За кулисами путча. Российские чекисты против развала органов КГБ в 1991 году - Андрей Пржездомский

— А при чем тут я? — воскликнул Кузин. — Я-то при чем? Я вообще ни в чем не участвовал! Я на бюллетене! Я болен! У меня температура высокая!

— Да теперь ты знаешь куда можешь запихнуть свой бюллетень? Знаешь?

Кузин смотрел на Бориса расширенными от страха глазами, еще до конца не понимая смысла того, что говорит этот парень, похожий на здоровенного ежа.

— Да я уже давно хотел уволиться из…

— Хотел! Ну и что ж, что хотел! Ведь не уволился же! Все, кто хотел, уволились! Калугин, например!

— Да Калугина уволили, а не он сам!

— Ну, не важно! Главное не в этом! Теперь будет принят закон о люстрации и…

— Что — «и»?

— И всех чекистов погонят. Кого не посадят в тюрьму, тех прогонят отовсюду. Вы будете зарабатывать на жизнь мусорщиками, уборщиками всякими… Дерьмо возить будете! Понятно?

Кузин живо представил себе, как он едет на повозке, управляя лошадью, и везет бочку с нечистотами, а все прохожие, зажимая носы, плюют в него и выкрикивают что-то презрительно-унизительное. То ли эта картина навеивалась какими-то детскими впечатлениями, то ли ее рисовала игра его воображения. Может быть, впервые он воочию почувствовал, что опасность подкралась к нему так близко. «Дурак! Дурак! Почему я не уволился раньше! Действительно, теперь после провала ГКЧП в первую очередь расправятся с чекистами! Что же делать? Что же делать?»

Еж, будто прочитав мысли Кузина, сказал:

— Что теперь делать? Вот для этого мы и встретились. Кстати, Олег, ты хорошо знаешь расположение комнат в зданиях КГБ?

— Где?

— Ну, в старом и новом зданиях КГБ.

Кузин с удивлением посмотрел на Бориса:

— А зачем… зачем тебе это?

— Нет, ты скажи, ты знаешь?

— Нет, конечно, всех я не знаю, но… В общем, я знаю, в основном, где какое подразделение находится… А зачем?

— Зачем? А ты помнишь, как все было в ГДР? Помнишь, как толпа ворвалась в дом «штази»?[130] Какой они погром там учинили!

— Помню, — ответил Кузин, еще не понимая, куда клонит Еж.

— Так вот, по некоторым данным, сегодня вечером будет штурм зданий КГБ. Сам понимаешь, люди возмущены… Столько жертв из-за этих…

— По каким «некоторым данным»? — Кузин испытующе посмотрел на Бориса.

— Для тебя это не важно. Главное — говорю тебе: сегодня будет штурм. Ты должен быть там и помочь нам…

— Кому — «вам»?

Неожиданно лицо Бориса исказилось злобой и приобрело какое-то ожесточенное выражение, как будто он увидел перед собой врага, которого следует немедленно раздавить, уничтожить, истребить. Теперь он совсем не походил на ежа. Его фигура, черты лица и агрессивный вид придавали Борису сходство с доисторическим ящером, настигшим свою жертву. Кузин даже невольно отшатнулся от него.

— Еще раз говорю тебе, — продолжил, едва сдерживая свое негодование, Борис. — Тебе не важно знать, кому — «нам». Если ты хочешь жить и сохраниться во всей этой кутерьме… Если ты хочешь получать нормальные «бабки», а не чистить парашу, то ты должен нам помочь. Если не хочешь — разговор окончен. У меня мало времени.

— Что я должен сделать? — тихо, почти шепотом, спросил Олег.

— Вот это другое дело! — похвалил его человек, к которому снова возвращалось сходство с ежом. — Давай лучше говорить о деле. Здесь… — Он посмотрел на прогуливающуюся рядом женщину с коляской. — Здесь не удобно. Давай пойдем вон туда. — Он показал на скамейку, стоящую между двумя деревьями.

Двое сидящих на скамейке молодых мужчин, наверное, производили на окружающих, которых, собственного говоря, было не так то уж и много, впечатление друзей, что-то оживленно обсуждающих между собой. Здесь, на самом краю Измайловского леса, который отделяла от городской застройки широкая асфальтовая дорожка, проложенная в сторону окружного шоссе, было одно из самых любимых мест жителей окрестных домов. Мамы с колясками, стайки мальчишек, обнимающиеся парочки, пенсионеры за деревянными столиками, «забивающие козла» или играющие в шахматы — вот типичная публика этого уголка Измайлово. Алкаши и прочий сброд забредали сюда гораздо реже, поскольку место было на отшибе и удалено от питейных точек.

Борис достал из внутреннего кармана куртки сложенные вчетверо листочки, на которых угадывались очертания плана какого-то здания.

