Контракт Паганини - Ларс Кеплер

— Да уж, тогда бы все отлично устроилось, — согласилась Пенелопа.

— Вот почему я их сфотографировала. Хотела знать, кто сидит в ложе. Я просто зашла в ложу и сняла их на мобильный — как будто мне надо позвонить, сказала Понтусу, что плохо себя чувствую, хочу вызвать такси и отправиться в гостиницу.

— Вы очень смелая, — сказала Пенелопа.

— Я не знала, насколько это опасно. Если бы знала — не стала бы снимать. Я злилась на Понтуса, хотела, чтобы он передумал. Ушла из «Альте Опер» посреди концерта, в такси рассмотрела снимок. Глупо это было. Покупателя представляла Агата аль-Хайи. Она военный советник суданского президента; я хочу сказать — оружие пошло бы прямо туда, где идет гражданская война.

— Там геноцид, — прошептала Пенелопа.

— Когда мы вернулись в Швецию, я сказала Понтусу, что он должен отойти в сторону от этой сделки… Никогда не забуду, как он на меня посмотрел. Сказал, что это невозможно. «Я подписал контракт Паганини» — так он сказал; а когда я увидела, какие у него глаза, то испугалась. Побоялась оставить фотографию в телефоне, распечатала ее, стерла из телефона и с жесткого диска и отправила вам.

Вероник Сальман стояла перед Пенелопой; руки у нее дрожали, лицо было усталым.

— Я не знала, что все это случится, — тихо произнесла она. — Откуда мне было знать? Мне так жаль, так жаль, мне не хватает слов…

На мгновение в библиотеке стало тихо; где-то в отдалении шумело оборудование бассейна.

— Что это — «контракт Паганини»? — спросил Йона.

— Рафаэль — обладатель нескольких бесценных скрипок, — стала объяснять Вероник. — Он собирает инструменты, на которых больше ста лет назад играл Паганини. Какие-то скрипки у него всегда дома, другие он одалживает знаменитым музыкантам…

Вероник нервно провела ладонью по волосам и продолжила:

— Так вот, Паганини… я не очень понимаю, но Понтус рассказывал, что Рафаэль как-то связывает Паганини и заключаемый контракт. Это бессрочный контракт. Его не подписывают, он… Понтус говорил, что Рафаэль все продумал. У него в голове все цифры, он знает, куда что повезут, точно знает, как именно будет происходить сделка. Он рассказал каждому из них, что от них потребуется и сколько они смогут заработать на этой сделке. Когда ему целуют руку, пути назад больше нет. Нельзя ни улететь, ни защититься, даже умереть нельзя…

— Почему? — спросил Йона.

— Рафаэль такой… он… это так страшно… — У Вероник дрожали губы. — Он каким-то образом заставил… заставил всех, кто замешан в деле, рассказать… как они представляют себе свой самый страшный кошмар.

— То есть? — не поняла Сага.

— Понтус говорил, что у Рафаэля есть такая способность, — серьезно ответила хозяйка.

— Но что значит «кошмар»? — настаивал комиссар.

— Я спросила Понтуса, рассказал ли что-нибудь и он сам… конечно же, спросила. — На лице Вероник было страдание. — Но он не захотел отвечать. Не знаю, что и думать.

В маленькой библиотеке стало тихо. У Вероник на белой блузке под мышками проступили большие влажные пятна.

— Вы не сможете остановить Рафаэля, — помолчав, добавила она и посмотрела Йоне в глаза. — Но вы можете сделать так, чтобы оружие не попало в Дарфур.

— Обязательно, — пообещала Сага.

— Понимаете… чтобы беспорядки после выборов в Судане не переросли в окончательную катастрофу, надо, чтобы там было мало оружия… если там снова все взорвется, гуманитарным организациям придется покинуть Дарфур.

Вероник взглянула на часы, сказала Йоне, что ей скоро ехать в аэропорт, подошла к окну и задумчиво посмотрела на улицу через разноцветное стекло.

— Мой друг погиб. — Пенелопа вытерла слезы. — Сестра погибла, я не представляю, сколько еще людей умрет.

Вероник Сальман повернулась к ней.

— Пенелопа, я не знала, что делать. У меня была фотография, я подумала о вас, о человеке, который сможет узнать людей в ложе. Вы способны понять, как важно, что Агата аль-Хайи покупает оружие, ведь вы бывали в Дарфуре, у вас есть там связи, вы — борец за мир и…

— Но вы ошиблись, — перебила Пенелопа. — Вы послали фотографию не тому человеку. Я знала про Агату аль-Хайи, но понятия не имела, как она выглядит.

