Разгадка 37-го года. «Преступление века» или спасение страны? - Александр Елисеев

Александр Елисеев

РАЗГАДКА 37-ГО ГОДА

«Преступление века» или спасение страны?

ВВЕДЕНИЕ

Вопрос, вынесенный в заглавие этого скромного труда, у многих наверняка вызовет недоумение или даже гнев. Как это кто? Давно известно — Сталин и его подручные. Зачем дурить людям головы, задавая риторические вопросы?

Любопытно, что даже те, кто склонен положительно оценивать роль Сталина в нашей истории, в большинстве своем приписывают организацию массовых репрессий ему же. Дескать, репрессии были нужны для очищения страны. От кого? Ну, здесь множество вариантов. От шпионов, троцкистов, палачей времен «Красного террора», бюрократов, скрытых врагов Советской власти. В общем — нужное подчеркнуть, все зависит от политических убеждений.

Все, почти все, сходятся на одном и том же. Сталин был организатор массовых репрессий. Казалось бы, такое единодушие должно убеждать. Однако давайте не будем спешить. Мало ли, сколько было расхожих представлений, а потом выяснялось, что они не ценнее мыльного пузыря. Давайте попробуем взглянуть на проблему «Большого террора» иначе, чем большинство.

Для начала выясним, откуда возник массовый политический террор. Он появился в эпоху революций. Резкий поворот в общественном развитии всегда порождал мощное сопротивление широких социальных слоев. Революции сопротивлялись не только представители свергнутой верхушки, но и массы, точнее, их часть. А подавление масс соответственно требовало массового террора.

Классическим образцом массового революционного террора можно считать якобинский террор 1793–1794 годов, который во Франции унес около миллиона жизней. Такова была цена Великой Французской революции. Однако политический терроризм, в той или иной степени, был присущ и другим буржуазным революциям — английской, американской, испанской, итальянской. Любопытно, что он был присущ и первой российской революции, вспыхнувшей в 1905 году. Я имею в виду террор эсеров и анархистов. Его принято называть индивидуальным, однако он принял характер массового. И это неудивительно, ведь эсеры имели в своем распоряжении массовую партию леворадикального толка.

По самым скромным подсчетам, в годы эсеровско-анархического террора погибло 12 тысяч человек. Думские депутаты-монархисты однажды принесли в зал заседаний склеенные бумажные листы, на которых были написаны имена жертв террористов. Так вот, полосу этих бумаг они смогли развернуть по всей ширине зала. До революции была выпущена многотомная «Книга русской скорби». В ней собраны данные о жертвах террора. Среди них лишь очень немногие принадлежали к элите русского общества. Большинство представляли мелкие чиновники, низшие чины полиции, священники, ремесленники. Очень многие пострадали совершенно случайно, оказавшись рядом с бомбистами. Например, 12 апреля 1906 года при взрыве дачи П. А. Столыпина погибло 25 человек, пришедших на приём к премьер-министру. Ранения получили трехлетний сын Столыпина и его четырнадцатилетняя дочь.

Все это было генеральной репетицией гораздо более страшного «Красного террора», который развернулся в России через несколько месяцев после Великой Октябрьской социалистической революции. Он показал, что массовый терроризм присущ не только буржуазным, но и социалистическим революциям. Во время Гражданской войны чекисты снимали целые социальные пласты нации — духовенство, дворянство и буржуазию. Террор ставил своей целью не просто удержание политической власти, но и социальное конструирование. Ведущий теоретик партии большевиков Н. И. Бухарин писал по этому поводу следующее: «Пролетарское принуждение во всех своих формах, начиная от расстрелов и кончая трудовой повинностью, является, как парадоксально это ни звучит, методом выработки коммунистического человечества из человеческого материала капиталистической эпохи».

Между тем нельзя забывать и о белом терроре, который был менее масштабным, чем красный, однако все равно носил массовый характер. И здесь даже не нужно ссылаться на советских историков, которых можно упрекнуть в предвзятости. Достаточно процитировать самих белых. Да вот хотя бы и А. И. Деникина, который писал в «Очерках русской смуты»: «Нет душевного покоя, — каждый день — картина хищений, грабежей, насилия по всей территории вооруженных сил. Русский народ снизу доверху пал так низко, что не знаю, когда ему удастся подняться из грязи… Я не хотел бы обидеть многих праведников, изнывавших морально в тяжелой атмосфере контрразведывательных учреждений, но должен сказать, что эти органы, покрыв густою сетью территорию Юга, были иногда очагами провокации и организованного грабежа. Особенно прославились в этом отношении контрразведки Киева, Харькова, Одессы, Ростова (донская)». А вот что пишет военный министр колчаковского правительства А. П. Будберг: «Приехавшие из отрядов дегенераты похваляются, что во время карательных экспедиций они отдавали большевиков на расправу китайцам, предварительно перерезав пленным сухожилия под коленями („чтобы не убежали“); хвастаются также, что закапывали большевиков живыми, с устилом дна ямы внутренностями, выпущенными из закапываемых („чтобы мягче было лежать“)». Будберга хорошо дополняет В. Н. Шульгин, бывший убеждённым антикоммунистом и активным участником Белого движения. «В одной хате за руки подвесили комиссара, — рассказывает Шульгин, — под ним разложили костер и медленно жарили… человека. А кругом пьяная банда монархистов… выла „Боже, царя храни“…»