— Это — поэтажный план вашей «конторы», всех трех зданий на Лубянке. Крестиками… Видишь? — отмечены помещения, которые нас интересуют. Посмотри! — Он протянул листки Кузину. Тот нехотя, будто опасаясь, что они отравлены, взял их в руки.

План представлял собой не очень качественную ксерокопию с какими-то мелкими надписями, буквы которых сливались в непонятный прямолинейный узор. На каждом листке плана, а их тут было не менее двадцати, имелось множество отметок, сделанных красной шариковой ручкой.

— Твоя задача, когда народ ворвется в здание, попасть вот в эти помещения, — Борис провел пальцем по пестроте красных крестиков на одном из планов, — и помочь нашим людям вытащить оттуда все документы, а потом…

— Да вы что! Там все документы в сейфах! Кто же держит их открыто?!

— Олег, это не твоя забота. Твое дело — дождаться наших людей и, если будет нужно, помочь им! Запомни: пятый этаж твой!

— Вы не понимаете…

— На «ты»! Мы же договорились, что перешли на «ты»!

Кузин хмуро посмотрел на Ежа.

— Ты вообще в своем уме? Это же здание КГБ! Режимная зона! Там — охрана! Если кто-то попытается захватить, они будут стрелять!

— Но вот тут уж ты не прав! Никто стрелять в народ не будет! Ты что, не понял еще этого? Они уже наложили в штаны со страху! А когда сто тысяч человек соберутся на площади и начнут громить их гадюшник…

— А… это действительно может… — Кузин недоверчиво посмотрел на Бориса.

— Может, может! Увидишь! Еще не то будет! После того, как они пустили кровь на Садовом… Сколько убитых, ты знаешь?

— Трое, кажется.

— Трое! Не трое, а десятки! Знаешь, что сейчас происходит в центре? Большая толпа собралась у ЦК КПСС. Все окружили, бьют стекла, скоро ворвутся вовнутрь! По всему городу — беспорядки! К вечеру дойдет дело и до ЧК!

Кузин выглядел растерянным. Он как-то сник, даже сгорбился. Казалось, он пытается втянуть голову в плечи и, как улитка, спрятаться в свой домик от окружающих опасностей. Но сделать это было уже невозможно. Он предпринял последнюю попытку отказаться от поставленной задачи:

— Но… Вы понимаете… Я…У меня высокая температура. Я… Как будто не слыша его возражений, Борис завершил разговор, сказав напоследок:

— Встречаемся в семнадцать у главного входа в Политехнический. Понял? Не забыл — твой пятый этаж! Пока!

Он махнул рукой и быстрым шагом направился в сторону панельной девятиэтажки. Через пару минут из-за палисадника показался весь замызганный, заляпанный грязью «Москвич». Лихо развернувшись перед Олегом, он понесся в сторону 16-й Парковой улицы. «А номера-то из-за грязи не разглядеть!» — отметил про себя Кузин.

Он еще долго сидел один на скамейке, осмысливая случившееся. Теперь он ясно понимал, что не просто влип в историю, а буквально вляпался в опаснейшее дело, участвуя в котором можно запросто оказаться за решеткой, причем на долгие-долгие годы. Сегодняшняя встреча убедила его в страшном предположении, которое зрело у Олега давно. Он отгонял тревожные мысли, находил для себя успокаивающие объяснения, просто пытался не думать об этом, но события сами расставили все необходимые акценты. Да, теперь для него стало ясно: сотрудничество с фирмой Анатолия Алексеевича, поначалу казавшееся довольно безобидным, постепенно превратило его в послушный инструмент реализации чьих-то интересов. Чьих? Теперь сомнений не было. Это, безусловно, были интересы иностранной спецслужбы.

Холодея от страха и осознавая полную безвыходность своего положения, Кузин лихорадочно искал хоть какую-нибудь зацепку, которая позволила бы вырваться из зависимости от этих людей. Но чем больше он думал, тем безысходнее казалась ему ситуация. Виниться явно было уже поздно, выскользнуть из поля зрения не удавалось, противостоять «их» напору у него уже не было сил. Этот Борис все время говорил: «помочь нам», «помочь нашим людям». Теперь, когда эта помощь явно выходила за пределы «фирменных» интересов, хотя Олег и раньше о чем-то таком догадывался, он постиг, сколь опасными для него становятся контакты с Анатолием Алексеевичем и его «друзьями».

С другой стороны, Олег Кузин успокаивал себя тем, что массовые беспорядки, начало которым практически положило столкновение с войсками в подземном туннеле, сметут саму систему союзной власти, а вместе с ней и ставший ненавистным ему теперь КГБ. Пример Румынии и ГДР говорил о том, что в ходе широких антиправительственных выступлений главными заложниками ситуации оказываются именно органы безопасности. На них то и направляется прежде всего гнев толпы.