Серебряная куница с крыльями филина - Ан Ци
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Тут девчонку переправили к родителям, которые тоже посадили дочурку под домашний арест. А вскоре и жених вернулся с военной службы.
Однако, легко сказать – выбраться из беды! Супругам Мишу следовало, во-первых, решить, как быть с Шанталь. Отправить в монастырь, где принимают таких проштрафившихся? Увезти подальше и поселить в скромном пансионе под присмотром надёжной помощницы? Барон и баронесса сразу дали понять, что за деньгами дела не станет.
Во-вторых, им выпала неприятная обязанность сообщить обо всем мельнику и его сыну. Вдовец Узбан выдал уже замуж двух дочерей и женил старшего сына. Поль был младшим и считался в семье шалопаем. Это был смазливый легкомысленный малый, больше всего на свете любивший свой аккордеон и игру в шары. Он нравился девушкам, был баловнем рано умершей матери и ждал от жизни только одних удовольствий. Отец собирался приструнить его и пристроить к делу, чтобы молодец остепенился. Он хотел бы оставить ему мельницу. Сомнительно, чтобы из таких планов что-то путное получилось…
Когда стало известно, что дочка старого приятеля Мишу устроила им такой сюрприз, мельник гремел, грозил небу кулаком и ругался по-матросски.
Но Поль, узнав, что хорошенькая Шанталь наставила ему рога, повёл себя совсем неожиданно для всех заинтересованных сторон. После утренней мессы в воскресение он явился в замок и попросил его принять.
Он долго разговаривал сначала наедине со старым бароном, а потом с баронессой Агнес. После чего Поль убрался домой, лихо насвистывая, и очень довольный. А хозяева замка отправились обедать с посветлевшими лицами, и барон велел подать к столу бутылку старой прекрасной мадеры, которою откупоривали в доме в особых случаях.
Не прошло и месяца, как Поль Узбан обвенчался с девицей Шанталь Мишу в крошечной деревенской церкви. Для этого они уехали подальше от Кольмара. И кроме родителей невесты и жениха на свадьбе не было никого. В замке Шанталь так и не появилась. Впрочем, свежеиспечённую супружескую пару вообще больше не видели в имении. Обе семьи вежливо, но скупо отвечали на все расспросы знакомых, что молодые отбыли сразу после свадьбы за океан. Там, де, у Поля живёт родной дядя. Он бездетный и состоятельный, а поэтому хочет, чтобы Поль вошёл в дело, а потом и унаследовал его. Крыть было нечем, дядя – богатый ресторатор в Лос-Анджелесе и уроженец здешних мест, действительно, имелся.
Шло время, разговоры постепенно затихли. Семейство Мишу без помех продлило арендный договор. Вскоре они оставили виноградарство и купили небольшую сыроварню. Дела их явно пошли на лад. И если бы не вторая мировая война… Но это уже другая история.
29. Обсуждение новостей. Тимур Бекбаши
– Ничего не скажешь, новости были что надо. – Петр, доверявший вообще своей интуиции, решил, что был прав с самого начала. – Ну не говорил ли я, где собака зарыта? И что же? Этот эльзасец действительно отец Эрны, пусть мы не знаем, как это получилось. Она его наследница. А наследство, само его существование уже провоцирует. Всегда найдутся другие претенденты. И уж внебрачный ребенок – классический претендент. Вот тебе и мотив!
Синица объявил полный сбор всей команды, доложил обстановку и приготовился выслушать своих друзей. Первым начал говорить Олег Майский.
– Ребята, Вы представьте только себе глубокое среднесовковье, семидесятые годы, к примеру, и эту историю. Если бы кто узнал, так одной зависти хватило б с лихвой, чтоб извести такую Эрну! Батюшки-светы, отец французский барон! А с другой стороны, это, несомненно и беспременно, убойный компромат. Тот самый, который отчиму ходу не давал! Кто-то, видимо, раскопал. Вот только, кто?
– Раскопать органы могли. Они и давили. Это дело обычное. Только как-то странно давили. Зачем им маскироваться? Они могли. Нет, не понимаю, – нахмурился Расторгуев.
– Не сын же американский внебрачный им всем не давал дышать. Прямо из Штатов руководил! Вообще мы о нем пока ничего не знаем. Он где? По-прежнему у дяди Сэма? – добавила Луша. – Пока больше вопросов, чем ответов. И кстати, он сам знает, чей он сын? Кто он по профессии? Да жив ли он еще, он мог давно умереть? Поэтому, первым делом.
– Вполне справедливо, Лу. Запишем в решение, что мы заказываем всю необходимую информацию об этом сыне. Мое следовательское сердце трепещет, я всю дорогу ожидаю, что бандитские паруса надуты французскими ветрами.
– Ты, шеф, лучше признайся честно, что с удовольствием опять сгоняешь в Кольмар в приятной компании, – лукаво вставил Майский.
– А что? И сгоняю! – не стал отпираться Синица.
– Можем ли мы серьезно предположить, что этот брат зачем-то похитил Эрну, а до того последовательно отравлял ей жизнь, не знаю, – сказал Олег, – но это действительно реальный претендент на. А собственно, на что? На наследство? – ту же усомнился он.
– Знаешь, вполне возможно на наследство в какой-то форме. Пусть не на ренту, она персональная, но особняк и земля – это деньги. И я о другом подумал. Этот человек должен быть страшно уязвлен и оскорблен. Старый барон давно умер. Он не может ему высказать своих чувств. А выместить их на Эрне? Он непризнанный, незаконный никому не нужный ребенок. Эрна – другое дело. Ее ожидает наследство, но не только. Это она Эрнестина Гокар де Коссе, где бы она там не была и не жила. А он?
Петр встал, прошелся по комнате, достал блокнот, полистал его и повернулся к Луше.
– Вот еще что. Тоже запишем обязательно. Настала пора Куприянову поведать о де Коссе. Я его проверил вдоль и поперек. Он не ведет двойную игру – и я не стану. Он все время предлагает деньги на нашу работу. И было бы непорядочно дальше скрывать от него настолько важную тайну. Но тут вот какое дело. Мы не можем ему запретить встретиться с сыном. Он начнет рассказывать Паше о себе. Коснется неминуемо прошлого. А мы мало знаем о Паше. Как он среагирует? Кому расскажет? Да не замешан ли в чем и сам сыночек? Коротко говоря, Паше про летчика-деда расскажу я сам! Поэтому надо хорошо обдумать, когда, как и что нам сказать его отцу.
За окном валил снег крупными хлопьями. Снегопад начался давно и неутомимо продолжался до вечера. Город, как обычно, начал задыхаться и останавливаться, как усталая лошадь в глубоких сугробах. Но одновременно белая пелена, опустившаяся на оживленные