— Я не могла отправить снимок ни в полицию, ни в редакцию какой-нибудь газеты, они бы не поняли, что это значит, насколько ценна эта фотография. Им бы понадобилось объяснение, а я не могла объяснить, в моих обстоятельствах об этом и думать было нечего, потому что одно я уяснила точно — фотография ни в коем случае не должна быть связана со мной. Поэтому я отправила ее вам. Я хотела избавиться от нее и знала, что никто никогда не сможет раскрыть, что я имею к ней отношение.

— Но сейчас вы сами именно это и сделали, — заметил комиссар.

— Да, потому что я…

— Почему? Что вас заставило раскрыть себя?

— Я уезжаю из Швеции и должна…

Она замолчала, уставившись на свои руки.

— Так что случилось?

— Ничего, — всхлипнула она.

— Расскажите, нам можно.

— Нет…

— Это не опасно, — подбодрила Сага.

Вероник вытерла слезы и подняла голову:

— Понтус позвонил мне из нашего летнего дома. Он плакал и просил прощения. Не знаю, что он имел в виду, но он сказал, что сделает все, чтобы не дать кошмару сбыться.

91

Последний выход

Лодочка из лакированного красного дерева тихо скользила по озеру Мальмё, скрытая длинным мысом. С востока дул ветерок, приносивший с ферм слабый запах навоза. Понтус Сальман взялся за весла, но лодка все равно делала не больше ста метров в час. Сальман пожалел, что не прихватил с собой что-нибудь выпить, хотя и знал, что застрелиться — дело долгое.

На коленях у Сальмана лежал дробовик.

Слышался только плеск воды о корпус лодки и слабый шум — это ветер шевелил листья деревьев.

Сальман ненадолго прикрыл глаза, несколько раз вздохнул, открыл глаза и упер дробовик прикладом в пол, зафиксировав его в деревянной решетке. Взялся за нагретое солнцем дуло и попробовал направить его себе в лоб.

При мысли, что его голову разнесет на куски, Сальмана замутило.

Руки настолько тряслись, что пришлось немного подождать. Сальман собрался и на этот раз приставил дуло к сердцу.

Ласточки теперь летали низко, охотясь за насекомыми прямо над водой.

Ночью наверняка будет дождь, подумал он.

По небу протянулась белая полоска — пролетел самолет. Понтус снова задумался о своем кошмаре.

Озеро вдруг стало темным, как будто вода почернела изнутри.

Сальман опять взялся за дробовик и сунул дуло в рот, почувствовал, как оно скребет по зубам, ощутил вкус металла.

Он уже тянулся к спусковому крючку, как вдруг услышал шум автомобиля. Сердце затрепыхалось, в мозгу пронеслись самые разные мысли, однако Сальман понимал, что это жена — только она знала, что сейчас он здесь.

Он снова отложил оружие, ощутил, как пульс гудит во всем теле, почувствовал, что его бьет дрожь. Попытался рассмотреть что-нибудь между деревьями, росшими перед домом.

По тропинке к дому шел какой-то мужчина.

Понтус мгновенно сообразил, что это тот самый комиссар, который приходил к ним в офис и показывал фотографию, сделанную Вероник.

Когда Сальман узнал его, в груди поднялось совершенно новое волнение. Скажи, что еще не поздно, то и дело думал он, гребя к берегу. Скажи, что еще не поздно, скажи, что мне не придется заживо оказаться в своем кошмаре. Скажи, что еще не поздно.

И все же Понтус Сальман не стал приближаться к домику. Весь белый, он только потряс головой, когда Йона Линна попросил его подойти. Он не стал вылезать на берег, просто развернул лодку носом к озеру.

Йона уселся на треснувшую, выбеленную солнцем деревянную лавку довольно далеко от домика. Трава и листья деревьев на берегу дышали теплом, мягко плескалась вода.

— Чего вы хотите? — испуганно спросил Понтус.

— Я только что говорил с вашей женой, — спокойно ответил Йона.

— Говорили?

— Да, и я…

— Вы говорили с Вероник? — встревожился Понтус.

— Мне нужны ответы на кое-какие вопросы.

— Времени нет.

— Здесь спешить некуда, — заметил Йона, поглядывая на дробовик в лодке.

— Что вы уже знаете? — вяло спросил Сальман.

Весла мягко покачивались на воде.

— Что оружие, которое продавали Кении, должно пойти в Судан.

Сальман промолчал.

— Что тот снимок в ложе сделала ваша жена.

Понтус сидел, уставившись в дно лодки. Он поднял упавшие весла; по рукам потекла вода.

— Я не могу отменить сделку, — угрюмо сказал он. — Я слишком торопился, мне нужен был заказ…

— И вы подписали контракт.

— Все выглядело бы идеально, даже если бы раскрылось. Можно было бы стоять на том, что мы действовали, не подозревая ничего дурного, никто не оказался бы виноват.