции. Те прерогативы, которые были даны НКВД, сопряженные с высшими партийными должностями, превращали его в самостоятельную политическую фигуру, которая не могла не ставить перед собой особых целей. Если Ягода находился в поле идейного влияния бухаринцев и ориентировался на интеллигенцию, то Ежов хотел поставить во главе всего собственное ведомство. И это было вполне логично. Технократы выдвигали на первый план хозяйственную бюрократию, регионалы — местные элиты, военные — армейскую верхушку. Ну, а Николай Иванович двигал свой собственный, весьма специфический наркомат. Очевидно, он хотел сделать тайную полицию некоей доминирующей ветвью власти, а репрессии превратить в механизм постоянной и планомерной организации жизни страны. Террор для него становился уже самоцелью. Он стал рассматривать его как некий производственный процесс, который должен постоянно наращиваться и повышаться в качестве.

В конце концов Ежов решил замахнуться на членов сталинской команды. Существуют данные о том, что он готовил репрессивную акцию против Кагановича. По крайней мере, показания на него уже стали выбиваться. Так, директор Харьковского тракторного завода Бондаренко дал в НКВД показания на «контрреволюционера» Кагановича.

После ареста Ежова в его сейфе нашли досье, составленное на Сталина и лиц из его ближайшего окружения. А не так давно в Кремле, во время ремонтных работ обнаружилось, что ведомство Ежова регулярно «слушало» кабинет вождя.

НКВД стало предпринимать сепаратные акции, направленные против лиц, лояльных по отношению к Сталину и пользующихся его полным доверием. Особенно показательна история с Шолоховым. Органы подбирались к нему еще в 1936 году, когда в Вешенской, родной станице писателя, была вскрыта липовая «контрреволюционная организация». Однако тронуть его боялись. Сталин высоко ценил и любил Шолохова. Писатель не боялся открыто информировать вождя о тех безобразиях, которые творились на местах. Он решительно выступил против злоупотреблений в ходе коллективизации. В 1933 году писатель направил Сталину три письма, в которых описал тяжелое положение родного края.