Весьма ценны, в данном плане, воспоминания А. С. Суворина, который был всецело на стороне белых: «Первым боем армии, организованной и получившей свое нынешнее название [Добровольческой], было наступление на Гуков в половине января. Отпуская офицерский батальон из Новочеркасска, Корнилов напутствовал его словами: „Не берите мне этих негодяев в плен! Чем больше террора, тем больше будет с ними победы!“»

Губернатор Енисейской и части Иркутской губернии генерал С. Н. Розанов, особый уполномоченный Колчака, приказывал:

«1. При занятии селений, захваченных ранее разбойниками, требовать выдачи их главарей и вожаков; если этого не произойдет, а достоверные сведения о наличии таковых имеются, — расстреливать десятого.

2. Селения, население которых встретит правительственные войска с оружием, сжигать; взрослое мужское население расстреливать поголовно; имущество, лошадей, повозки, хлеб и так далее отбирать в пользу казны.

Примечание. Все отобранное должно быть проведено приказом по отряду…

…6. Среди населения брать заложников, в случае действия односельчан, направленного против правительственных войск, заложников расстреливать беспощадно».

А вот каким был приказ коменданта Макеевского района, подчинявшегося атаману П. Н. Краснову: «Рабочих арестовывать запрещаю, а приказываю расстреливать или вешать; Приказываю всех арестованных рабочих повесить на главной улице и не снимать три дня». По мнению историков, которых можно упрекнуть в «предвзятости», террор все равно носил массовый характер.

Свою лепту в развязывание террора внесли и «демократические» социалисты, которые лицемерно осуждали «зверства большевизма». «Роль правых эсеров и меньшевиков в становлении белого террора можно наглядно проследить на примере событий, развернувшихся летом — осенью 1918 г. в Ижевске, где произошло самое мощное за всю советскую историю антибольшевистское рабочее восстание, — пишет Д. О. Чураков. — …Уже начало переворота связано с кровавым эпизодом — бессмысленной расправой, учиненной толпой над разъездом конной милиции… После первых успехов мятежа началась кровавая расправа. По свидетельству военного лидера повстанческой армии полковника Федичкина, мятежники, среди которых было немало рабочих, в течение 12 часов ловили и расстреливали большевиков. В первые же дни восстания зверская расправа состоялась над начальником милиции Гоголевым, одним из лидеров максималистов Т. Дитятиным, был выведен из госпиталя и растерзан Жечев — и этим список жертв мятежа далеко не исчерпывается… Картины бессудных расправ наблюдались в те дни во всех заводских поселках и деревнях Прикамья, захваченных повстанцами. На большевиков и всех сторонников Советской власти устраивалась настоящая охота. Как показывают исследования современных ижевских историков П. И. Дмитриева и К. И. Куликова, очень часто речь шла вовсе не о стихийных вспышках насилия, а о вполне продуманных, целенаправленных акциях новой повстанческой власти. Арестами и содержанием под стражей первоначально занималась специальная комиссия по расследованию деятельности большевиков, а затем — созданная на ее основе контрразведка. Арестам подвергались не только деятели большевистского режима, но и члены их семей. Так, были арестованы отец заместителя председателя Боткинского Совета Казенова, а вслед за ним и 18-летняя сестра, которая пыталась передать брату посылку. Через несколько дней они были расстреляны. Был схвачен и расстрелян проявлявший сочувствие к большевикам священник Дронин, многие другие. С течением времени репрессивные меры распространились на все более широкие слои населения Ижевска, всего Прикамья. Даже сами повстанческие авторы признают колоссальный размах осуществляемых ими репрессий. К примеру, один из них пишет о сотнях арестованных в импровизированных арестных домах. Около 3 тыс. человек содержалось на баржах, приспособленных под временные тюрьмы. Этих людей называли „биржевиками“. Примерно такое же количество арестованных находилось в Воткинске, не менее тысячи их было в Сарапуле» («Роль правых социалистов в становлении системы белого террора»).