Елизавета I - Маргарет Джордж

– До чего же я счастлива, Чарльз, что вы никуда не едете, – сказала Кэтрин мужу, явно его смутив.

Я оставила их подпирать гобелены и, обернувшись, обнаружила Хансдона, который все это время терпеливо меня ждал.

– Вам понравилось представление? – спросил он, сияя от радости. – Понравилось?

– Очень понравилось. – Кривить душой мне не пришлось. – Это было… несколько необычно, и тем не менее я до сих пор под впечатлением. Оно завладевает всеми твоими чувствами.

– Мы гордимся им. Позвольте мне представить вам Уильяма Кемпа, самого важного актера в постановке.

Актер, игравший ткача по имени Моток, с ослиной головой, поклонился мне.

– Ваша игра меня очаровала, – сказала я. – Мне не терпится увидеть вас в других постановках.

– Другой такой роли у меня никогда не будет, – признал тот. – Может, оно и к лучшему. Дышать внутри этой головы невозможно.

В подкрепление своих слов он заревел по-ослиному.

– Я вижу, вы уже познакомились с нашим ослом, – подскочил к нам Саутгемптон.

Он был, по обыкновению, разодет в пух и прах, и о его появлении возвещал слабый аромат его любимых духов.

– Всего с одним среди множества в этом зале, – ворчливо заметил Хансдон. – Наш двор просто изобилует ослами!

Саутгемптон снисходительно улыбнулся, как будто хотел сказать: «Ох уж эти старые ворчуны».

– Осел в пьесе – комический гений, и только актер вашего дарования мог сыграть его так, что он вызывает у зрителя не только смех, но и сочувствие.

– Благодарю вас, милорд, – сказал Кемп.

– Автор пьесы заслуживает поздравлений. Я, как вам известно, его покровитель, – с гордостью в голосе произнес граф. – Сегодня я нервничал как родитель, надеясь, что его талант найдет отклик у зрителей.

– Мне кажется, Саутгемптон, вы можете выдохнуть с облегчением, – произнес стоявший рядом с ним темноволосый мужчина, который подошел так тихо, что в полумраке я его даже не заметила. – Ибо, если я не ошибаюсь, ее величество на протяжении всего представления улыбалась.

– Позвольте представить вам Уильяма Шекспира, человека, подарившего нам этот сказочный вечер.

Темноволосый мужчина поклонился, и в его ухе блеснула золотая серьга.

– Рада принимать вас сегодня во дворце, – сказала я ему. – До сих пор не могу очнуться от сновидения, которое вы создали на сцене своими словами. Прошу вас, продолжайте писать, радуйте нас новыми фантазиями. Что вы готовите для нас теперь?

– Я сейчас работаю над несколькими вещами, – отвечал он (у него был тихий голос, однако, вместо того чтобы попросить говорить громче, мне отчего-то захотелось наклониться к нему поближе). – Это еще одна комедия, действие которой происходит в Италии; любовная история, тоже в Италии, и потом еще старая добрая английская история.

– Вы написали про Ричарда Третьего и Генриха Шестого и постепенно подбираетесь к нынешним временам?

– До нынешних времен мне еще писать и писать.

– Да, но он работает очень быстро, – подал голос Саутгемптон. – За год может написать несколько пьес, если его не отвлекать.

– Покажите мне того, кто никогда не отвлекается? – покосился на него Шекспир. – Шутка в том, чтобы писать, несмотря на обстоятельства. Или включать их в работу, чтобы заниматься всем сразу.

– Вы молоды, – заметила я. – Этак всего за несколько лет доберетесь до моей коронации. Смотрите, изобразите меня как-нибудь полестнее.

– В вашем случае, мадам, правда не нуждается в лести, ибо ее, как ничто иное, украшают ее собственные сияющие одежды.

– Ох, до чего же искусно вы рядите вашу собственную лесть в сияющие одежды слов, – парировала я.

Да уж, обращался он с ними виртуозно. Надо будет перечитать «Венеру и Адониса» повнимательнее, чтобы посмотреть, какие жемчужины я пропустила.

Они с Саутгемптоном откланялись и удалились.

– Поэты! Драматурги! – фыркнул Хансдон. – Не хотел бы я видеть этих двоих в рядах защитников наших северных болот!

– Тогда мне повезло, что у меня нет нужды требовать от них умения обращаться с оружием вдобавок к умению обращаться со словами, – успокоила я его. – В конце концов, для руководства обороной наших северных пределов у меня есть вы!

Адмирал Говард, отделившись от остальных мореплавателей, подошел и встал за спиной у Хансдона:

– Я хочу отдать вам должное, ваша труппа сегодня играла превосходно. Однако мы еще не повержены.

– А, так вы любите вести сражения на двух фронтах сразу: на море и на сцене, – заметила я.

Говард был покровителем конкурирующей труппы, носившей название «Слуги адмирала».

– Лучше сдавайтесь прямо сейчас, – посоветовал Хансдон, – пока не поставили еще какую-нибудь позорную чушь вроде последней пьесы Марло.

– Чем больше пьес ставишь, тем выше вероятность, что какая-нибудь окажется посредственной. Но это не дает публике забыть нас и оплачивает драгоценности моей жены.

Кэтрин, последовавшая за мужем, нежно погладила рубиновую подвеску.

– Ах, до чего же сложно сделать выбор между «Слугами лорд-камергера» и «Слугами адмирала», в особенности учитывая, что один из них мой отец, а за другим я замужем, – прощебетала она.

Адмирал обнял ее, и Хансдон хмыкнул.

– Адмирал, ваш ведущий актер Эдвард Аллейн, в то время как у вас, Генри, есть Ричард Бербидж. – Я повернулась к Хансдону. – Было бы любопытно, если бы они по очереди сыграли одну и ту же роль, чтобы я смогла их сравнить.

Хансдон снова хмыкнул, выражая свое отношение к этой идее.

– У нас есть Шекспир, а ваш Марло мертв, – поддел он адмирала.

– Но пьесы-то остались, – возразил тот. – Мы можем и дальше играть «Доктора Фауста», «Тамерлана», «Дидону», «Парижскую резню», не говоря уже о том, что «Мальтийский еврей» вернулся на сцену с огромным успехом.

– Жаль, что вы не можете вернуть самого Марло, ибо его репертуар настолько скуден, что людям он весьма скоро надоест.

– А ваш Шекспир неизвестно еще, что сможет написать и надолго ли его хватит.

– Джентльмены, джентльмены, интрига – это же главное достоинство театра, – поспешила я пресечь дружескую пикировку.

Смерть Марло до сих пор оставалась для меня чувствительной потерей, как на сцене, так и в той скрытой от глаз области, в какой применял его таланты Уолсингем. Я ни на миг не поверила в историю о том, что он погиб в случайной драке, получив нож в сердце. Его спутники, все до единого промышлявшие шпионажем на разных хозяев, не случайно оказались в одно и то же время в Детфорде, где он погиб. Я была совершенно убеждена, что им поручили убить Марло. Но кто? Уолсингем докопался бы до правды. Но Уолсингем был мертв, а те, кто сменил его, являли собой лишь бледное его подобие. Я поежилась при воспоминании о позорной истории с так называемым заговором Лопеса, раскрытым